Небесная канцелярия Степень критики: Напишите хоть что-то
Короткое описание:
Создай свой мир, придумай ему героев и управляй ими, но не стань сам марионеткой...
Большие и холодные залы, так похожи друг на друга. Проходишь этаж за этажом, а, кажется, что остался на месте. Наверное, так и надо. Меня сегодня перевели. Значит, я должен поменять и место своего проживания. Раньше это была скромная комната с письменным столом и стулом, а теперь… Не знаю, надеюсь, будут настоящие апартаменты. В руках только самое необходимое. Весь мой скарб: второй костюм, личное перо и чернильница. Тишина. В длинных коридорах никого. Здесь вообще не приветствуется, чтобы мы с кем-нибудь общались. Кто такие мы? Мы - это писари небесной канцелярии. Нас всячески пытаются разделить и ограничить в общении. Говорят, это мешает творить, да мы особо и не рвёмся. Даже наоборот. Мой номер оправдал самые смелые ожидания. Большая комната с удобным креслом и большим письменным столом. За дверью, ещё одна комната - личная библиотека с громадными стеллажами. Между ними можно ходить часами и всё равно не обойдёшь всю, такая она здоровая. Кажется, здесь есть всё, но если даже писари и напишут что-то новое, то я тут же могу заказать эту книгу, и в скором времени произведение появится в библиотеке. Теперь не придётся идти за новыми историями в общую книжную комнату. Прощайте неудобства! Недавно вызвали в отдел по трагедиям. Это было странно. Во-первых, меня уже давно, очень давно-о-о, никто никуда не вызывал. Во-вторых, это был чужой отдел. Но куда больше удивило то, что меня перевели в трагедии. Никого никогда до этого не переводили. - Я ознакомился с вашей работой и поспособствовал о переводе к нам, - спокойным и ровным голосом оповестил начальник отдела трагедий. – Теперь вы наш новый сотрудник. Он не оговорился, именно с работой, до сих пор я написал, только одну историю. Рассказ о человеке, который ходил по земле и проповедовал свою религию: нельзя убивать, воровать, чревоугодить и так далее. В общем, всё то, что теперь люди и без него знают. Писал, я писал. Светлый такой рассказ получался, да не рассказ, а целая повесть. И много было ещё задумано, но только вдруг надоело. Даже не знаю, что нашло тогда. Настолько не хотелось про него писать больше, что решил свернуть всю историю. Главный герой был в полном расцвете сил, и ему пророчили сделать не мало хороших дел, как я его вдруг отправил на казнь… - У вас плохая репутация. Вернее сказать худшая, - продолжал начальник отдела говорить всё так же медленно и ровно, а его глаза в унисон с речью оценивающе проходили по мне. Убеждался в правильности выбора? – Но мне кажется, что именно вы как нельзя лучше подходите нам, - по лицу начальника отдела расползлась улыбка. – Я надеюсь, что мы сможем найти общий язык, и совместное творчество наше не будет иметь никаких эксцессов. Эксцесс - это он о казни моего героя. Было пол беды, если бы я его просто убил. Так мне этого мало. Я ему такую казнь расписал. И это-то в отделе спокойных и добрых рассказов. - У тебя теперь новые апартаменты будут, - проговорил начальник отдела, выкладывая на стол ключи от моей новой квартиры. – Там все условия для нормального творчества. Задание сложное, но ты справишься. Задание? Как давно я этого не слышал. Наверное, с тех пор, как казнил своего героя, потом сдал книгу, позже ей же в меня кинулся и заплевал слюнями начальник отдела спокойных и добрых рассказов, а дальше такое началось. Я стоял на своём (то, что написано пером не вырубишь и топором), а он обещал сжечь книгу, и грозил исключением из числа писарей. Вскоре Верховный суд. Изгнание? Нет. Заставили написать ещё главу, раз не хочу переписывать. - Мне нужна великая трагедия, - продолжал говорить начальник отдела. – Это должна быть эпопея с огромным числом героев. Что станет движущим фактором к драме решать вам, но, - на его лице появилась слащавая улыбка, - пожалуйста, давайте без фантастических историй. Фантастика. У него она вызывает смех, но её написать заставили меня именно вы. В последней главе повести пришлось писать, что герой воскрес. Бред, но что-то надо было делать. Суд не станет церемониться. Его постановления не подлежат обсуждению. Главный герой должен жить и точка. Дали разрешение на фантастический сюжет, и вуаля моя повесть готова. С тех пор начальник отдела спокойных и добрых рассказов, видимо, возненавидел меня. Он больше не давал заданий, и началось жалкое существование. Читать произведения других писарей без права творить самому. - Я дам вам время поразмыслить над новым произведением, - уже заканчивал монолог начальник отдела. – Через некоторое время вас снова вызовут ко мне, а пока ступайте, осваивайтесь на новом месте, обдумывайте, о чём будете писать, делайте заметки. Задача сложная, но и времени даётся много. Удачи! Я кивнул