USA. FINAL. Степень критики: Как можно строже. Придирайтесь ко всему, не обижусь. С благодарностью приму любую аргументированную критику.
Короткое описание: Небольшой бонус к «АКСЕЛЕРАТАМ», но можно читать и как отдельное произведение. Время от времени я буду накидывать такие вот эпизоды, которые не входят в повесть, но объясняют некоторые невразумительные моменты. Приятного чтения!
USA. FINAL. Над моим обеденным столом висит петля. Хорошая. Большая. И красивая. Так и хочется всунуть в неё голову. Но я потерплю. Это – моя единственная надежда. Может быть, в том, другом мире, будет лучше. Хотя и это под вопросом. Что я такого хорошего сделал в этой жизни? Ничего. Вот плохого – сколько угодно. Выводы напрашиваются неутешительные. Но, как сказал кто-то из великих, надежда умирает последней. Опять – умирает... Сколько же можно о смерти?! Сегодня в нашем доме умерло ещё два человека. Одна из них – совсем крохотная девочка. Ей было лет пять или шесть. Я даже помню, как её звали. Анжела. Ангел. Сразу подумалось, что это знак. Сколько нас тут осталось? Шестеро. Или пятеро, точно не знаю. И я. Но я – за скобками. Я не умру. Мне это точно известно. А как хорошо всё начиналось! Всё своё детство я провёл в Провинстауне, штат Массачусетс. Хорошее было время. И город был нормальный. Мне, по крайней мере, нравился. И только потом я узнал, что он является символом американской гей культуры. После чего я перестал упоминать, откуда я. А то ещё подумают что-нибудь не то... Я всегда, сколько себя помню, увлекался биологией. Первое слово, по заверениям моих родителей, было не «мама», как у среднестатистических детей, а «муха». Мне всегда нравилось возиться со всякими букашками, козявками, а что касается обычных зверей, млекопитающих, то наш дом напоминал филиал приюта для бродячих животных. Родители с этим смирились. На моё десятилетие папа даже подарил мне хороший микроскоп. Немудрено, что я побеждал во всех биологических олимпиадах, а в шестнадцать занял первое место в Штатах. Это была прямая дорога в Гарвард. Можете мне поверить, я побежал по этой дороге, не делая ни шагу к обочинам. Тем более, за обучение обязалось платить государство, будь оно неладно. В университете я очутился в 2011. Тогда мне было двадцать, я был полон энтузиазма и самых честолюбивых замыслов. Мне удалось близко сойтись с профессором Стайном, «дядюшкой Джорджем», как его все называли. Довольно колоритный тип. И ругался, словно боцман. Но дело своё знал твёрдо. Читал лекции без единой бумажки. Сыпал датами, фактами, латинскими названиями – диктофоны дымились. И зачёты принимал соответствующим образом. «Тройка, друг мой, - любил говорить он, - это очень хорошая оценка. На пятёрку биологию только Господь Бог знает. На четвёрку – я. А ты – или на тройку или на двойку. Усёк?» Теперь, задним числом, я понимаю, какая точка соприкосновения оказалась у нас двоих. Одержимость. И дядюшка Джордж, и я – все мы были готовы неделями напролёт просиживать над препаровальным столиком, пялиться в микроскопы, перерывать горы справочников, доказывая вещи, никому, большей частью, кроме нас самих, не нужные. После окончания курса я поступил в аспирантуру. Именно тогда меня заметили. А заметил меня молодой человек в очень дорогом костюме свободного покроя и в стильных очках в позолоченной оправе. Сейчас я понимаю, что это был МОЛОДОЙ человек. А тогда он мне показался почти стариком. - Мне Вас рекомендовал профессор Стайн. Хотелось бы с Вами поговорить. Планов на ближайшие несколько часов у меня не было никаких, настроение зашкаливало за отметку «выше среднего». Почему бы не пообщаться? Упоминание о дядюшке Джордже меня слегка заинтриговало. Мы устроились в небольшом уличном кофе. - Не отниму у Вас много времени. Сразу приступлю к делу. Вот