АКСЕЛЕРАТЫ-3, ТРАНЗИТ, ИЗ ДНЕВНИКА ПОЛИНЫ (эпизод 1 из 5)
14 августа 2598 года
Раньше я бы ни за что не подумала, что, как какая-нибудь расфуфыренная барышня, буду писать дневник. А теперь придётся. Вокруг меня начинает происходить много такого, о чём, мне кажется, будет небезынтересно вспомнить в дальнейшем.
Многие великие люди писали дневники. Чем я хуже их?
Чтобы начать по порядку, придётся собрать в одно целое события многолетней давности.
В середине прошлого века Александр Викторович Горский впервые вывел эмпирическим путём существование агрессивного инопланетного разума. Нет, к тому времени уже были обнаружены три негуманоидных цивилизации. Но говорить об угрозе человечеству с их стороны было просто смешно. У них была принципиально другая психика, диаметрально противоположный человеческому менталитет. Они предпочитали заниматься внутренними психическими проблемами и не стремились ни к какой экспансии, даже из одного муравейника в другой. Тем более, им не нужен был космос.
Эти расы были настолько похожи друг на друга и не похожи на нашу, человеческую, что земные учёные на полном серьёзе стали говорить об избранности Homo sapiens и об особенных задачах, которые Творец предназначил человеческому роду.
Именно в это время начал публикации Александр Викторович Горский – тогда ещё никому не известный двадцатилетний молодой человек. Это сейчас его биографии есть во всех учебниках, справочниках и энциклопедиях.
Не могу сказать точно, как именно, (моего интеллекта не хватает, чтобы одолеть даже предисловия его работ), но каким-то образом, чисто эмпирическим путём, Александру Викторовичу удалось доказать, что в очень скором времени Земле угрожает угроза со стороны агрессивного космического разума.
Только представьте себе, насколько обоснованными должны быть гипотетические философские выкладки, чтобы человечество всерьёз заволновалось!
Объединёнными усилиями Земли и планет, которые были заселены к тому времени землянами, начал строится боевой крейсер. Назвали его «Звезда смерти». Есть такой старый двухмерный фильм, «Звёздные войны», там точно такой же крейсер, название взяли оттуда. Только настоящая «Звезда смерти» была гораздо больше киношной. Во всех телепередачах объём этого крейсера сравнивали с Луной.
Крейсер строили шестьдесят восемь лет. Номинально главным ответственным считался сенатор Земли. Точнее, человек, который занимал эту должность, сенаторы менялись раз в пять лет. Никто, каким бы хорошим он не был, не имел права идти на второй срок. Так было до тех пор, пока на этот пост не вступил мой папа. Я до сих пор не понимаю, как получилось так, что его выбрали на второй срок. Сам папа говорит, что вокруг не было достойных кандидатов. Мне же кажется, что это просто потому, что он оказался лучшим из всех. По крайней мере, в отношении ко мне он никогда не делал такого, за что ему было бы передо мной стыдно. Даже ни разу не повысил на меня голос. Согласитесь, такого отца найти трудно.
Впрочем, это всё лирика.
История с крейсером закончилась самым неприятным образом: за несколько дней до его первого вылета на орбиту он исчез. Для непрофессионалов могу объяснить абсурдность сложившейся ситуации. В момент исчезновения на «Звезде смерти» было больше двух с половиной тысяч человек. Он со всех сторон, словно ёж иглами, был утыкан передатчиками и приёмниками. В конце концов, от одного его веса пространство искривлялось настолько, что астрономы-гравитационники периодически жаловались, что само присутствие «Звезды» в солнечной системе мешает в полном объёме проводить научную работу.
И вот такая громадина исчезла. Буквально в несколько секунд. Без всяких следов. Будто её никогда не было.
Само собой, люди в военном совете Федерации не отличались особенными мистическими наклонностями. Если произошло нечто сверхординарное, то в этом кто-то виноват. Кто-то такой, кому можно предъявить ордер на арест. В духов и во всяких привидений они не верили в принципе. Чтобы умыкнуть такую громадину, подумали они, нужно обладать властью. Очень большой властью. Настолько большой, что и представить себе трудно.
Крайним оказался мой папа. Из тех сообщений по Интернету, что я успела прочитать перед отъездом, я сумела уяснить, что его просто-напросто подставили. Причём очень хитро и грамотно. Никогда бы не подумала, что на одного человека можно вылить столько грязи. Даже заслуги поставили в вину; припомнили второй срок его сенаторства.