головой и вышел из его кабинета. Cнова могу писать! Спустя столько времени. Сколько же лет прошло? десять? двадцать? А может не лет? Месяцев? или дней? Столетий? Конечно, каждый знает, что в веке - сто лет, в году – триста шестьдесят пять или триста шестьдесят шесть (как повезёт) дней, а в сутках – двадцать четыре часа. Но как узнать, где заканчивается день, и начинается вечер, если у нас всегда светло. Я даже не знаю сколько времени. НИ У КОГО ИЗ ЗДЕШНИХ НЕТ ЧАСОВ! Даже теперь, обходя библиотеку, я не знаю, прошёл час или два, а, может, время и вовсе остановилось тут. Нет. Это невозможно. Я же передвигаюсь. Простая математика. Перемещение – функция, зависящая от времени, если время константа, то и перемещение равно нулю. Идём от обратного, и получаем, что время меняется. Но если оно течёт, то, как его вычислить? За начальную точку я взял походы в столовую. Совершенно логично, что наши работодатели заинтересованы, чтобы писари были здоровы. Врачи рекомендуют для поддержания здорового образа жизни питаться три раза в сутки. Вызывают три раза в столовую, и рисуем чёрточку на стене. Объединяем их в группы по семь и зачёркиваем. Это мой календарь. Но теория работает, только если нас действительно кормят три раза в день. Перед нами никто не отчитывается, не спрашивает, что мы хотим есть, и как одеваться, а значит и кормить могут, когда захотят. Может, мы едим каждый час, а может и раз в год. В этом месте я совершенно потерял чувство времени. Иногда кажется, между вызовами в столовую проходит целая вечность, а иногда и пять минут не успевают закончиться. Для проверки своей системы исчисления времени я решил не ходить какое-то время в столовую. Пропустил сначала десять походов за едой. Получил только жалобное ворчание в животе. Это ровным счётом ничего не доказывает. Не хожу ещё двадцать раз. Никакой слабости или недомогания, только подопытный Живот стал реветь сильнее. Странно. В общей сложности не ходил в столовую сто раз подряд. Итог: небольшая сухость во рту и бедные стоны в животе, упадок сил не наблюдается и это притом, что я уже давно по календарю должен был умереть от голода или обезвоживания. Кормят нас явно не три раза в день. Но тогда как часто? Каждый час. Не думаю, что я способен так объедаться. Календарь был уничтожен из-за его бессмысленности. Потом пробовал много разных вариантов, но они ещё более безнадёжные. Таким образом, вычисляя прошедшее время, я коротал своё настоящее в виду вынужденного бездействия. Заданий не давали, и нужно было найти хоть какое-то хобби. Не знаю, сколько ещё времени я бы ходил в размышлениях по своей новой библиотеке, если бы мысли не оборвал сигнал. Звук оповестил, что пора есть. Путь в столовую как одно мгновение. Здороваюсь лёгким кивком головы с одним писарем, вышедшем из своей каморки, потом с другим, далее уже с толпой таких же писарей, и вот увлекаемый потоком меня засасывает в громадный зал. Здесь тьма писарей. После уединения становится немного не по себе. На короткое время останавливаюсь, чтобы привыкнуть к хаосу. Каждый из пришедших смиренно подходит к своей кабинке и получает порцию еды. Сначала по старой привычке подхожу к окошку с едой для отдела спокойных и добрых рассказов, но, вовремя опомнился, отхожу в нужную кабинку. Моё замешательство никто не заметил, все слишком заняты своими делами. Еду долго ждать не приходиться. В порцию вошли гарниром картофель и немного овощей, а основным блюдом - мясо. Мясо!? Никогда мне здесь не давали мяса. Заглядываю в тарелки других писарей и ни единого кусочка не вижу. Никогда не ел отбивной. Вкус только могу представить. Куда же подевался овощной салат? Как я уже говорил, столовая - это единственное место, где мы общаемся друг с другом. Этот промежуток времени все стараются использовать, чтобы поговорить. Хотя я написал все. Это не совсем верно писари из отдела трагедий всегда сидели отдельно. По-возможности в одиночестве. Им ни с кем не хотелось разговаривать, даже между собой, и никто не хотел говорить с ними. Они же такое пишут… Не смотря на перемены в моей жизни, сел, как всегда, между писарем тридцать три шестнадцать (фантаст) и писарем двадцать один пятнадцать (семейные истории). Напротив сидят писарь ноль один шестьдесят восемь (бывший коллега по отделу) и писарь сорок три двадцать четыре (она из отдела любовных историй). Может быть, и следовало сесть одному, как всем писарям из отдела трагедий. Согласно новому статусу. Но мне хочется в отличие от них, если не поговорить, то хотя бы послушать других писарей. Я заложник собственных привычек. За столом не говорю, только слушаю. Впрочем, и разговора как такового нет. Просто отдельные фразы: «Как дела? Нормально. Сегодня вкусный салат. А, по-моему, как всегда». Писари знают друг друга давно, и вопросы повторяются из раза в раз. Потому и ответы