Закон джунглей Степень критики: любая аргументированная
Короткое описание: Жесткая фантастика ближнего прицела, несущая достаточно сильный социальный заряд.
Я сидел в засаде уже второй день. Участок дороги, который я выбрал, подходил как нельзя лучше: колея настолько разбита трелевочниками, что никакой камаз здесь при всем желании не пройдет. С обеих сторон дорогу плотно обступали невысокие кривые ели, спилить которые у браконьеров почему-то не дошли руки, — скорей всего причиной было то, что ели эти выросли чересчур кривые и совсем уж невысокие. Так или иначе, но с дороги было не съехать: вокруг громоздились такие засеки, что их даже пешком преодолеть было невозможно, скорее сломаешь обе ноги, чем проползешь через этот бурелом. Это было мне на руку: я все прекрасно видел, а вот меня не было видно ни с дороги, ни из леса.
По моим расчетам именно в этом месте любой, кто хотел проехать дальше, должен был или увязнуть в грязи или остановиться сам. Меня устраивал любой вариант.
Зверски хотелось курить, но я не мог себе этого позволить — все-таки сидел в засаде. Вместо сигареты приходилось наслаждаться природой: неподалеку я еще вчера заприметил семейку ладных боровиков и три раза успел пожалеть, что занимаюсь сейчас делом.
Осень была в самом разгаре, но погода для наших мест стояла неожиданно теплая. В небесах дурными голосами орали гуси, возвращаясь с юга, а солнце — на тебе! — грело по-летнему. Мне и казалось, что вовсе никакая сейчас на дворе не осень, а самое настоящее лето. Правда, вчера прошел хороший дождик, и на какой-то миг даже почудилось, что вот она — наконец-то решила вступить в права, но нет: сегодня из-за облаков вылезло солнце и опять принялось жарить. Ветра в лесу практически не было: деревья не давали воздуху разгуляться, поэтому припекало сейчас весьма ощутимо, лишь от белого мха несло прохладой и сыростью.
Мне бы в такой денек лучше взять в руки корзину, да пройтись неспешно по известным местам — и пользы и удовольствия было бы больше. Но кто-то должен выполнять и такую работу.
Я погасил в себе недовольство и принялся ждать дальше.
Сегодня у нас была суббота, и потому сегодня они обязательно появятся. Ведь как они живут: в обычный день — законопослушные граждане, патриоты своей малой и большой родины, а как только настает выходной — так они сразу в лес. Но самое-то обидное, что к голосу разума ну совершенно не прислушиваются. Им говорят по радио, для них пишут в газетах, им показывают ролики по ТВ — социальная реклама называется, а толку как не было, так и нет.
Ну, да ладно, мне-то что, это ведь их дело, их выбор. Только пусть потом не говорят, что не предупреждали.
Я прислушался: издалека донеслось мощное басовитое гудение — где-то медленно и натужно перла машина. Это хорошо, это в лесу всегда так: сначала ты слышишь и только потом видишь — деревья кругом все-таки.
Я подтянул поближе свой калаш, отщелкнул магазин, осмотрел — сверху хищно блеснул патрон — прицепил магазин на место, передернул затвор.
Что же, всякое ожидание когда-нибудь заканчивается, и тогда начинается работа.
Я выдвинулся из-под корней огромной сосны, опрокинутой на бок да так и оставленной, чуть к дороге, так, чтобы можно было неожиданно выпрыгнуть, словно чертику из табакерки — эффект неожиданности — и расслабился. Накручивать себя мне было не нужно, давно уже не мальчик, третий год работаю в одиночку, а из скольких передряг живым выбрался — считать устал. Голова у меня холодная, рука твердая, и прицел, стало быть, верный — что еще в моем деле нужно? Чуть-чуть везения, но уж его-то у меня точно всегда было в избытке. Не всем так везет, как мне. Сколько коллег я за эти три года схоронил — а мне вот ничего: и пуля в лесу меня не берет, и в городе-то взять меня не получается.