Не представляю, как папе удалось успеть отправить меня на Весту-5. И, тем более, не представляю, как мне удалось улететь. Я покидала Солнце-3 вечером, к этому времени папа уже полдня сидел под стражей.
Не скажу, что сейчас я особенно за него опасаюсь. Во-первых, обвинения против него абсурдны, во-вторых, твёрдо убеждена, что он сможет выкрутиться из любых ситуаций. Иначе бы он не был сенатором Земли. Просто неприятно, что такое вот случилось.
Жизнь дочери сенатора, мне кажется, имеет больше минусов, чем плюсов. Как бы я хотела, чтобы папа был каким-нибудь послом или министром! Насколько проще жилось бы тогда и ему, и мне!
Недавно я познакомилась с Пьером. Он – таксист, вёз меня из космопорта в Жардэнроз. Пьер – довольно хороший парень. По крайней мере, я ему сразу доверилась, ещё на стоянке, и, чем больше проходило времени, тем больше и больше он мне нравился. Подумать только, даже книги, несмотря на разницу в возрасте, мы читаем одинаковые!
И, что самое печальное, я почти уверена, что, когда я сказала ему при прощании, кто я такая, он перестал ко мне относиться так, как раньше. Он считал меня за обычную девчонку, которая упивается своей недавно обретённой самостоятельностью, тычет своим удостоверением всем и каждому по поводу и без повода; вообще, делает множество по-детски глупых вещей. И пусть бы он так считал. Вообще, я заметила, что всем взрослым нравится общаться с маленькими глупенькими девочками. Пьер слегка насмехался надо мной, слегка подтрунивал, в каждом его жесте, в каждой фразе было видно некоторое пренебрежение. Я даже это готова была вытерпеть. А потом из-за какого-то глупого девчоночьего озорства... Сомневаюсь, что теперь Пьер относится ко мне иначе, чем все те, кто меня окружает... Как я устала от всего этого!
Я знаю, что некоторые девчонки из нашего класса пишут дневники. Видела некоторые записи и была очень удивлена тем, что многие, делая записи, обращаются к дневнику, словно к живому существу. Сейчас я замечаю то же самое у себя. Хочется признаться в одной вещи. Именно дневнику – и никак иначе. Вчера мы здорово повздорили с Пьером. Он сказал, что у нас дома проводился обыск. Я только представила, как какие-то подозрительные типы роются в моих вещах, что разозлилась, причём настолько сильно, что наорала на Пьера, сама даже не помню, из-за чего, а потом два с половиной часа играла сама с собой в крестики-нолики. На компьютере. А Пьер, наверное, думал, что я что-то печатаю. Даже поглядывать стал на меня как-то уважительно.
Сколько папа не пытается отучить меня от вспыльчивости, иногда всё-таки прорывается. Виновата. Исправлюсь.
Действие моего дневника начинается на планете Веста-5. Если честно, это такое жуткое место, что даже представить себе невозможно. Я сразу подумала, что каникулы у меня начинаются – лучше не придумаешь. Точнее, думаю я это постоянно, с тех пор, как папа подошёл ко мне и сказал, что совместная поездка на Канопус-4 отменяется.
С этого момента всё у меня стало идти наперекосяк. Чего стоит хотя бы история с тем, как один папин знакомый – хакер - запер меня в каюте звездолёта, и я думала, что вообще никогда оттуда не выйду. Это отдельная история, как-нибудь я об этом напишу.
Ещё в пути, очутившись в новой каюте и получив доступ к своим личным вещам, я сразу же вывела на экран личного компьютера всю возможную информацию о Весте-5 (у меня на квазодиске загружен полный вариант галактической энциклопедии). Всё, что я узнала, ввергло меня в уныние.
Местное название Весты-5 – Цитрея. У меня это сразу вызвало смутные ассоциации с лимоном. Не знаю, почему, скорее всего это название пришло из латыни. Освоение Цитреи началось около 2050 года, при первой волне эмиграции. Планета пережила все колониальные болезни, самой главной из которых было требование независимости от Земли. Это было выражено в ультимативной форме, и настолько резко, что между двумя планетами чуть не вспыхнула война. Всё обошлось мирно. Благо, космические войны – это очень редкое явление.
Цитрея имела достаточно природных ресурсов, чтобы прокормить своих обитателей и даже что-то отправить на экспорт на ближайшие планеты. Проблема была в другом: Веста-5 начала резко отставать в техническом развитии. Это была классика развития обычной планеты, вышедшей из-под колониальной зависимости. Механизмы ломались, не хватало людей, чтобы их чинить, а новые закупать было дорого. Как любая планета с хорошим климатом, Цитрея относилась к разряду аграрных, поэтому большинство поселенцев были фермерами. Они бросали трактора, косилки, комбайны и переходили на более простые – косы, плуги и тому подобные средневековые орудия труда. Уровень развития постепенно понижался до феодального.