сухие. Они спрашивают не для того, чтобы получить информацию, просто им нужно это. Не хотят забыть свой голос, разминают губы и язык. Вгрызаюсь в кусок мяса и чувствую, как они пристально наблюдают. Отбивная есть только у меня. Мясо едят только писари из отдела трагедий и то не все. Это знаю я, и это понимают они. Интересно, что мои соседи сейчас думают? Ждут, когда уйду и стану таким же необщительным изгоем, как и все из отдела трагедий. Но я не чувствую себя, как они, зачем же тогда уходить? М-м… а вкус у мяса превосходный. Медленно прожёвываю кусок и думаю о том, как пошёл разговор, если бы меня здесь не было. Уверен, тогда речь была бы более оживлённой. Хотя мы все здесь настолько инертны… Инертны, потому что не реагируем на внешние раздражители. Это не странность, такая специфика у работы. Когда окунаешься в написание истории, то понимаешь природу инертности. Наша работа не длится восемь часов или двенадцать, она не прекращается ни на минуту. Находишься у себя в каморке или библиотеке и даже в столовой, ты всё равно продолжаешь писать свою книгу. Говоришь с соседом по столу, а в это время в голове отводишь новую главу и продолжаешь повесть. Вопросы твои не имеют смысла, а ответы всем безразличны, потому что внешний мир нас не интересует. У каждого из писарей есть свой мир. Мир его новой истории. Каждый герой - это частичка автора, каждое место – это скрытые мечты. И чтобы про нас не говорили, будь я проклят, если мы не проживаем жизнь наших героев, ни на секунду не отрываясь от них, даже когда разговариваем в столовой. Так я писал свой первый рассказ, так предстояло написать новую книгу… Написать историю. Это оказалось не так легко. Не знаю, что оказывает большее влияние то, что давно не писал, или специфика нового жанра, а, может быть, потому что хочу сделать что-то большее, чем очередная книга. На полу лежат пустые листы с неудавшимися заглавиями будущего произведения. Время идёт, а я не могу решить, как назвать историю. «Война», «На войне», «Великая война» - всё не то. Что творение будет именно про войну, решил сразу, как только получил задание. Даже не знаю, почему. Это банально – да. Но столько было разных смерчей, потопов и прочих бедствий так, что не возьми, будет банально. Итак, война. В голове никаких идей. Пишу название, но всё не то. Чувствую, начальник ждёт что-то необычное. Иначе не стал бы он возиться со мной. Взял к себе в отдел и тут же дал великую трагедию, не проверяя никакой мелкой работой. Ему явно нужна одна великая работа. Но пока у меня нет даже названия. «Война мира» - нет, не то. Лист на пол. Название, название… Оставим его в покое. Это потом. Пока буду писать историю, придумаю. Что писать в самой книге? Война. Нет, у меня не просто война. У меня Великая Война. Для Великой Войны нужен Великий человек, который её развяжет. Война должна быть жестокой и кровопролитной это само собой. Тогда главный герой (Великий человек) должен быть тираном? Какой дать характер? Ведь это очень важно. Не знаю. Тупик. Как же мне назвать книгу? Человечество и война? Бред… У меня уже привычка после еды проходить мимо стеллажей своей библиотеки и набирать книги. Люблю читать. Мы все здесь любим читать. В конце длинных рядов усаживаюсь на пол и начинаю перечитывать литературу. Книги обогащают. Читаю их и пытаюсь найти вдохновение для своей истории. Изучаю книгу за книгой, а ничего в голову не приходит. Может, я иссяк. Одна история это мой предел. Пойти прямо сейчас и попросить об увольнении. Если не могу творить, то и не за чем здесь работать. Это нормально. Многие хотят уйти. Хотя, все и считают работу в Небесной канцелярии самой лучшей на свете. Небесная канцелярия – противоречивое название, но оно про нас. С одной стороны канцелярия – рутинная работа. Почти как вся наша жизнь - одна большая рутина. Читаешь, пишешь, ешь – ничего лишнего только ты и книги. Всё по распорядку строго в определённой последовательности. Получил задание, сдал его, потом защитил, иди, получай новое. Но в тоже время это НЕБЕСНАЯ канцелярия, потому что тут рождаются настоящие шедевры. Именно здесь из-под пера выходят и горе и счастье, и любовь и ненависть, и дружба и предательство. Я вспоминаю, зачем создавалась Небесная канцелярия и думаю о своём увольнении. Каждый из нас в определённый момент говорит, что хочет уйти отсюда. Правда, если я уйду, это будет первое увольнение. На секунду задумываюсь о том, что буду делать, уйдя с работы, и становиться тошно. Быть здесь. Нет, правильнее, быть создателем и бросить… уйти. Мы говорим, что хотим покончить с этой работой, но иногда между словами и делом бывает очень большая разница. Я на полу в библиотеке. Вокруг лежат книги, которые удалось прочитать. С последнего посещения столовой только тут и сижу. Читаю произведения, их не хватает, беру ещё. Добиваю вторую партию