Из-за поворота показался заляпанный грязью по самую крышу камаз и, сшибая ветки клешней гидроманипулятора, выросшей позади кабины, медленно поплыл мне навстречу. Через десяток метров двигатель истошно взвыл, и камаз встал, — похоже, водитель понял, что без трактора здесь дальше не проехать.
Встал он хорошо: прямо там, где я и рассчитывал. Теперь ему была только одна дорога — туда, откуда приехал, и оставалось посмотреть, как быстро до этого додумается водитель, ну и те, кто там с ним.
Сколько их сидит в кабине, мне отсюда было не видно — уж спасибо солнцу — лобовое стекло сильно бликовало, поэтому я не стал пороть горячку, а сидел тихо и спокойно ждал. Ждал ведь я два дня? Подожду и еще минуту, ничего со мной не сделается, тем более что вот они, передо мной, и никуда уже отсюда не денутся, не отпущу уже я их отсюда живыми.
Вот сейчас откроется дверка, и водитель спрыгнет на дорогу глянуть, что да как, потом откроется другая, и появятся его пассажиры. А я в свою очередь тоже гляну: что у них в руках, как они настроены, тогда и начну действовать. Может статься, будет лучше их прямо отсюда перещелкать. Мне ни к чему лишний раз под пули подставляться: у меня сын этой осенью в третий класс пошел, а дочка — в первый. Мне не о себе, о них думать в первую очередь надо.
Двигатель глухо урчал на холостых оборотах, разбавляя лесную тишину. Хлопнула дверь, и перед вставшим камазом появился водитель — поперек груди кожаный ремень, на ремне — обрез охотничьей двустволки. Я хмыкнул, пока все складывалось в мою пользу: с одним обрезом от калаша не отбиться.
Снова хлопнула дверь, и перед машиной показались еще двое — пассажиры. Я слегка сдвинул брови: это были подростки, один чуть постарше — лет восемнадцати, второй моложе — примерно шестнадцати. На взгляд оба без оружия.
Водитель что-то сказал им, они согласно кивнули, а потом оглянулись на лес и переспросили. Тогда водитель махнул рукой, сдвинул обрез на грудь, повернулся и двинул назад по дороге. Машину что ли решил обойти? Ребятишки переглянулись и двинулись в мою сторону, а я в недоумении пополз назад под корни своей сосны.
Интересно было, что же такое они задумали? Неужели водитель учуял ловушку и задумал рискнуть молодыми, — ищет меня, стало быть? Но для чего ему тогда уходить? Он должен был сейчас залечь у колеса и пристально следить за своими помощничками. Занятно... Будь этот мужик тертым калачом, он бы вообще молодых с собой в лес не взял. От них же никакой пользы, они ведь даже не вооружены! — полягут сразу, так и не успев ничего сделать.
Я осторожно выглянул на дорогу. Подростки сунулись к лесу, немного постояли, что-то бурно обсуждая, потом схватились за толстенное бревно, дернули, пытаясь вытащить — куда там! Еще бы, здесь такая засека, на танке не проедешь, а они — руками.
Они отпустили бревно, нахватали с земли сухих веток и поволокли к машине. Все оказалось гораздо проще, чем я думал: никто никого не искал, мужик просто хотел проехать дальше и велел подросткам навалить в колею веток. Что же, похвальная смекалка, да и мне, пожалуй, так удобней будет с ними разобраться.
Я бесшумно выкатился из-под корней и неслышно — по мху, как по огромному ковру — пошел за ними, слегка пригнувшись, оружие наизготовку, хотя можно было бы и попроще, в полный рост, не скрываясь. Они ведь что твой слон в посудной лавке — шумели сильно, сразу видно — городские. Уж на что я сам из города, но к своим годам все же выучился в лесу не шуметь, смотрю вот хотя бы, куда ногу ставлю, чтобы ненароком на шальной сучок не ступить.