моя визитная карточка. – Он протянул мне позолоченный прямоугольник. – Фильмы, надеюсь, смотрите? Помните эпизоды, когда главному герою предлагают работать на государство? Прокрутите их в голове ещё раз. Ничего нового я Вам не скажу. Интересную работу, хорошую лабораторную базу и большие деньги я Вам гарантирую. Можете подойти в любое время, которое Вас устроит, по адресу на визитке. Всего хорошего! Он поднялся. - Подождите! – Тоже вскочил я. – Вы из ФБР? - Из НАСА. Уже следующим вечером я уехал в Калифорнию. Мне даже не дали ни с кем попрощаться. Так я начал работать на дядюшку Сэма. Сэм, Джордж – велика ли разница? Да!! Теперь, когда Земле осталось существовать не более нескольких месяцев, думаю, не будет ничего страшного, если я раскрою некоторые так называемые военные секреты. Вы не представляете, чем мне пришлось заниматься в своей НАСовской лаборатории! Во всём мире не сумели отыскать средство против СПИДа. Мы не только отыскали, мы пытались модифицировать вирус, чтобы следующий штамм был невосприимчив к тому веществу, которым подавляется первый, ежели его какой-нибудь умник всё-таки сумеет отыскать. Грипп как таковой не представляет опасности (я не говорю об осложнениях). А если его соединить с проказой? Эта штука, я Вам скажу, посильнее «Фауста» Гёте будет! Но, конечно, гвоздём программы, то бишь нашей лаборатории, был вирус, который даже не имел собственного названия и обозначался как штамм BS-15108/05. Это потом его назвали «красной смертью». Представьте себе обычную пробирку. С такими в школе химические опыты проводят. Представили? Теперь уменьшите её в три раза. Заткните плотной пробкой особой конструкции, поставьте сотни таких пробирок в холодильник, где поддерживается постоянная температура 43,75±0,2 Fº (примерно 6-7 Сº. АВТОР). Вот это и будет сердцем всей нашей конторы. Одна такая пробирка может уничтожить мегаполис средних размеров, вроде Нью-Йорка. Кстати, о СПИДе. Употребление химического оружия было запрещено Женевским протоколом 1925 года. Но кто сказал, что химическое оружие – это обязательно самолёты, облако газа и всякое такое? Самое лучшее оружие – это то, применение которого противник не замечает. В 1973 наши войска вывели из Вьетнама, а в 1975 в том же самом Вьетнаме зарегистрировали первый случай заболевания СПИДом. Точнее, болезнью, которая СПИДом как таковым тогда ещё не было не было, мутировал вирус чуть позднее, выбившись из под контроля наших лабораторий. Тогда он и получил своё общеизвестное наименование. Однако контингент, подверженный этой болезни, перестал удовлетворять вкусам дядюшки Сэма. Против СПИДа научились предохраняться, с ним более-менее успешно боролись (на ранних стадиях), и, в конце концов, он перестал пугать!! Нужно было принципиально новое оружие. И это оружие было сделано. Теперь, чтобы заразится «красной смертью» было достаточно пожать больному руку. Или дотронуться до той вещи, до которой дотрагивался он. Смерть в течение недели гарантирована. Самое главное в работе микробиолога, который занимается созданием новых видов, – это не вывести что-либо новое, для этого не надо быть семи пядей во лбу, а смоделировать поведение того, что уже открыто. Этим я и занимался. Неблагоприятная экологическая обстановка заставляла гены мутировать настолько быстро, что нельзя было быть твёрдо уверенным в том, в какую сторону процесс пойдёт на следующем цикле развития. Не знаю, поймёте Вы меня или нет, мне было интересно работать. Я не думал об этике, о том, ЧТО именно я делаю. И я не лукавлю. Сейчас, сидя за столом, с висящей над головой петлёй, в которой я найду своё упокоение, я пишу эту исповедь, и у меня нет смысла кокетничать с потенциальным читателем или пытаться кому-то понравиться. Если только самому себе или Господу Богу. Да, я