и иду за новой. Так бы продолжалось ещё долго, если бы не звонок, зовущий в столовую. Медленно встаю, шагаю вдоль длинных стеллажей. Пока иду по библиотеке пытаюсь осмыслить прочитанное. Все книги просто чудесны. Но в них нет ничего, чтобы пригодилось для моей истории. Всё время читаю, но никакого толка. Странно наконец-то дали задание, а я продолжаю жить, так же как и раньше. Нет, нужно что-то менять. Нужно начинать творить. На полу лежат разбросанные листы с одной строчкой вверху. Какое же название у истории? Пир смерти? Нет, совсем не то… Звонок - еда. Звонок - чтение. Звонок - еда. Звонок – чтение. Так проходило время. Никаких идей, никакого продвижения вперёд. Уже практически не думаю об истории, а только ем и читаю. Даже названия нет. Меня вызвали в кабинет начальника отдела трагедий. Это момент истины. Решил отказаться от книги и попросить о переводе в другой отдел. Именно в специфике жанра моя проблема. Сложно писать про убийства. - Как продвигается твоя работа, - с лёгкой улыбкой спрашивает начальник. - Я ничего не написал, - сухо и спокойно. - Почему? - улыбка сползла, но тон всё ещё весёлый. - Мне, кажется, это не моё. Хотелось бы, чтобы вы меня перевели обратно. - Это не возможно, - и опять улыбка. – Вы много думали. Я вижу это по вашим глазам. Вам нужно немного расслабиться и всё по новой осмыслить. Книга тяжёлая и я это уже говорил, - пауза. – Вы что читали в последнее время? - Многое… - пожимаю плечами. К чему он задаёт этот вопрос? - Вы читали книги с третьего стеллажа в своей библиотеке? Вопрос на миллион. Туда я даже не подходил. Там книги из отдела трагедий. Нет желания читать истории про убийства. Что может быть красивого в смерти? - Нет. - Возьмите оттуда пару книг и прочитайте их, - опять эта дурацкая улыбка. – Я вижу, ты считаешь данный жанр неинтересным, но, как можно осуждать то, чего не читал? – тишина. – Ступайте. Как бы вам не нравился наш отдел, но вы теперь в нём работаете. Поймите и такие истории нужны, и кто-то их должен писать. Иначе откуда знать что хорошо, а что плохо? Я открываю дверь и выхожу. Нужны. А кому это нужно? Опять в своей библиотеке набираю книги. Третий стеллаж, чтобы с него выбрать? А какая разница, всё равно ничего не читал. Начнём сначала. Беру первые две попавшиеся с полки. Даже не смотрю названия, тут же складывая в стопу уже набранных. Две книги с третьего стеллажа, думаю, этого пока хватит. На полу две стопки книг и я среди них. Одна уже прочитанные, вторая – ещё пока нет. Произведения с третьего стеллажа так и лезут под руку, но пока не тороплюсь читать их. Достаточно и других хороших книг. Произведения читаются быстро и легко. И вот уже не осталось ни одного, кроме… Кроме тех самых двух. Делать нечего. Беру. Как запретный плод. Начало. Начало как начало. А что дальше? ... Не знаю, сколько звонков пропустил. Может, их не было вовсе. Вытянул из мира фантазий, как ни странно, стук в дверь. Он хоть и тише звонка, но сработал, как антизаклинание. На полу книг очень много. За один раз их все не отнести. Даже не помню, как ходил за дополнительной порцией произведений. Третий стеллаж и почему раньше к нему не подходил? Писари из отдела трагедий не зря едят свой хлеб. А почему я остановился? Стук. Точно ко мне постучали. Встаю и иду открывать. Дверь, а за ней белое полотенце и мыло. Да, я забыл рассказать. Иногда мы ходим мыться. В общем, нам это не нужно. У нас стерильно чистые комнаты, а климат такой, что мы никогда не потеем (но может дело не в климате, может, мы просто никогда не потеем). Но всё-таки нам иногда разрешают мыться. Время от времени у входа в мой номер оставляют чистое полотенце и мыло – это означает, что я могу принять душ. Необязательная процедура, но я никогда от неё не отказывался. Даже не знаю почему. Наверное, просто хочется какого-то разнообразия. По пути в душ и в нём снова один. Только я и мои мысли. Я думаю… я думаю о воде. Какая она странная ни холодная ни тёплая. Немного бодрит. Льётся прямо в лицо, протекает по телу и стекает по ногам на пол, смывая… грязь? Нет. На мне нет грязи. Запах? Нет. После душа буду пахнуть, так же как и до него. Смывая усталость. Усталость от всего от рутины, от книг, от мыслей о моей истории. Я думаю… я думаю о воде. Вода льётся в лицо, а фантазия рисует океаны, гребни волны. Откуда мне знать, как бьётся вода о скалы, как дует ветер прибрежный? Если я этого никогда не видел и не испытывал. Откуда мне знать, как сделать так, чтобы все на свете были счастливы? Если этого никто не знает. Откуда мне знать какие истории нужно писать, а какие нет? Меня попросили написать трагедию-эпопею. Возможно, этого не стоит делать. Наверно, это не правильно. Может, сказать стоп смерти и насилию, и написать что-нибудь милое и доброе, чтобы на душе стало легко. Возможно, стоит всем начать писать, только