Идут они так, валежником трещат, треплются без умолка, и ничего за собой не слышат. Тут бы я их и взял бескровно, но выворачивает неожиданно из-за камаза водитель, глаза округлил, меня увидев, и руками за свой обрез — хвать. Не знаю, как бы все дальше могло получиться, и загадывать не хочу, но одно скажу точно: он в меня попасть мог. Детишки линию огня ему перекрывали, конечно, но, если бы он захотел, — попал бы. Если бы вот так стрелял, от живота то есть, а не тянул свой обрез к плечу.
Я рванулся, сходу поддал одному парню, задел прикладом другого и, почти не целясь — да и что тут целиться? пять метров всего — я с такого расстояния еще никогда не промахивался — влепил мужику пулю в лоб. Брызнуло красным, где-то невдалеке гулко ударила в ствол пуля, и для водителя все закончилось. Он мешком рухнул в грязь, все еще судорожно сжимая рукоять обреза, — так и не выстрелил.
Хорошо. Первый.
Я повернулся к молодым. Тот, которому досталось меньше, упорно, падая и снова поднимаясь, оставляя на ветках по лоскутам свою одежду, полз через бурелом, а в руке у него матово и недобро так отблескивал... пистолет.
Кажется ПМ. Ну да, точно он.
Сердце у меня ухнуло куда-то вниз, да там и осталось, а руки автомат сами подняли, и палец сам крючок потянул. Бахнуло, парень завалился на бок, ломая ветки и суча ногами, — ох и намаялся я потом, вытаскивая его оттуда.
Второй парень лежал в отключке. Наверное, хорошо ему прикладом досталось, хотя мне-то казалось, я его только слегка задел. Пришлось связать, памятуя о том, что у того, постарше вопреки моим ожиданиям оружие все-таки нашлось. Такие ошибки дорогого стоят, не струсь парень, меня сейчас уже и не было бы. Впрочем, каждый рано или поздно ошибается, главное — сделать выводы. Я — сделал.
Связал я парня, плеснул в лицо из фляги, ударил по щеке, пришел он в себя. Что мне с ним теперь делать, я ума не прилагал. Не случалось со мной раньше такого, чтобы на дело мальцы супротив меня ходили. Решил для начала поспрашивать: кто таков, сколько лет, в курсе ли родители, где их дорогой сыночек пропадает. Оказалось, лет ему даже четырнадцать, а не шестнадцать, как я поначалу думал, и родители, естественно, ничего о том, чем их сын в свободное время занимается, не знают. Понадобились ему, видите ли, деньги на какую-то компьютерную хреновину, а просить было стыдно, вот и решил заработать. За самостоятельность я его похвалил, а о том, что любой другой способ заработка был бы лучше — это он и без меня уже понял. Раньше он ничем таким не занимался, да и в этот раз ехать не хотел, но — спасибо приятелю: уговорил. Ну, больше уже ни на что не уговорит.
Грозящую опасность парень себе не представлял, а если бы представлял, не поехал бы. Конечно, все так говорят, а то, что в газетах пишут, не читают, что по телевизору показывают, не смотрят, и радио заодно не слушают.
Оказалось — ну надо же! — парень, и правда, и газет не читал и телевизором не увлекался. Какой-то странный, ей-богу.
Я крякнул и уселся рядом. Что-то с ним делать надо было, вот только что? Мысли в голову мне лезли сплошь нехорошие. Поступить с ним так, как обычно поступал с матерыми бандитами, я не мог: ведь я же не зверь, но и отпускать так просто не следовало. Необходимо было найти какое-то решение. Педагогическое.
Примерно с минуту я сидел, размышлял, курил — теперь было можно, и решение пришло, простое и в чем-то даже, на мой неискушенный взгляд, элегантное, то самое — педагогическое.
Успокоив заранее парнишку, я достал из-за голенища сапога нож.
Метка на лбу — чем не решение? Тут и слово «лес» подошло как нельзя лучше: чтоб и люди знали, кто он таков, и сам, чтоб больше не оступался. Процедура, конечно, болезненная: по живому все-таки, да и с людским отношением ему еще предстоит столкнуться, но это лучше, чем валяться в грязи с дыркой в голове. Ничего, малец подрастет и поймет, что жизнью своей мне обязан. А метка — это так, глупость: вот заработает деньжат и сделает операцию, пересадит на лоб новую кожу. Откуда? Да откуда угодно — хоть с задницы! — смотреться будет лучше, чем раньше. Современная хирургия творит чудеса. А пока уж придется меченным пожить. Раньше думать надо было, когда в лес ехал.