был одержим в самом плохом смысле этого слова. Теперь уже неважно, кто прав, кто виноват, такой уж я был. Если Вы никогда не сидели до рассвета за микроскопом, не разглядывали на свет пробирки, сжимая их до дрожи в руке, да много чего ещё не делали, что делают настоящие учёные, тогда не Вам меня и судить. Усилиями именно таких ребят как я создавалась человеческая цивилизация. Нас жгли на кострах, нас презирали, но мы тащили науку вперёд. Ледоколы разбивали льды у обоих полюсов, самолёты поглощали милю за милей, космические корабли бороздили просторы вселенной. И всё это из-за того, что тихие люди в белых халатах сидели в своих лабораториях и творили. Мы прошли путь от костров и набедренных повязок до баз на Марсе и Венере. Но каждый учёный имеет право на ошибку. Её мы и совершили. Это я понял через шесть лет, когда случай свёл меня с профессором Стайном. Мы встретились на конференции, посвящённой проблемам биоинженерии. Я оказался там в качестве референта. Встреча оказалась неожиданностью для нас обоих. Дядюшка Джордж сильно сдал, постарел, осунулся, но не изменил ни одной своей привычки. - Сукин ты сын! – Закричал он, расталкивая окружающих и пробираясь ко мне через толпу. – Ты куда исчез? Какие, к чертям, родственники? После осторожных расспросов мне удалось выяснить, что он ни сном ни духом не причастен к моему назначению. Ему сообщили, что мне срочно понадобилось уехать к моим родителям в Оклахому. Про мою работу в НАСА ему не сообщили. А его рекомендации, благодаря которым я очутился в лаборатории, оказались чистейшей воды липой. Ребята воспользовались его именем, чтобы переманить меня к себе. Психологи , чёрт бы их побрал! Человек – по своей сути существо социальное. Ему необходимо общение, чтобы не слететь с катушек. За все последние годы у меня не было близкого человека, с кем бы я мог поделиться своими проблемами. Сейчас такой человек появился. Мы сидели в японском ресторанчике на перекрёстке Адвант-стрит и Консуэловского проезда. Там царила такая суета, что общаться можно было без всякого опасения, что кто-нибудь подслушает. Там я рассказал ему всё. Он некоторое время пил кофе, насупившись, бросая на меня такие тяжёлые взгляды, что, казалось, стул подо мной от них поскрипывал. Потом вдруг вскочил и схватил меня за грудки. - Что ж ты, зараза такая делаешь?!- Заорал он. – Для этого я тебя учил?! Потом неожиданно грузно опустился на свой стул, не слушая моего жалкого лепета оправданий, и так же неожиданно попросил: - Возьми меня к себе, а? Эта просьба была для меня настолько неожиданной, насколько неестественно звучало вот это последнее «а?». Насколько я помню, раньше профессор никогда ничего ни у кого не просил. Гордый был мужик. Что же произошло теперь? Я никогда не считал себя психологом, поэтому забыл ту неожиданную вспышку гнева, которая была у профессора в самом начале нашей беседы, и не сделал никаких выводов. А зря. Нельзя сказать, что я имел большой вес в той конторе, где мне приходилось работать, поэтому мне пришлось приложить довольно много усилий, чтобы убедить вышестоящее начальство, что Стайн – это именно тот человек, которого нам не хватает. Многочисленных психоаналитиков профессор прошёл очень быстро, не давая никому усомниться в своей полной психологической адекватности. Н прошло и полугода, он получил официальный допуск в лабораторию, и мы начали работать вместе. На новом месте дядюшка Джордж не отличался какими-то особенными интеллектуальными данными, он был одним из немногих, кого считали лучшими, и на их фоне ничем не выделялся. Мы почти не общались, только несколько раз посидели в кафе, и то это было всего лишь простой данью вежливости. Незаметно пролетело два года. В один жаркий майский день, когда асфальт плавился от жары, очертания