светлые истории? Но почему? Почему всё равно есть писари, которые пишут трагедии? Кому хочется читать историю с известной концовкой. Откуда нам знать, что такое хорошо, если не знать, что такое плохо. Только большая трагедия способна вызывать большие эмоции. Мы любим драмы. Мы помним трагедии, и я напишу историю, которую просил от меня начальник отдела, чтобы меня запомнили. Я напишу про войну. Про войну, которую ещё никто не видел. Названия нет. На полу последний вариант – «Столкновение». Ничего. Это уже не так важно. Книги третьего стеллажа подпитывают фантазию. Ненависть, алчность, властолюбие – пороки, давно данные людям, но неизвестные мне. Наделить главного героя новыми качествами, добавить своих. И листы заполняются чернилами, и мой герой уже появился на свет. Лист на пол, а может и два, но главное, что один в стопку. И герой уже действует. Карта мира развёрнута, и Земля не раз содрогнётся под его ударами. Правда, многое пока только в голове, но дело сдвинулось. Снова пишу. Старое чувство. Чувство, которое ни с чем не сравнить. Испытанное при написании первой истории, тогда так и не определённое мною, но сейчас… Сейчас совершенно ясное – это чувство силы. Сила над моими героями и местом их пребывания. Герои произведения живут и умирают по моей указке. Кто-то проживёт всю книгу, кто-то главу, кто страницу, а кому и трёх строк не протянуть, но зато таких, которые и целой книги стоят. Идея манит за собой. Если мне не хватает вдохновения, подхожу к третьему стеллажу и набираю книги. В них новые пороки подсказывают новые решения. Читаю и снова писать. Глава закончена, а за ней тут же следующая. Мысль впереди чернил. Пока рука только выводит противников на позиции, голова уже знает итог битвы. Тупик и опять читать. Идеи лезут одна на другую. Я разбрасываю ненужные и вырываю единственную верную. Писать, не отвлекаться! Чего-то не хватает. Третий стеллаж. Книги. Читать, читать, читать. И вновь за перо. Весь мир поглощает война и… стоп! Весь мир в войне. Так просто? Да, алчность человеческая далеко заведёт, но нужно что-то большее. Есть Великая Война, есть Великий Герой, но чтобы за ним пошли одной харизмы маловато. Необходима идеология. Все люди разные и их сложно объединить, но вот разделить на два лагеря. Разбить, выдвинув различия за преимущества одних над другими, и объединить, дав общего врага. Идеология проста и легко играет на нетерпимости людей. Как только мысль оформляется в голове. Написанные листы превращаются в клочки, и всё сначала. Не важно. Главное в фундаменте истории, кроме щебня и песка, появился и цемент. Опять за перо. Привычный быт разрушен. Новый мир поглощает целиком. Я не знаю, сколько звонков проходит между написанием той или иной главы. Иногда прихожу в себя только в столовой в разгар разговора писарей. Речь глушит мысли. Зачем? Зачем они беседуют? Слушаешь так бессмыслица и глупость. Только мешают думать. И снова ухожу в себя. Надоели мне соседи по столу, отсел бы от них, но привычка тянет. Хотя долго это не могло продолжаться. И вот однажды… Столовая. Не помню, как тут оказался. Снова ходил на автомате. Мир истории не отпускал, но голос, мягкий голос писаря тридцать три двадцать четыре, разбудил: - Работа, работа, - кусок мяса вяло ворочается у меня во рту, а голос продолжает будить, заставляя вслушаться. - Не могу уже. Так много историй написала, что они для меня слились в одну большую книгу, - я надменно фыркаю, вгрызаясь в отбивную. – Чтобы не написала, кажется, что это уже где-то было. Про людей так много написано, – я ехидно гляжу ей в глаза и слегка улыбаюсь, дожёвывая мясо. – Тяжело, – тишина, потом продолжение с загоревшимися глазами. – Но всё-таки я так много сотворила, так много светлых страниц. Не зря же эту работу считают самой лучшей в мире. - Что? – спросил я впервые с того времени как начал писать книгу, до этого только слушал. - Я говорю о том, что нет ничего лучше, как дарить людям счастье своими историями, - писарь тридцать три двадцать четыре, наверное, дразнит меня. – Вот ты, к примеру, - она смотрит в мои глаза, я в её, - давно ничего не писал или не получал никакого удовольствия от своих историй. Это по твоим глазам видно. Только когда ушёл в трагедии, они у тебя загорелись, как ни у кого из нас. Неужели это такое удовольствие нести смерть своими книгами? - Что ты понимаешь!? – желчь так из меня и льётся вместе с криком. – Пишешь свои историйки и думаешь, что это настоящие книги. Плодишь рассказики один за другим и считаешь, что так и должно быть. Откуда тебе знать, какие истории нужны? Возможно, это первая настоящая книга, лучшая, которую когда-либо писали. С этими словами я быстро собрался и ушёл из-за стола, сев отдельно от всех. Бывшие соседи ещё немного переговорили между собой и затихли. Не уверен даже, что про меня. Ох, уж эта