На уроках социологии я видела ролики о таких планетах. Жуткое зрелище. Особенно по сравнению с Землёй.
Успокаивает только одно: на Цитрее упадок только начинался.
Перейду непосредственно к событиям сегодняшнего дня.
Про Пьера больше писать не буду. Почти уверена, что мы с ним больше никогда не встретимся. Достаточно того, что он меня привёз по написанному папой адресу, я сказала ему, что мой папа – сенатор, и этим будто подвела большую жирную черту под нашей дружбой. Жаль...
У моей сумки сломались колёсики. Сразу два. Это было достойным окончанием поездки. Хорошо, что всё это случилось уже тогда, когда я находилась в нескольких шагах от нужного дома. Точнее, тогда я ещё только полагала, что приехала правильно, но не была до конца в этом уверена. Папа наспех нацарапал на листике бумаги адрес, кто знает, вдруг он в ошибся в какой-нибудь мелочи вроде номера дома? Понимаю, это звучит абсурдно: отправить своего ребёнка на отдалённую планету с кусочком бумажки в руке. Но папу можно понять: он меня просто-напросто спасал. В самом пошлом смысле этого слова.
То, что новоявленные родственники никакого понятия о моём приезде не имели – в этом я была почти убеждена. Необходимость долгих и запутанных объяснений энтузиазма мне тоже не прибавляла. Поэтому можно представить, о чём я думала, влачась по аккуратной асфальтовой дорожке к крыльцу, которое возвышалось вдали словно трон какого-нибудь древнего правителя. Сломанную сумку я оставила около калитки. Катить её я кое-как могла, но протащить просто так – это было выше моих сил. С обоих сторон дорожка была усажена пышным кустарником с большими розовыми цветами. Крыжовник? На Земле у него цветы гораздо меньше. Впрочем, почти все земные растения в условиях, отличных от земных, мутируют почти до неузнаваемости.
Прямо посреди дорожки лежала пластиковая лейка без носика. Я аккуратно обошла её. Жуткий бардак! У нас дома предметы садового инвентаря никогда под ногами не валяются.
Палисадник стал чуть ниже, я остановилась и приподнялась на цыпочки, заглядывая в глубину сада. Ветхий сарайчик, рядом – плазмоцикл, довольно потрёпанный, но, похоже на ходу; несколько скамеек, стоящих друг напротив друга; нечто, похожее на беседку; качели. Ничего интересного. Я пошла дальше.
И тут из кустов, прямо мне под ноги выкатился робот. Небольшой, размером с ладонь.
- Здравствуйте, - густым басом поздоровался он. И уехал обратно. Я успела заметить только тоненькие усики антенн и глаз на конце гофрированной трубки.
Любого человека можно испугать простым похлопыванием по плечу, нужно только застать его в том месте, где он, по собственному глубокому убеждению, находится один. Это называется эффектом неожиданности.
Я испытала это на себе. На Земле с такими роботами балуются дети. На любой другой планете, держащейся в русле современной цивилизации, подобные игрушки тоже не редкость. Но здесь...
Я некоторое время смотрела в то место, куда исчезло механическое устройство, и, когда потревоженная им трава перестала качаться, двинулась дальше. Теперь я уже внутренне была готова ко всяким сюрпризам. Эта моя готовность оказалась очень кстати.
Только я взошла на крыльцо и подняла руку, намериваясь постучать, как дверь распахнулась. На пороге возникла женщина необъятных размеров. Я даже сделала шаг назад, то ли от неожиданности, то ли чтобы разглядеть её полностью. Она была в цветастом платье и в крохотном (по сравнению с её фигурой) фартуке.
- Здравствуй, милая! – Запричитала женщина. – Как доехала? Хорошо?
Именно «запричитала», по-другому её стенания назвать было трудно.
Я кивнула, чувствуя себя совершенно по-идиотски.
- Ты одна?
- Ага...
- А тебя как зовут? – Лицо хозяйки, до этого лучившееся радушием вдруг посуровело.
- Полина.
- Полина!! – Взвизгнула женщина и с такой силой обняла меня, что я явственно услышала, как у меня в позвоночнике хрустнула какая-то кость. И ноги оторвались от земли, признаться, довольно необычное состояние. От её фартука приторно пахло рыбой.
