Дул сильный ветер. Холодная земля отнимала тепло, не спасала даже густая волчья шерсть. Сверху чернело бездонной пропастью ночное небо, испещрённое белыми точками звёзд. Темнота пахла сыростью, жухлой травой и дымом. Сидеть в канаве заваленной влажными прошлогодними листьями, не большое удовольствие, это не спасало от пронизывающего до костей ветра, но скрывало меня от нежелательных взглядов. Метрах в ста от меня за хлипким невысоким заборчиком из неокрашенных, гнилых досок стоял приземистый деревянный дом, смотрящий в ночь освещёнными жёлтыми окнами.
Я приподнялся, выбрался из канавы и направился к дому, низко пригнувшись к земле, прислушиваясь и озираясь, принюхиваясь ко всем запахам, которые услужливый ветер доносил ко мне. Подобравшись к ветхому забору, я почувствовал мерзкий запах, запах псины. Во дворе жила собака, и судя по всему, собака довольно крупная, а это сильно осложняло дело. Мохнатый сторож пока не мог узнать обо мне, ветер дул в мою сторону. Я сунул морду в широкую щель между досками забора и осмотрелся. Двор был довольно большой, в самом дальнем от меня углу был расположен хлев, откуда исходили запахи домашней живности- добычи, чуть правее находилось убежище местно сторожевого пса, напротив щели, через, которую я осматривался, у противоположной стенки забора, не далеко от дома, стоял дощатый сортир, который если мне не показалось, был настолько хлипкий, что слегка пошатывался на ветру, источая специфические запахи из открытой на распашку двери.
В собачьей конуре послышался какой-то шум, вслед за этим на свет божий явилась огромная морда жирного ротвейлера. Он вышел из своего укрытия, потянулся, подошёл к грязной миске и громко чавкая, напился воды. Я завистливо облизнулся и затаил дыхание, собака прислушалась, оглянулась, минуту принюхивалась и громко чихнув, вернулась в конуру.
Стараясь ступать и дышать как можно тише, я попятился назад подальше от щели.
Сегодня мне везло, ротвейлеры на редкость тупы, да и вообще не предназначены для охраны дома, во-вторых, дом стоял далеко на отшибе, а это значило, что мне не придётся бояться лая и гвалта, который могли поднять соседские собаки.
Я обошёл двор с другой стороны, прижимаясь к стене дома, чтобы пёс не почувствовал мой запах раньше времени. Остановившись у бревенчатого угла, я напряг всё тело и прогнул дугой спину, разминаясь. Вдруг, я почувствовал какой-то запах, очень похожий на мой собственный, только куда более утончённый, мягкий с какими-то особенными нотками.
Я пробежал вдоль забора, к тому месту, где на него опирался сортир и огромным прыжком перебрался на его крышу. Туалет пошатнулся под моим весом, скрипнул трухлявыми досками, но все-таки выдержал. Пёс заворочался в своей конуре. Я злобно зарычал с высоты своего "пьедестала". В ответ на это ротвейлер выбрался из конуры и, подбежав к сортиру, удивлённо уставился на меня. Я ощетинился и угрожающе осклабился. Пёс зарычал и залаял. Я посмотрел в его офигевшие от такой наглости глаза. Этого он уже не мог стерпеть и набрав разгон прыгнул, надеясь достать меня. Ротвейлер не достал совсем чуть-чуть, передние лапы достигли цели и грузно упали прямо передо мной, а вот откормленная за долгие годы задняя часть пролетела ниже и перетянула, увлекая сторожа в "ароматное" нутро постройки. Послышался удивлённый вой, затем слабый треск, а в довершении всего тихий всплеск. Да! На такой удачный результат не приходилось и рассчитывать. Я спрыгнул вниз, заглянул в сортир и увидел, что запланированное архитектором отверстие несколько расширилось и теперь из него доноситься жалобные подвывания. Проблема с "охраной" была решена.
Я подошёл к двери хлева, встал на задние лапы и без труда, носом, скинул металлический крючок. Дверь отворилась, за ней в темноте дремали куры, гуси, мерно похрапывали сквозь сон свиньи. Я крадучись, чтобы не поднять переполоха, вошёл. Вошёл и остолбенел. Волчий запах, который я чувствовал, не далеко от дома витал в воздухе. Я осторожно, напряжённо огляделся, из дальнего угла на меня поблёскивая глазами, кто-то смотрел.
