Андрей уже час как не спал, но не находил в себе желания подняться с постели. Причиной тому была и головная боль, и перебиваемое острыми уколами под сердцем чувство голода. Впрочем, за последние дни он почти свыкся с этими чувствами, ставшими частью его мироощущения, а голод еще несколько дней назад из ноющего стал просто тяжелой слабостью, сопровождающей его ленивые движения. Хотя, в последнее время, желание двигаться у него почти отпало - он растягивал небольшие запасы еды, стараясь не расходовать энергии по пустякам и потому много лежал, погруженный в мрачные раздумьях о времени и трагичной действительности, уносящей в безумии войны сотни жизней каждый день, войны, которая не имела, как казалось ему, никакого смысла кроме взаимного истребления инакомыслящих. Хотя он не разбирался в политике и был отрезан от средств связи, ему действительно было неясно, по какой причине столица превратилась в кровавый полигон распрей четырех сил, что вместе с выжившими гражданскими были накрыты красным куполом... 

   Он лежал, запрокинув голову через край подушки так, что солнце светило ему прямо в глаза. И в иной день он отвел бы от него взгляд, на глазах бы долго не сходили зеленые пятна... в иной день, а сейчас смотреть было безопасно - все светлое время суток улицы заливали тревожно-красные лучи. Остальной спектр купол не пропускал. На столике у раскрытого окна лежал абсолютно бесполезный в нынешних условиях передатчик стереофона - Андрей и желал бы послушать новостную ленту, да только электричества не было уже девятый день - с тех самых пор, как Сопротивление обрезало линии передач, а основная питавшая город электростанция вышла из строя из-за перегрузки в сети. Впрочем, скорее всего, в эфире сейчас стояла тишина, по всему пропускному каналу он наткнулся бы всего на пару станций, ведь купол изолировал территорию почти от всех внешних воздействий, включая помимо того и подпространственные, так что в случае работоспособности устройства настроить получилось бы, вероятно, только внутреннюю волну ВСРК или кого-то еще, кто мог позволить себе постоянную генерацию электричества для массивных трансляторов сигнала. И из-за того, что вот уже несколько дней он не имеет никаких средств связи, ему казалось, что мир его замкнут, и только отголоски войны в звуках взрывов и стрельбы доносятся до него откуда-то со стороны. Поэтому он практически не воспринимал происходящего - за окном просто шла война, а он, пока не выбирался из своего убежища, оставался в иллюзии безопасности. Один.

   От бездействия он часто засыпал. Но сон был хрупкой защитой от гнетущего чувства одиночества, которое и во снах приследовало его с тех пор, как погиб брат, а родители в один из дней (если быть точным, то в последний день перед возведением купола) ушли из дома и не вернулись. Первые пару дней он ожидал их возвращения, не покидая квартиру, а теперь, когда надежда эта стерлась осознанием того, что под перекрестным огнем невозможно выжить столько времени, он продолжал находиться в квартире уже по привычке. В частности, еще и потому, что просто не знал, как действовать в таком случае - никогда, если подумать, у него не было такой самостоятельности, как сейчас, когда он, с одной стороны, был волен делать что хочет, но, с другой, должен был целомудренно следовать внутреннему голосу, что требовал от него во имя собственной безопасности не принимать на себя инициативу до определенного момента, когда в голове появится четкое осознание того, как следует поступать. Для себя он решил, что раз снаряд не попал в его дом прежде, то он минует это место и в будущем. И если это и была всего лишь отговорка, то, по крайней мере, с ней было легче жить, да и шум выстрелов в последнее время звучал отдаленно. А основные очаги сражений, очевидно, переместились куда-то на восток по карте города.