окружающих предметов зыбко колебались и в неподвижно воздухе приторно пахло бензином, хотя автострада проходила довольно далеко от территории лабораторий, я встретил Стайна на одном из многочисленных складов с химреактивами. - Скоро в отпуск? – Спросил он, даже не поздоровавшись. - Через неделю. - Куда собираешься? - В Провинстаун, к родителям. - Это хорошо, - кивнул он, упорно отводя глаза, чтобы не встречаться со мной взглядом. - Чем дальше отсюда, тем лучше. Я тебе позвоню. Я не смог скрыть своего удивления. Впрочем, Стайн уже ушёл. И он мне на самом деле позвонил. Это случилось пятнадцатого июля 2031 года. Следующий день оказался началом Апокалипсиса. - Это я. Не перебивай меня, ради всего святого. Выслушай. Я так больше не могу. Я тебе никогда не говорил, но я верующий. Родители мои были католиками, я тоже всегда ходил в церковь. Ты навряд ли это поймёшь сейчас, может быть позже, со временем... Мы делаем очень нехорошие вещи. Это надо остановить. Есть только один способ. И тогда они поймут. Наука должна приносить людям пользу, а не вред. Я буду первой жертвой, навряд ли меня кто-нибудь поймёт, как ты, поэтому я тебе и всё рассказал. Очень надеюсь, что ты останешься в живых. Прощай. И он бросил трубку. Сейчас, задним числом я вспоминаю, какой нехороший взгляд был у профессора в последние несколько месяцев. Как я раньше мог этого не заметить? Я не совсем ясно помню, что я делал после этого. Кажется, я оборвал все телефоны. Сначала я пытался дозвонится до охраны, что бы профессора не выпускали из бункера, потом кому-то объяснял, что необходимо закрыть все аэропорты, аргументируя это наступлением национального бедствия. Я говорил с начальником нашей конторы... Всё было тщетно, меня принимали за сумасшедшего. Впрочем, последний звонок, похоже, принёс свои плоды, уже на следующий день по Интернету появились первые новости, где оперировали такими же категориями, что и я: национальное бедствие, национальная катастрофа, глобальная эпидемия. Кое-кто (в отличии от профессора Стайна) понял, ЧТО за зверь выпущен на свободу, поэтому дело предали огласке за два дня до того, как наступила первая смерть. Честь и хвала нашему правительству за этот шаг. Сначала воспаляется слизистая оболочка глаз, белок краснеет, глаза начинают слезиться, потом начинается зуд по всему телу, вскоре лёгкая сыпь переходит в гнойные раны... Впрочем, зачем я всё это рассказываю, все и так знают эти симптомы наперечёт. Осталось досказать немногое. Я перестал выходить из дома и только по сети следил за развитием событий. Строгая изоляция Северной Америки, люди умирают сотнями... Отдельные случае смертей в Великобритании и России... Какие-то сволочи сожгли напалмом детский сад, где заболел ребёнок... Самосуд в Израиле... Американцев изгоняют из всех стран, входящих в блок НАТО... Паника на всех биржах... Глобальный мировой экономический кризис... Потом Интернет выключился. Или просто полетела провайдерская станция, я в этом не разбираюсь. Недавно отыскал генератор, сумел его запустить, мне удалось даже подключить к телевизору спутниковую антенну. Приём совсем плохой, но из того, что мне удалось понять, ничего утешительного для себя я не почерпнул. Североамериканский материк всё ещё в строгой изоляции. Связь с ним практически потеряна. Функционируют только некоторые телефонные линии – и те на последнем издыхании. По двум океанам курсируют корабли Евросоюза. Всех перебежчиков расстреливают без суда и следствия. На месте. Из крупнокалиберных пушек. «Мост Двух Америк» взорван. Над панамским каналом висят тяжёлые вертолёты и тоже время от времени рыхлят воду пулемётными очередями. Ага, зашевелились, почуяли опасность! Только вот не знают они (или знают, но не хотят себе в этом признаваться), что инфекция, передающаяся