Я едва смогла что-то пискнуть. Так пищат котята, если их сильно сдавить в ладони. Женщина поставила меня обратно.
- Я ведь тебя такой крошкой видела последний раз. Ты даже ходить не умела. Впрочем, что это я? Проходи, проходи, ты, наверное, голодная? Сейчас обедать будем!
Она повлекла меня за собой.
- Тут небольшой беспорядочек, ты не обращай внимания...
«Беспорядочек» - это было слабо сказано. Увидев гостиную, я поняла, каким был мир до его создания. И, полагаю, слегка вытаращила глаза. Ни одной целой вещи в комнате не было. Цветочные горшки, столовые приборы, какие-то запчасти то ли от телевизора, то ли от приёмника – всё это, искорёженное и разбитое, валялось на полу.
Я понимаю хозяйку, которая торопливо повлекла меня дальше.
- Мы там ремонт начали, - пояснила она.
- А вы при ремонте всегда телевизоры разбираете и ломаете стулья? – Поинтересовалась я невинным голосом.
Мой вопрос остался без ответа.
Мы прошли несколько комнат (насколько я понимаю, какая-то катастрофа произошла именно в первой, все остальные имели более-менее обитаемый вид), хозяйка ввела меня в столовую. Такого поворота событий я не ожидала. С корабля на бал. Добрых два десятка человек, сидящих за длинным столом, повернулись ко мне.
Если бы не этот проклятый чемодан, который я по инерции тащила за собой и который нужно было оставить ещё на крыльце, я бы чувствовала себя более уверенно. Впрочем, на меня никто особенного внимания не обратил, головы тут же уткнулись в тарелки.
- Садись сюда, Полиночка! Сумку оставь около двери, не бойся, её никто не возьмёт.
Если бы это было сказано кем-то другим, я бы оскорбилась, однако из уст хозяйки это звучало очень естественно. Создавалось впечатление, что тут каждый день пропадают чужие сумки. Боже, куда я попала!
За столом я очутилась между двумя дедушками. Точнее, один из них был дедушка, а второй – грузный дядечка в летах, на голове у него была обширная лысина. Сначала я долго рассматривала эту лысину. гладенькую и розовую, словно попка младенца, и только после этого обратила внимание на то, что именно здесь едят.
Никогда бы не подумала, что за столом с вареной картошкой и обычной селёдкой можно устроить такое пиршество! Ещё тут стояли бутылки с чем-то, очень напоминающим квас, банки с простоквашей, кое-какие салаты, всяческие приправы...
С точки зрения этикета... Эх, какой уж там этикет! Я положила себе в тарелку несколько картофелин, стала их прямо руками окунать в масло и есть. Благо, на меня никто не обращал внимания. И, не знаю почему, оказалось намного вкуснее, чем если проводить трапезу по всем правилам.
На Земле у меня есть хороший знакомый, некий Иван Сидорович. На вид ему лет сорок-сорок пять. Он – отставной полковник. Папа попросил его обучить меня правилам поведения в обществе. Эти занятия начались три года назад и конца им пока ещё не предвидится. Так вот, если бы Иван Сидорович увидел, как я тут кушаю, он бы уволился в ту же минуту. Впрочем, здесь все так ели.
Увидев, что на меня никто не обращает внимания, я начала оглядывать сидящих за столом. В этом доме я предполагала прожить целые каникулы; было бы не плохо сразу прикинуть, с кем тут можно сойтись, а с кем – даже не стоит пытаться.
Четыре девушки от пятнадцати до восемнадцати – их я сразу отмела, не стоит и пробовать. Не обязательно быть психологом, чтобы понять, что девушки в этом возрасте увлечены или сами собой или парнями; а если и выбирают себе подруг, то из сверстниц, вдобавок ко всему из тех, на фоне которых они будут «смотреться». Я для них слишком красива.
Два ребёнка, лет восемь-девять, одинаковых, словно две капли воды, тоненькие, рыжие, смешливые, с длинными до плеч волосами. Я даже не сразу поняла, кто это, мальчики или девочки. Впоследствии оказалось, что они двойняшки, один – мальчик, вторая – девочка. Фердинанд и Августа. Про себя я отметила, что, пожалуй, к ним можно будет потом подойти.
Мальчик лет двенадцати сидел на дальнем конце стола и задумчиво поглощал содержимое своей тарелки. По его отстранённому виду было понятно, что он навряд ли замечает, что кушает. Если, допустим, кто-нибудь отодвинул бы его тарелку и на её место поставил другую, думаю, он бы на это не обратил внимания.
«Ещё один», - отметила я.
Больше за столом детей не было.