    Андрей оглядывал комнату, заставленную ненужными вещами - запылившейся мебелью, стопками не распакованных деталей оставленных отцом в углу, кипами книг и ткани, не занявшей своего место со времен недавнего переезда -   и думал в сотый раз о том, что бы было, если бы он знал о конфликте заранее. Наверное, он закупился бы полезными ресурсоемкими предметами, по примеру сборов в поход, запасся бы долгохранимыми консервами и, наконец, купил бы себе набор инструментов, хотя все это потеряло бы всякий смысл, если бы он убрался перед самым началом конфликта к родственникам в Лугу... а еще лучше в Волгоград - чем дальше от эпицентра, тем лучше - думал он, хотя о том, что происходило за пределами купола у него были еще более смутные представления, чем о ситуации под ним. А ведь и о последнем со своей позиции он знал совсем немногое - в основном то, чем успел поделиться брат - есть четыре основных силы, между которым развязан конфликт. О двух из них вообще практически ничего не известно - о молчаливых воинах японских интервентов и религиозных фанатиках, другие же две постоянно мерялись своим потенциалом - сопротивление было разрозненно и объединяло в себе всю возможную оппозицию, а ВСРК выступали в конфликте консерваторами, которые стремились сохранить и вернуть столицу в прежнее состояние. О вероятности последнего даже брат, речи которого часто были непонятны, лишь отсмеивался - разрушать всегда проще, чем воздвигать, и то, что было разрушено за часы и дни будет восстанавливаться годами. И то - при условии, что за последующие дни город не сравняют с землей, и уцелевшие развалины станут одиноким призраком-памятником тому, как уничтожительна может быть война... 

   Единственным надежным источником информации о военных действиях служило окно его комнаты, выходящее на перекресток нескольких улиц - отсюда он следил за тем как идут бои и видел передвижения техники в своем районе. Еще, он знал, что неподалеку, на северо-востоке находится подземный лагерь сил сопротивления - вот на этом, пожалуй, и заканчивались его знания о происходящем, да и подходил последнюю пару дней к окну он всего пару раз - когда шум становился слишком назойливым, чтобы спать и привлекал его внимание - в те моменты улицы столицы были оживлены почти так же, как до инцидента, однако носило это уже совсем иной характер...

   Гулкий взрыв вырвал его из размышлений. Он нашел в себе силы подняться, прошел на ватных ногах до раскрытого окна, из которого шел свежий летний бриз, и с голодным недовольством вгляделся в окружающее дом пространство. Никаких следов взрыва - огня, дыма или раненых солдат - он так и не приметил, так что у него осталось впечатление, будто это была одна из тех галлюцинаций, что приходят к людям в голодном бреду. Где-то продолжали почти с равной задержкой разрываться снаряды, но звук от них шел практически фоном и видимо не имел какого-либо отношения к оторвавшему его от созерцания комнаты взрыву. По времени все еще стояло утро, довольно тихое по нынешним меркам. Пламенное солнце расплывалось где-то в восточной части полусферы купола, чуть отличимое на фоне пепельно-красного фильтрирующего слоя. В красных лучах, заполняющих "марсианский" пейзаж полуразрушенного квартала, чуть слышно перемещалась колонна союзных войск - Андрей без воодушевления смотрел на ряды людей с реактивными орудиями - сам факт того, что этот район был недавно отбит у врага, мало его вдохновлял - в конфликте он не сопереживал ни одной из сторон и прежде осуждал ВСРК, по беспринципной инициативе которых город предательски накрыло пугающе красным куполом. Он и не хотел сочувствовать кому-то - у него была своя голова на плечах, перед ним стояла лишь одна насущная проблема - проблема выживания, а остальное практически перестало его волновать. И думая об этом, в то время как снайперы, замыкающие колонну, перебирались через образовавшийся после падения наблюдательной вышки завал, он решил для себя, что когда ему надоест прятаться, он попробует выйти на лагерь сопротивления. Не для того, чтобы сражаться, а чтобы отыскать какой-нибудь путь из этого пекла - у подземных крыс всегда есть какой-то необрезанный, известный только им одним, маршрут... Это, впрочем, были такие дальноидущие планы, что он пока мыслил их отдельно от самого себя. 