Сказано — сделано, а потом я и группу вызвал: надо было трупы убрать, зафиксировать все, как положено, составить необходимые отчеты, протоколы, заполнить документы, ну и так далее, — все, что в таких случаях положено. Я группу дождался, сдал пацана им с рук на руки и двинул в контору. Мне и самому предстояло писать рапорта, заполнять протоколы — отчитываться.
В конторе у нас было как обычно, то есть пусто. Все наши были сейчас в разъездах, и только Петрович неизменно сидел в своем кабинете за стеклянной стеной и шуршал свежей прессой. Первым делом я сунулся к нему, показаться живым, поздороваться — даже свой калаш в оружейку не сдал.
Сказал я Петровичу, что все в порядке, хотя мои предположения, к сожалению, и подтвердились: ездил там один гад, рубил, но проблема улажена, не извольте беспокоиться. Следственная группа прямо вот в это время там работает: пакуют, обмеряют, фотографируют, отчеты представят позже. А Петрович с кресла поднялся и жестом меня остановил, мол, знаю, знаю, работают, не сомневаюсь. Затем попросил меня присесть и начал с обычных слов: объявляю, мол, тебе от лица всего районного лесничества и от себя лично благодарность, — и так далее. Слова неплохие, но столько раз уже слышаны, что мимо сознания проскочили, не задерживаясь, в одно ухо влетело, из другого вылетело. А Петрович все не умолкал: согласно поправке к «лесному закону» тебе, боец, полагается премия в размере трети от сэкономленных для нашего государства денег. Это было что-то новенькое, в прошлый раз Петрович о премии даже не заикался. Я сразу прикинул: если машина леса на рынке стоит около шестидесяти тысяч, то получается, премия мне выходит очень даже неплохая. Хорошая такая премия.
Тут Петрович остановился и подозрительным голосом спросил, сколько у меня было выходов за последний месяц. Я ему честно ответил, что вот это уже по счету номер пятый, но если надо, то я хоть сейчас готов обратно в лес. Петрович рукой на это махнул и сказал, что премия премией, а от себя лично он меня тоже полное право имеет наградить, как первого удостоенного, так сказать, ну вот хотя бы тремя днями отпуска. Я поблагодарил. Отпуск лишним не будет, ведь у меня еще картошка на огороде не выкопана: как-то не досуг ею было заниматься — все в лесу, да в лесу.
Потом Петрович, наконец, отправил меня писать рапорт. Я встал и — надо же было такому случиться! — калаш грохнул об пол с высоты всех моих ста девяноста сантиметров. Петрович насторожился и будто бы только сейчас заметил у меня автомат. Вообще-то у нас с этим всегда было строго: с оружием появляться в офисе запрещено, а нарушители отправлялись сразу же и прямиком на гауптвахту — ворочать конфискованные балансы и грузить вагоны.
Я напрягся, не зная чего ждать. Интересно получалось: вот только что Петрович меня награждал, а сейчас тут же и покарает.
Он зачем-то принюхался, и так это у него недобро получилось, что я, не откладывая, принялся с премией прощаться.
Однако, буря миновала: Петрович сделал вид, что ничего не произошло, лишь шумно выдохнул и хищно прищурился. Потом, словно действительно ничего не случилось, поинтересовался, сколько было мертвецов на этот раз. Я ответил, что всего двое и еще одного подростка удалось живьем взять. Петрович нахмурился, вздохнул и завел на тему падения нравов, мол, вот уже и подростки начали заниматься лесным браконьерством, и к чему с таким отношением придет наше общество лет эдак через двадцать.