Негусто. Похоже, целых три месяца придётся скучать.
Из взрослых можно было отметить двух-трёх человек. Во-первых, хозяйку, которая, словно большой дирижабль носилась по комнате, умудряясь никого не обделить вниманием. Она, несмотря на свои более чем внушительные размеры, двигалась с лёгкостью и маневренностью торпедного катера, расставляла на столе посуду, подносы, графины, убирала опустевшие блюда. У неё как-то получалось ничего не опрокинуть и даже не задеть, всё делать аккуратно и быстро.
Следующим моё внимание привлёк довольно колоритный дедушка во фраке и с бабочкой. Он чем-то походил на швейцара в дорогом отеле. Дедушка сидел во главе стола. В своём наряде, больше приличествующем дипломату на рауте, по сравнению с повседневной одеждой прочих, он выглядел слегка нелепо.
В одной из книг я прочитала, что люди моего возраста склонны видеть во всех, кому больше тридцати, дедушек. В данном случае это был действительно дедушка. Я полагаю, ему было лет шестьдесят, может, чуть больше.
- Импрессионизм, - вещал он с набитым ртом, - это единственное правильное направление из всех, что дало нам искусство. (Если бы я имела за этим столом право голоса, я бы с присущей мне деланной наивностью поинтересовалась бы, был ли он в детском садике, а после его положительного ответа спросила бы, неужели его там не учили, что говорить с набитым ртом неприлично). Он уже отступил от прокрустова ложа классицизма и пока не добрался до анархии модернизма. Золотая середина... гм-м...
Он закашлялся. Я сразу потеряла интерес к его речи. Искусство никогда не было моим коньком.
А вдруг тут все такие?
Я с опаской оглядела присутствующих и успокоилась; оратора никто не слушал. Он был из тех людей, которым главное – говорить, неважно, воспринимает ли кто-нибудь его слова.
Последним, кто меня заинтересовал, это был плотный мужчина в сером свитере, лет, наверное, сорока-сорока пяти. Верхняя половина лба у него была очень белой, нижняя – сильно загорелой. Это был главный признак, по которому можно отличить звездолётчика от прочих смертных. Из-за такого характерного загара некоторые невежливые люди называли космонавтов обезьянами.
Меня заинтересовала не столько его профессия (не совсем обычная, однако довольно распространённая), сколько поведение. Незнакомца, казалось, так же, как и меня развлекало всё, происходящее за столом. Он не участвовал в общем разговоре, спокойно обедал, как-то свысока оглядывал окружающих. На миг его глаза задержались на мне. Я невольно поёжилась и опустила взгляд. Очень неприятно чувствовать чьё-то моральное превосходство.
Неожиданно совсем рядом прозвучало знакомое название. «Звезда смерти». Я насторожилась и прислушалась к разговору. Говорила высокая чопорная дама, по всем признакам очень напоминающая старую деву.
- ...И, что самое интересное, никаких следов крейсера не обнаружилось! Даже в подпространстве! Там отсканировали чуть ли не каждый квадратный метр...
- Я Вам скажу милочка, - перебила её сидящая рядом старуха, - что нам пудрят мозги. На самом деле, все давным-давно всё знают. Главный-то сенатор, уж он-то сможет замести все следы, будьте спокойны!
- Сенатор арестован!
- Это для нас, для черни. – Последнее слово она произнесла таким тоном, что стало ясно, что себя она «чернью» ни в коем случае не считает. – На самом деле, он сидит у себя в резиденции, попивает кофе и смеётся над нами.
Наглая ложь! Я чуть было не вскочила с места и только большим усилием воли сдержала себя в руках.
Однако эти слова заставили меня задуматься. Даже после этих слов на меня не обратили внимания! Вообще! Но этого же просто не может быть! Неужели никто не знает, кто я такая?
В конце концов, даже если я ошиблась номером дома и попала не туда, неужели никто из них не смотрит телевизор?! Не скажу, что я звезда экрана, но единственная дочь сенатора Земли по любому должна примелькаться всем и каждому.
Я почувствовала себя самозванкой. Даже обед, с гастрономической точки зрения, перестал меня интересовать; кусок в горло не лез. Какой уж тут обед, если с минуты на минуту может появиться настоящая Полина, которую они ждут! И тогда всё раскроется. Ни разу в жизни со мной не происходили такие казусы.
Теперь я внимательно рассматривала кусочки картошки, лежащие у меня в тарелке, и не имела смелости даже на миг поднять глаза, опасаясь, что меня могут узнать.
Жуть!
Я едва дождалась окончания трапезы.