инертность. С тех пор стараюсь всегда садиться один или среди коллег из отдела трагедий. Здесь уже никто не отвлекает от истории. Смерть и кровь, геройство и предательство, ненависть и отчаяние, победы и поражения, люди и я над ними – и больше никого и ничего. Никто не мешает и не отвлекает. Я даже не помню, как придумал название своей истории. «Коричневая чума» - идеология, заразившая мир и, пройдясь по мозгу людей, убившая миллионы. Война достойная имени смертельной болезни. А коричневая, потому что таковы мундиры солдат моего главного героя, разносивших вирус по планете. Название готово и история затягивает, поглощая меня… Ворота закрыты. Запах дыма перебивает любой другой. Ребёнок в испуге прижимается к груди. Ей бы выбраться из сарая и спасти дитя. Но там. Снаружи. Автоматчики. Чувство бессилия перед смертью не оставляет вариантов. Остаётся только ждать. Да, это я поставил солдат, это я поджёг сарай, я загнал их туда, но это не значит, что я отвернулся от своей героини и остальных обречённых. Я с ними в сарае. Здесь. Дышу их воздухом. Слышу каждый стук сердца. Заглядываю в испуганные глаза и не оставляю одних перед смертью. Я не покину их ни на секунду, я с ними до конца. Нужны драмы. Получите. Пуля пробила лёгкое. Остались лишь секунды жизни. Он даже не сказал ей: «Люблю». А она бегает по полю в белом халатике от раненого к раненому. Она чувствует – беда. Ищет, ищет его. Вот лежит не шелохнётся, но не он. А вот кричит, зовёт медсестру. Она туда. Перевязывает, но и это не он. И я рядом с ней. Бегу. Не отстаю ни на шаг. Помогаю искать. Но ей не успеть. Не успеть сказать даже: «Прощай». Хотели трагедию. И она придёт в каждый дом. Столовая. Какая столовая? В полуразваленном здании отряд уже третий день держит позиции. В глазах разочарование - идеология обманчива. Они не великая раса. Здесь все равны. В глазах страх – слишком много друзей не вернётся домой. Чужая земля неприветливо встречает гостей. Снаружи враг. Минута затишья. Кто чистит оружие. Кто пишет в «треуголку» весточку родным. Кто уткнулся лицом в снег, оставив о себе глагол «был». И я среди них хожу. Закрываю остекленевшие глаза. Грею холодные руки. Даю силы не остановиться, продолжать идти дальше. Я вложил в их руки оружие. Я дал им врага. Я привёл их сюда и поведу дальше. Раз уж нужна великая трагедия. А кому она нужна? Не знаю. Может мне. Чувство силы, как наркотик. И влечение только обостряется, когда начинаешь играть жизнями. Но нет. Не правда. Не только мне. Книгу заказали в отделе. Значит ещё кому-то необходима. И эту необходимость нужно будет доказать комиссии на защите истории. Из мира книги прихожу в реальность, сидя на полу среди кипы исписанной бумаги, прихожу в себя в столовой. Прихожу в себя у третьего стеллажа. Всё это лишь незначительные обрывки. Сейчас моя жизнь в книге. История пишется быстро. Я, как губка, впитываю прочитанное из трагедий и переношу к себе. Уже были и газовые камеры, и массовые расстрелы, и суицид, и поля залитые кровью, да чего только не было в моей новой книге. И главного героя, зачинщика всей войны, убили уже. Но я завершать произведение не тороплюсь. Есть ещё последователи. Пусть и они уже обречены. Но последний удар должен быть нанесён особенный. Должно быть что-то новое. То, чего люди ещё не видели. Иначе, моя книга пока всего лишь внеочередная трагедия. Но, что это будет? Снова чужие истории собираю в стопки и читать, читать, читать. Ничем не брезгую. И идея не заставляет себя ждать. Помогает книга про одного учёного. Концовка произведения быстро формируется в голове и её остаётся только написать. Лист, ещё лист. И мирный договор подписан. Последняя страница и место для завершающего слова автора. Красная строка. «Эхо войны ещё долго не даст забыть трагедии тех дней» Точка. Перо с силой вдавливается в бумагу, оставляя жирный след после себя. Голову запрокидываю, упираясь затылком в стеллаж. Закрываю глаза и вижу лица своих героев. Кому-то судьба улыбнулась, и он выстоял, а кому-то… Нужна была трагедия, и кем-то пришлось пожертвовать. Судьба, судьба – она такова. Слепо повинуется рукам создателя. Кто знает, что в следующий раз закажут в отделе? Но это будет потом. И защита, и новые истории – всё потом. А сейчас. Я быстренько пролистываю произведение. Строчки, строчки. Буквы, пролетая, быстро сменяют друг друга страница за страницей. В них я оставил всего себя. Всего. Внутри пустота. Стоп… Захлопываю книгу. Укладываюсь на полу, руки за голову. Огладываю библиотеку: потолок, стены, окружающие стеллажи. Лёгкая улыбка появляется на губах. Я сделал это. То, что творится внутри не описать. Эмоции бурной рекой ломают плотину рассудка, вырываясь тихим смехом, перерастающим в громкий нервный и становясь истерическим. Истерика? Да, это истерика. Сквозь смех летят слова: - Я сделал. Сделал!!!