Ну, возможно, сейчас все было уже и не так плохо, как могло показаться. Вот три года назад обстановка была гораздо, гораздо хуже: лес рубили вообще все, кому не лень, машины шли, не останавливаясь, ни днем, ни ночью — вот тогда, действительно, ничего хорошего нас в будущем не ждало бы. Слава богу, вышел «лесной закон», позволивший отстреливать браконьеров любому желающему, — наверное, кто-то в Думе, застигнутый врасплох неурочным приступом патриотизма, посчитал уплывающие на Запад денежки и ужаснулся. Наши лесничества были спешно реорганизованы, получили автоматическое оружие и широкие полномочия. С тех пор ситуация стала медленно, но верно выправляться.
Рубят, конечно, рубят и сейчас, но уже все меньше: повыбили мы самых-то вредителей, да и те ведь не дураки — отлично понимают, что лучше пытаться честно прожить на зарплату, чем погибнуть зазря. Мы ведь, если в лесу не застрелим, так домой придем.
С такими мыслями вышел я от Петровича.
Рапорт писать сейчас не хотелось, и я не стал задерживаться в офисе, решил, что лучше напишу дома, а вечером перешлю электронной почтой, к тому же вернулись ребята из следственной группы — я столкнулся с ними в дверях — стало быть, Петровичу сейчас будет не до меня.
Да, «лесной закон» оказался своевременным. Рубка леса приобрела катастрофические масштабы, и другими средствами остановить ее не представлялось возможным. Может быть, правда, средства были выбраны чересчур жесткие, но, наверное, это было необходимо.
Мы выходили в лес, имея с собой автоматическое оружие, и приказ: пленных не брать. Мы вершили скорый суд, мы были в одном лице и судьями, и прокурорами, и адвокатами. И палачами. Прямо на месте, в лесу мы и выносили приговор, и помилованных за все три года работы еще не было. Каждый лесной браконьер, встреченный нами на лесной тропе, обязательно был наказан. Многие сомневались, что заслуженно, — городские жители, законопослушные граждане — они никогда не были в лесу и не видели того, что с ним сделали.
Наша логика была проста: рубишь, значит, воруешь, подрываешь благосостояние родного государства, следовательно, — получи заслуженное. И нечего потом обижаться. Думаю, все правильно, ведь если человек не понимает обычных слов, значит, с ним говорят на другом языке, на том, который он понимает, — на языке оружия.
Я свернул на березовую аллейку, ведущую к дому. Навстречу мне шли люди — простые и открытые лица, у каждого в жизни свои заботы. Пожалуй, именно для них я и старался, для них рисковал своей жизнью. Я хотел, чтобы у них, а если не получится, так хотя бы у их детей, было какое-то будущее. А для себя мне, в общем-то, ничего и не было нужно.
Пусть мы оставляем семьи без отцов и мужей. Пусть нас за это ненавидят. Но уже завтра, или, может быть, через год, через десять лет страна окрепнет — благодаря нам! — и эти люди уже скажут нам спасибо. Они станут жить лучше, они получат то, о чем не могли раньше даже мечтать, и это будет целиком наша заслуга — мне достаточно одной этой мысли. Пусть они проклинают нас сейчас, им простительно, ведь они не могут видеть того, что видим мы. Наша профессия опасна и не популярна, что ж, но так часто и бывает с теми, кто смотрит в будущее.
Легкий ветерок ласково огладил золотые ветви берез. Несколько листьев сорвались и заскользили вниз. Я обошел лужу, в ней отражалось не по-осеннему голубое небо. На душе было легко и радостно — от прекрасной погоды, от неожиданной премии, от хорошо проделанной работы. Я даже принялся строить планы на предстоящие три дня.
Ветер усилился, из-за белых стволов прямо на дорожку полетели обрывки газет и какие-то замасленные, мутные куски полиэтилена. Я повернул голову: рядом с аллеей густо пересыпанные золотыми листьями неопрятной кучей лежали черные мусорные пакеты, неизменно прорванные, — их бока вздувались и опадали под порывами ветра, теснились картонные коробки с потускневшими от дождей картинками и размашистыми иностранными надписями, распространяя вокруг запах гнили, валялось совершенно неопределяемое тряпье.