контактным путём рано или поздно попадёт в любое место воздушно-капельным. По теории вероятности. Не спасут Южную Америку вертолёты – голову могу дать на отсечение. И вообще, цивилизация как таковая погибла. Аминь. Тоскливо. Вспоминаю руки профессора Стайна. Белые, узловатые, с синими жилками вен. Именно эти руки и погубили человеческую цивилизацию. А ещё католик. Или он просто не понимал, ЧТО делает? Не верю! Мы не один год работали над этим проектом. Дураком мой бывший наставник никогда не был. Тоскливо и, почему-то, смешно. Засим позвольте откланяться. Пойду спать... Да, чуть не забыл. Как Вы думаете, почему я уверен, что все вокруг умрут, а мне придётся лезть в петлю? На самом деле не понимаете? Согласитесь, глупо работать с ядом не имея противоядия. Просто так, на всякий случай. Вдруг чего случится. Моё самое главное изобретение – сыворотка от «красной смерти». К сожалению, я не смог закончить с ней работы. У меня была только одна порция. Экспериментальная. И эту порцию я израсходовал... Догадываетесь, на кого? А больше всего я боюсь, что мне приснится Анжела. И сама она внешне похожа на ангелочка, какими их рисуют на католических иконах, беленькая, кудрявая, улыбчивая... На редкость красивый ребёнок. Был. Ведь когда умирают ангелы – это ведь что-нибудь значит, да? P.S. После написания этой рукописи автор прожил чуть больше года. Повесился. Большей частью его прогнозы не сбылись. Панамский канал, как он и думал, не сумел противостоять нашествию «красной смерти», однако планета выжила. Строжайший карантин, введенный почти на половине территории Земли, принёс свои плоды; дальше двух Американских материков болезнь не распространилась. Через полвека после смерти последнего человека, когда закончился латентный период, учёные из Польши, первые осмелившиеся вступить на запретную территорию, отыскали рукопись и опубликовали её. Разгорелся страшный скандал. Проверяли и перепроверяли подлинность записей. Они оказались настоящими. Американцы как нация перестали существовать. Неприличной стала считаться даже англоязычная речь. Это был конец целой эпохи. Такой же громкий, как и сама эпоха.
Вот знаете, в целом очень даже неплохо, но видно, что произведение очень сырое. Местами даже такие жуткие «невычитки» встречаются! Также портит ощущение «сбивчивость» изложения. Я сейчас говорю не о сюжетных скачках – структурно произведение удалось, и к этому не придраться, я говорю о литературности. Так к примеру очень хорошо написано начало, достаточно неплохо прописано детство, потом резко ломается язык повествования и приходит в себя только через большой массив путаного изложения, немного рассказывается о наставнике, и снова текст ломается… Если бы причесать все – получилось бы достаточно неплохо.
Оценка: 5 Причина: Читать немного неприятно, так как нет абзацев и диалоги в толще текста. Но это по оформлению. А по содержанию... История и правда банальна, но именно такие я очень люблю( не банальные, а с такой тематикой), и написано прекрасно, так что субъективное, но 5.
Оценка: 5 Причина: Черт побери неплохо, хотя конечно чувствуется возраст автора) одно из немногих на мой взгляд произведений на этом сайте, которое читается не для того чтобы оценить и прокомментировать, а для того чтобы просто почитать. Из минусов, пожалуй только диалоги, их нужно начинать с новой строки, а то бывает неудобно читать и сюжет немного банальный, вот предположим напишите вы книжку на основе этого рассказа, если она будет выдержана в таком стиле я с интересом ее прочту, но уже через месяц забуду о чем она. Ученый, лаборатория, вирус, катастрофа, чересчур знакомая картина. Книга как мне кажется должна начинаться с хорошей и интересной идеи, а Смертельный вирус это уже давно не идея. Ну вот, придирался как мог)
0