Темнота дрогнула и навстречу мне, недобро прищурив глаза, вышел волк. Волчица! Её зелёные глаза пристально разглядывали меня. Как она сюда проникла незамеченной ни мной, ни ротвейлером? Не важно! Эта встреча не сулила мне ничего хорошего. Волки не ходят в одиночку, если есть один волк, значит где-то неподалёку стая! Я пригнул голову, оскалил зубы и попятился назад к выходу.
И в этот момент произошло самое невероятное событие, на улице раздался душераздирающий испуганный визг. Волчица сиганула в глубину хлева, а я развернулся и выбежал во двор.
Передо мной предстала следующая картина. У двери в дощатый сортир, откуда доносился жалобный лай и подвывания, согнувшись, стоял бледный как бумага полненький мужик в галошах, в телогрейке поверх белой майки и в семейных трусах спущенных настолько, что низ спины оставался не прикрытым. Я оценил ситуацию и решил ей воспользоваться, подбежав к нему сзади, я прыгнул и, оттолкнувшись от услужливо подставленной спины, достиг крыши.
Спрыгнув с неё, я побежал в сторону дороги обсаженной с одной стороны тополями. Бежал я быстро и только после того как пересёк пыльную грунтовку, позволил себе оглянуться. Никого не было видно, ни мужика с ружьём, ни стаи волков преследующих меня, в прочем это ещё ничего не значило, по запаху меня не так уж и трудно выследить. Я побежал через яблоневый сад, находящийся по другую сторону от дороги. Широкий, заросший камышами, оросительный канал преградил мне путь. Шумно выдохнув, я сиганул в холодную воду и поплыл. Я пересёк свежевспаханное размокшее от моросящего дождя поле. На другой его стороне находилось старое полуразрушенное здание. Серой тенью скользнув, в него я принюхался и тут же почувствовал собственный тайник. Ржавая металлическая бочка в углу источала мой собственный, мой человеческий запах.
Я перекинулся, тело разбило в судороге, позвоночник захрустел и вытянулся, всё тело проняло жуткой судорогой, кожа вспыхнула болью, в глазах потемнело. Я потерял сознание.
Через минуту адских мучений на грязном, усыпанным строительным мусором, бетонным крошевом, полусгнившими деревянными щепками и прочим хламом. По телу ещё проходили мелкие судороги, холод впился в ещё горячую и горящую от боли кожу, успокаивая её, дыхание медленно выравнивалось, человеческое сознание медленно возвращалось. Я лежал на студёном полу, перепачканный влажной грязью и мелкой пылью. Пошатываясь на ещё не окрепших ногах и кое-как "по стеночке" подошёл к бочке и вынул "на свет божий" объёмный полиэтиленовый пакет. Из него я извлёк два толстых пледа и, бросив один из них на пол, укутавшись другим, опустился на него. Около получаса силы медленно возвращались в моё тело. Прорезалась острая, режущая горло жажда. Я извлёк из пакета полуторалитровую бутылку минеральной воды и за несколько глотков опустошил её наполовину. Жажда отступила. Холод вновь начал овладевать мной. Я поднялся и достал из пакета ещё одну бутылку воды, открыв её и обливая себя, принялся отмывать с рук и ног сырую земляную грязь собранную мной на поле ещё в моей волчьей сущности. Весенний холодный ветерок, сквозняком пронёсся сквозь здание, в котором я скрывался и задорно подвывая в пустых комнатах и коридорах, азартно вгрызся в мокрую кожу. Я смачно выругался, не пренебрегая ни единым матерным словом из моего небогатого запаса, спешно закутался в один из пледов. Более или менее высушившись, я переоделся в припрятанную одежду, собрал пустые бутылки и грязные пледы в пакет, вышел из развалин и внимательно оглядел окрестности на предмет волчьего или чьего бы то ни было присутствия. Путь был свободен. По разбитой грунтовой дороге я двинулся в сторону ближайшей железнодорожной станции.