Мне в целом текст понравился........дочитал до конца с трудом. Не хватает описания героев- получается вроде как история от человека без лица. может привязать образы каких то известных исторических личностей связанных с войной? И кажется в конце не докрутили, хотя идея очень интересная....... Если бы было продолжение, то я скорее читал, чем нет.
Я здесь новенький, это первое произведение, которое прочел, но вроде и неплохое ) Автору слушать критиков и работать, много работать советую я, как и всем нам)
Аллюзии достаточно прозрачные, божьего гнева автор не боится и ладненько; чуточку напомнило Вавилонскую библиотеку Борхеса и, вообще, что-то неуловимое, но знакомое в строении фраз; скукота конечно - увы и ах, но форматировать текст автор вряд ли станет, так что быть посему.
В принципе интересно. Но стоит согласиться с некоторыми, - читать скучно. Мне кажется, для лучшей подачи стоило бы разбавить юмором, иронией или интригой ...?
На мой взгляд это произведение не столько о жизни, динамике, действии, не столько о рутине и какой-то там супер-важной работе, сколько о внутреннем мире писателей. Именно затрагивает и смакует тему творчества. Я думаю, те люди, которые пишут, должны хорошо это понимать и должны просто до самых "косточек" прочувствовать это произведение. Не знаю, правда, какую идею вкладывал сюда автор изначально, но я вижу именно такой смысл. Если это не так, то поправьте меня, будьте добры. Что касается прочтения... лично я прочитала на одном дыхании, не отрывая взгляда от строк и ни на что не отвлекаясь. Меня затянуло. Затянуло описание эмоций, чувств, перехода от "добрых рассказов" в "мир драмы", и как этот переход оставил отпечаток на внутреннем мире героя. Описания внешности? Кому они тут, вообще нужны, ведь у действующих лиц даже имени нет! Тут это совершенно неважно, на мой взгляд, ведь главное, самая суть, она не здесь, не на поверхности и не в действиях вовсе, не в динамике. Чувства, эмоции, пусть, может, и скупые где-то, но достаточно полные, чтобы их уловить и понять. Я прочувствовала это, не знаю, о чём это говорит - о моей непрофессиональности или сдвигу по фазе, судите сами. Вся суть всего написанного выше - мне очень понравилось. Пожалуй, всё...
Писарь - не писатель, не историк, не начальник. Он никто, просто винтик, самый неизвестный в бюрократии. У него нет никакого влияния, а вы тут навоображали всякую фигню. Якобы писарь - важный элемент в религии. Глупости помноженные на незнании. Не путайте религию с историей. Вы взялись за тему, где умничать небезопасно. Хорошо ещё про Аллаха не вспомнили.
Это даже не рассказ. Монолог. Скорее всего Ваш, а не героя. Нет каких либо описаний героев их характеров. Нет конфликтов как таковых между людьми (если они люди вообще). Нет и развязки. Что он просто написал? и все? Что то изменилось в нем после этого? На протяжении всего текста не отпускала мысль, что это тюрьма. Про цепи надо добавить. И мотивацию.
Комментов много. Добавлю от себя: Свежо. Хочется дочитать до конца. Присоединюсь к тем кто пожелал продолжения. 4+ из 5 ----------------------------------------- Искренне Ваш Гарольд.
Все недочеты которые нужно исправить - в огромных текстах но очень конструктивных перечислены ниже, и в данном случае не имеет смысла их писать. Мне просто хочется оставить положительный отзыв об этом произведении. Честно скажу, я просто не мог оторватся пока всё не прочитал, здесь весьма хорошо описываются чувтсва ГГ и то как он пишет книгу, кроме тех моментов которые описаны в местах про мать и ребенка, медсестру, солдат в здании - эти моменты немного не прочувствованы мной лично (не знаю как у остальных), но мне очень понравилось и мне очень хотелось бы прочесть полную историю данного произведения.