   Расслабленно выдвинувшись наружу, Андрей долго оглядывал окрестности своего дома, выискивая с высоты четвертого этажа, где находилась его квартира, какие-либо изменения, что-нибудь выделяющееся в сравнении с картиной последнего осмотра, который был произведен вчера перед тем, как поток мыслей на полночи унес его в пространство грез. Серьезных изменений он не отметил - на одном из зданий, кажется, появилась новая выбоина - видимо случайный осколок снаряда; вдалеке горело пламя, но слишком далеко чтобы определить его источник, так что то, что породило заинтересовавший его взрыв, так и осталось неопределенным. Несколько разочарованный он пробежал взглядом по крышам осевших многоэтажек, на одной из них он заметил пару голубей и задумался, как влияет красное поле на птиц. Конечно, наверняка, они тоже находятся в недоумении от происходящего, но вот могут ли они пролететь сквозь барьер, отрезавший город от Конфедерации? В конце концов, ничего же не известно о том, какое оно в толщину и что происходит на разделе двух сред, так что и предположить, что же может случиться с живым организмом, пытающимся взаимодействовать с ним, оставалось для него небезынтересной загадкой. Жаль, он не общался ни с одним человеком, попытавшимся добраться до границы города...  

  Скучая, Андрей выпятил ладонь на встречу поднимающемуся солнцу и через прищуренные глаза посмотрел сквозь пальцы. В этот момент в одном из окон соседнего дома что-то вспыхнуло. Он отдернул руку и присмотрелся - свечение повторилось - голубой огонек загорался через равные промежутки времени. Голубой! Он моргнул пару раз, чтобы прийти в себя - как такое может быть? Все иные цвета воспринимались под куполом как своеобразное чудо, хотя по ночам было очень вероятно увидеть нормальную цветную картинку улицы, подсвеченной сиянием взрыва, ведь когда линза купола не пропускала внешнего излучения, соответственно она и не засвечивала все остальные. Однако днем, с тех самых пор, как огибающая сферы бегущей красной дорожкой сомкнулась над их головами, ему не приходилось видеть иные цвета.

   Вспышки повторялись, и еще прежде чем они прекратились, у него возникла мысль, что он стал свидетелем включенного стереовизора. Четко разглядеть картинку он не смог, но мысли привели его к тому, что, видимо, в той квартире находится такой же "беглец", как и он. Андрей не мог восстановить в памяти точно, но кажется квартира, беглая стереокартинка по ту сторону растрескавшегося окна которой, принадлежала одному из его знакомых. Естественным выводом из всех своих предположений стала мысль наведаться туда... даже если его предположения были ошибочными, а биение стереокартинки - всего лишь очередной галлюцинацией наравне со взрывом, это стоило проверить. Наступившее затишье, эфемерные мысли о еде и то, что он на протяжении неполной недели не покидал приевшегося помещения квартиры, служили хорошим подспорьем к этому начинанию, так что он сразу прикинул в голове маршрут - минуя развалины, через дорогу к пятой парадной и затем на четвертый этаж, предположительно квартира налево. Он надеялся, что на пути у него не возникнет проблем - в частности его беспокоило то, что выше шестого этажа от прямого попадания снаряда здание сложилось, как карточный домик, что могло выражаться и в более крупных разрушениях внутри. Отвернувшись от солнца, он на мгновение задумался, пытаясь вспомнить, в какой из дней конфликта бои привели к таким значительным разрушениям здания, не нашел в себе ничего, что могло бы пролить на это свет, накинул на плечи пиджак брата и медленно зашагал в сторону коридора. Мысленно обращаясь к брату, он попросил прощения за то, что использует без спроса его вещь, за то, что в принципе не может этого спросить, и вышел из квартиры. Закрывать дверь за собой он даже не подумал - что было в этом смыслу, если здесь не осталось ни одной действительно ценной вещи. А закрывать двери в домах "на снос", которые в любое мгновение могут превратиться в пыль, является не менее дурным тоном, чем растить морковку на минном поле...