Хорошее настроение медленно улетучивалось.
Я стоял и думал.
Есть в нашем мире такие люди — серые, блеклые, не выдающиеся. Они способны только забирать и ничего не способны дать взамен — это и отличает их от настоящих людей — они не творцы, они — потребители. Их волнует только собственная персона, и ничего больше. Единственное, в чем они кровно заинтересованы —урвать побольше, сытно кушать да сладко спать, а какой ценой все это достанется — не важно. Они ограничены, но во исполнение своих замыслов демонстрируют просто дьявольскую хитрость. Если требуется, то к своей цели они идут по головам, и чтобы попасть в свой рай, не поступаются ничем. Девиз их: после нас — хоть потоп.
Именно такие люди и рубили наш лес. Они и к родному городу относились совершенно по-свински.
Мне очень понравилось. Видно, что над рассказом хорошо поработали. Смутило следующее: - Название рассказа. Лес все-таки отличается от джунглей. Что-нибудь вроде "Лесной Закон", более точно отражает описанное. - Как мог он грохнуть их без разбора? Может у них пропуск был и разрешение на законную вырубку? - "калаш грохнул об пол с высоты всех моих ста девяноста сантиметров." - красиво получилось, но калаш, наверное, у него на плече висел и не падал с макушки головы.
Все же, эмоциональная нагрузка позволяет не обращать внимания на подобные моменты.
Не пойму одного. Рассказ публиковался? Если нет, зачем держать его при себе два года... Он уже давно готов. Если зацикливаться на каждой мелочи, можно и после пяти лет периодического просматривания, обрадоваться очередной найденной ошибке.
Осень была в самом разгаре, но погода для наших мест стояла неожиданно теплая. В небесах дурными голосами орали гуси, возвращаясь с юга Ну это по-моему детсадовцы знают, что гуси осенью на юг улетают, а не возвращаются.
Вообще меня напрягает, когда делается следующая схема. Сначала несётся полная ерунда, чтобы читатель медленно обалдевал от того, что происходит. А потом ближе к концу говорится: а вот, на самом деле всё вот так-то и так-то. Причём в явном виде. Герой рассказывает что да как происходило, вспоминает историю ни с того ни с сего, на пустом месте. По-моему стоит дать ему повод. Я бы посадил героя на скамеечку у подъезда. Ну там солнышко светит, птички поют, устал как лось... А на скамеечке пусть лежит вчерашняя газета с заголовком нечто вроде: "Правозащитники протестуют против лесного закона". Вот пусть и скажет, что по этому поводу думает. Совсем несложно, а рассказ от этого только выиграет.
Ну, что вы! Я не согласен, мне еще многому нужно научиться.
2ANIMA
Большое спасибо за аргументированную критику. Хотелось бы всегда видеть в отзывах подобное. Жаль, не всегда действительность совпадает с нашими желаниями.
Ваши замечания очень ценны для меня, пусть и не везде вы безусловно правы, наверняка принимая иногда элементы стиля за ошибки и, быть может, рассматривая предложения вне контекста... хе-хе, не могу не упомянуть — зачем-то принимая за основное значение хороших слов неизвестно кем и неизвестно когда введенные пошлые (вот и Сергей Иванович с Владимиром Ивановичем головами кивают). Но все это не важно, я вас хорошо понял, даже не смотря на то, что вы и называете речевую избыточность словами-сорняками. Все замечания принимаются, текст обязательно будет переработан.
> Я думала, что они улетают от холода.
Аплодирую, стоя аплодирую единственному человеку, заметившему! Хочу признаться: этому рассказу уже два года как, его видело множество людей, но ни один — ни один! — не указал на тот факт, что гуси действительно осенью летят не с юга, а на юг! Как жаль, что я не могу сейчас пожать вашу руку! Вы не подумайте только, я серьезный человек и не склонен так шутить, но этот момент был оставлен специально как датчик внимательности читателя.