Идея очень интересная, и стиль мне тоже понравился. Название, по-моему, оригинальное и красивое. Если сравнивать с уровнем некоторых зарубежных писателей, то,как ни лестно, написано очень хорошо, но как уже и говорили - маловато произведение. Это должна быть как минимум трилогия с развернутым сюжетом, а лучше несколькими сюжетами. Описание чувств - это хорошо, но нельзя забывать и о внешнем облике героев, окружающего пространства и всего такого. Прочитала до конца, но, как ни обидно, к концу очень хотелось бросить. Интрига кончилась, а с кульминацией подзатянули. Нужно продумать, как держать внимание читателя дольше. Это не обязательно должен быть экшн, но слишком долго, простите, мусолить одно и тоже нельзя. Вообще мне понравилось, я бы почитала. Если это когда-нибудь выйдет в обложке - я куплю.
Идея интересная. Мне кажется, можно было бы, много из неё выжать, причём, судя по всему, у вас получилось бы хорошо. Но в данном виде оно напоминает изложение. Может, так и было задумано, но история взята масштабная, а сгорела за время спички. "Герои произведения живут и умирают по моей указке. Кто-то проживёт всю книгу, кто-то главу, кто страницу, а кому и трёх строк не протянуть, но зато таких, которые и целой книги стоят" Но вот, кто они? Кому импонирует, этот писарь? Или его заботит только то, что в его воле "казнить или помиловать"? Герой утверждает, что создал личности, а в конце только и рад, дописанной книге. А выбрать, эти личности, так и не смог для себя. Горой утверждает, что он в сарае с горящими, но прочитав честно не почувствовал. Он не среди солдат и не среди тех, кого казнят. Даже та санитарка, ищущего нужного ей, не почувствовал я её. "Они сражались за родину". Девчонка-медсестра тащит раненного здоровенного мужика. И причитает – "И кто вас, таких здоровых рожает?!". Вот это прочувствовано. Честно сказать, ели бы развернули, дали пространство, то получилось бы прекрасная вещь. У вас и так неплохо получилось, а развернув, получится ещё лучше.
Критиковать действительно нечего. Соглашусь с Волчком. Но только в этом предложении. С точки зрения стилистики и прочего, прочего, прочего замечательно. Но честно скажу: мне скучно. До конца не осилила. Уж простите.
Потерялась где-то на середине текста. В том смысле, что потеряла нить повествования. Комната - книги - столовая - комната. Не обижайтесь. Возможно, это проблема моего личностного восприятия.
Это высокая литература! Написано образно и очень качественно, но возникает вопрос: «О чём это?» Куприн так же писал, читал, читал, а что в итоге? Никакой информации! Кто такие «писари»? Откуда они взялись? Почему их текст материализуется на земле? Не следовало бы закрыть отдел трагедий? «Тогда народы, распри позабыв, в единую семью объединятся!» «И перекуют мечи на орала, и никто не будет учиться воевать…» А надо, всего-то закрыть один из отделов «небесной канцелярии». Если это не «фэнтези» - нужно побольше объяснений.
Зря герой бросил свой календарь, пусть нет абсолютной привязки, но можно было обойтись относительной – три кормления принимаем за сутки. Это лучше чем ничего.
Но в целом текст хорош, и, я уверен, получит высокую оценку жюри. P.S. Хотел бы добавить «в рэйтинг», но пока не знаю как…
Критиковать можно неудавшееся произведение.. А это.. Это зрелая работа достойная выйти большим тиражом. Мое почтение автору, аплодисменты, и профессиональная белая зависть. Идея свежая, и при желаниии может переродиться в большой цикл ... В общем Успех!
Идея рассказа довольно необычна. Однако не хватает чего-то... Описания системности, бюрократизма. Упорядочить систему еды обязательно. Идея со счетом времени "не катит". Вряд ли писарь ничего не читал про Первую Мировую. Так что материал у него был. "Здешние" - явный перебор. Те же писари, хотя бы. Однообразие слов.
Что хорошего: нагнетание атмосферы, сильно описанные чувства ГГ. И один явный минус: человек, убивший Иисуса и писавший про Великую Отечественную навряд ли попал бы в раздел хорошеньких рассказиков.
Общее впечатление: задумка хороша, но недоработана.
1. Писал, я писал. Светлый такой рассказ получался, да не рассказ, а целая повесть. Рассказ, да не рассказ. Может, лучше "Писал я, писал, светлый такой рассказ получался. Да не рассказ, а целая повесть."
2. Было пол беды, если бы я его просто убил. Так мне этого мало. Я ему такую казнь расписал. Думаю, красивее бвло бы объединить первые два предложения. - "Было пол беды, если бы я его просто убил, так мне этого мало." А в конце второго - нужно поставить восклицательный знак.
3. Я стоял на своём (то, что написано пером не вырубишь и топором), а он обещал сжечь книгу, и грозил исключением из числа писарей. Кажется, эта запятая лишняя.
+1
Может, лучше "Писал я, писал, светлый такой рассказ получался. Да не рассказ, а целая повесть." 