Несогласна с .РУ насчет того, что автору здесь делать нечего. Стилистические ошибки довольно грубые. Например уже в самом начале: Я сидел в засаде уже второй день. Участок дороги, который я выбрал, - я пишу комментарий. текст который я выбрала... Чувствуете? Следите за повторами. Их у вас много по всему тексту. Дальше аналогичные ошибки указывать не буду. посмотрите сами. колея настолько разбита трелевочниками, что никакой камаз здесь при всем желании не пройдет. С обеих сторон дорогу плотно обступали невысокие кривые ели, спилить которые у браконьеров почему-то не дошли руки, - вначале вы ставите глаголы в настоящем времени: дорога разбита; дальше снова переводите в прошедший: дорогу плотно обступали ели. Сейчас не обступают? Их спилили все-таки? То же самое. дальше аналогичные не отмечаю. Так или иначе, но с дороги было не съехать: вокруг громоздились такие засеки, что их даже пешком преодолеть было невозможно, скорее сломаешь обе ноги, чем проползешь через этот бурелом. Это было мне на руку: я все прекрасно видел, а вот меня не было видно ни с дороги, ни из леса. - одно сплошное БЫЛО. Старайтесь избегать подобные слова без надобности. Сравните: Так или иначе, но с дороги не съехать: вокруг громоздились такие засеки, что их даже пешком преодолеть невозможно, скорее сломаешь обе ноги, чем проползешь через этот бурелом! Это было мне на руку: я все прекрасно видел, а вот меня не видно ни с дороги, ни из леса. К словам-сорнякам еще относится бессмысленное употребление личных местоимений. В небесах дурными голосами орали гуси, возвращаясь с юга, а солнце — на тебе! — грело по-летнему. - хм...я что-то путаю или живу в другом полушарии? Разве гуси осенью возвращаются с юга? А не наоборот?.. Я думала, что они улетают от холода. или это от слишком затянувшегося лета гуси вдруг решили вернуться обратно? Вот оно, глобальное потепление... деревья не давали воздуху разгуляться, поэтому припекало сейчас весьма ощутимо - опять шутки со временем: Девочка шла сейчас. Припекало сейчас весьма ощутимо. Мне бы в такой денек лучше взять в руки корзину, да пройтись неспешно - вот он, след Ворда...: союз ДА в вашей ситуации выступает как соединительный (=и), значит у вас однородные члены предложения и запятая перед ДА не нужна. Вот если бы выступало в значении =но, то запятая была бы нужна. Я прислушался: издалека донеслось мощное басовитое гудение — где-то медленно и натужно перла машина. - ну это ВАЩЩЩЕ БЛИН... мои бедные ушки... если б не цензура, я б спросила, кого же машина так жестоко? У вас слишком много просторечных выражений. где-то это можно принять за индивидуальный стиль, это даже неплохо, но перегибать палку не стоит... Голова у меня холодная, рука твердая, и прицел, стало быть, верный - перед И не нужна запятая. Бахнуло, парень завалился на бок, ломая ветки и суча ногами, — ох и намаялся я потом, вытаскивая его оттуда. - откуда? Из бурелома? Слишком много указаний мест, чтобы так смело указывать на ЭТО, ТУДА, ОТТУДА. Внимательнее. Они и к родному городу относились совершенно по-свински. - СОВЕРШЕННО стоит убрать, ну "слишком лишнее".
А вообще произведение интересное. понравилось. И ошибки, на которые указала, в основном только в начале. Читается тоже хорошо. Конец правда немного смущает...ведь и герой тоже относится к обществу "потребления"... Хотя. идеи они и не могут всем нравится и всеми пониматься. Хороший рассказ.
И последнее. пунктуационные ошибки есть, но не указывала на большинство.
Сюжет и композиция идеальны и ровны. Некоторое - немаленькое - количество стилистических огрехов, все мелкие. Почти что ни одной пунктуационной ошибки. Поставленная в кратком описании цель достигнута.
0
У вас слишком много просторечных выражений. где-то это можно принять за индивидуальный стиль, это даже неплохо, но перегибать палку не стоит... 