Первое, что нужно
сделать на собрании анонимных алкоголиков – это представиться. «Привет,
меня зовут Корнелиус». Нужно назвать только имя, фамилию можете оставить
при себе. Никому не нужна ваша автобиография. Это первый шаг на пути к
спасению. Потом Вы будете рассказывать собравшимся товарищам по
несчастью историю своего падения. Во всех подробностях, до самого дна.
Глядя на незнакомые лица, Вы откроете все свои грязные тайны. То, чего
Вы никогда бы не рассказали своим родным и близким. То, чего Вы и не
собирались рассказывать. Но остановиться очень трудно. Вы расскажете о
том, как впервые проснулись в полицейском участке, избитый и грязный. О
том, как тайком выносили и продавали в ломбард вещи из дома, чтобы раздобыть немного денег на выпивку. И в этом что-то есть. Что-то, что
вызывает не меньшую зависимость, чем та, от которой Вы так старательно
пытаетесь излечиться. За этим туда и ходят –
излить душу. И в довесок послушать других. Чтобы посочувствовать им.
Возможно, порадоваться в глубине души, что у вас не все так плохо.
Возможно – позавидовать и покачать головой. Но все-таки главное – это
рассказать все о себе. Почти как на исповеди. Словесный эксгибиционизм.
Поэтому, поднимаясь на трибуну, не слишком задерживайтесь там. Не
забывайте о своих ближних. Ведь не Вам одним хочется выговориться. И не
забудьте назвать свое имя.
Привет, меня
зовут Джонатан, и я – алкоголик.
Впервые
проблемы с алкоголем у меня возникли лет десять назад, после гибели в
авиакатастрофе моего младшего брата. Дошло до того, что меня выгнали с
работы, от меня ушла жена, забрав с собой нашего единственного ребенка и
добившись в суде решения, согласно которому я не мог приблизиться к ним
ближе, чем на полмили. Когда я звоню им домой, моя бывшая жена просто
кладет трубку. «Привет»,– говорю я. Я спрашиваю у коротких гудков: «Как
дела?» Я звоню с телефона-автомата, потому что если на ее определителе
высветится мой номер, она даже не поднимет трубку. За мной стоит длинная
очередь из желающих позвонить, и поэтому я говорю: «Я зайду к тебе
сегодня?» Не надо на меня смотреть, у меня все в порядке. Слышите, я
говорю: «Хорошо, милая. До встречи»? Это значит – у меня все отлично. «Я
тоже тебя люблю». Просто перестаньте смотреть.
Вечерами
я работал в баре в паре кварталов от моей квартиры, надраивая там полы
до блеска. Неплохая работа для человека, закончившего МИТ. По выходным я
напивался в этом же баре, а в понедельник оттирал собственную засохшую
рвотную массу с кафеля в туалете. Так продолжалось три года подряд.
Именно тогда я научился всем этим нехитрым премудростям – выпить
активированного угля и ноотропила, чтобы с утра было не так погано,
съесть немного масла, если нужно не хмелеть. Так продолжалось бы еще
долго, если бы я не попал в больницу с гепатитом. А после того – на
принудительное лечение от алкогольной зависимости, в курсе которого
обязательным пунктом было посещение общества анонимных алкоголиков. Там я
и узнал, что не существует понятия «бывший алкоголик», есть только
«временно не употребляющий».
Привет, я –
Джонатан. Я временно не употребляю алкоголь шесть с половиной лет.
Лечение было довольно успешным. Я даже смог
устроиться научным сотрудником в Объединенную Аэрокосмическую
Корпорацию. Все было замечательно, пока в один ужасный день я в
очередной раз не позвонил жене, и вместо привычного «Алло?» не услышал
равнодушный голос автоответчика: «Извините, данного номера не
существует. Возможно, вы ошиблись при наборе». Что мне давало это
«Алло?», я затрудняюсь сказать. Очевидно, это было что-то очень важное,
потому что в тот вечер я с трудом смог отказаться от соблазна напиться
до смерти. На следующий день я подал прошение перевести меня на работу в
Марсианский Исследовательский Комплекс. Подальше от Земли. Как можно
дальше от бывшей жены. От телефонов-автоматов и автоответчиков. Тогда я
еще не знал, что буквально подписываю себе смертный приговор.
На Марсе меня постоянно тянуло выпить. Каждый день
– борьба с самим собой. Это слишком много для престарелого тщедушного
американца азиатского происхождения. Тем не менее, впервые я навестил
Кио Таня в его баре совсем недавно. Позавчера, если быть точным, после
того, как мой знакомый, работающий в зоне раскопок, принес интересующие
меня материалы.
– Ты действительно хочешь это увидеть?– Спросил он,
накрыв рукой свой КПК и глядя мне прямо в глаза немигающим взглядом.
–
Давай уже разберемся с этим. Мне надоело гадать на остатках от кофе,– я
откинул его руку и взял компьютер со стола. После целый день я работал с
материалом, который был на КПК. А вечером я пошел в бар и впервые за
десять лет напился.
***
– Ты был в отделе находок?– Уилл с
непривычки затягивается слишком сильно и надсадно кашляет. Дым попадает
ему в глаза, по его щекам текут слезы.
Мы
стоим в мужском туалете и делаем вид, что просто курим.– Не слюнявь
фильтр. И не прикусывай. Так от него толку никакого,– советую я.– Ходил
я в отдел. Моего наладонника там нет.
– Уверен?– Он вынимает
сигарету изо рта и стряхивает пепел на пол.
– Там всего три КПК
лежат. Если бы среди них был мой, уж наверное я бы его не упустил,– я
тру лицо ладонями. После вчерашнего все тело как будто чужое.– Нам нужно
срочно что-то предпринять. Если,– я оглядываюсь на дверь и,
удостоверившись, что нас никто не слышит, продолжаю,– если мой КПК
попадет к Бертругеру, мы оба трупы. Ты это понимаешь не хуже меня.
Малкольм ведет серьезную игру и не позволит нам помешать ему. Один
несчастный случай на двоих. Или два персональных. Тут каждую неделю
что-нибудь случается, никто даже внимания не обратит.
– У нас все
равно было бы очень мало времени,– задумчиво отвечает Уилл.– Все
случится сегодня или завтра,– он щелчком отправляет окурок в писсуар.–
Тебе надо было раньше начать подозревать что-то нехорошее.
Он улыбается так, как будто ничего не произошло и
ничего не произойдет. Все в порядке, просто мир трещит по швам. Не о чем
беспокоиться.
На самом деле, подозрения у
меня возникли еще в первую неделю пребывания на Марсе. И все из-за моей
неестественной тяги к бутылке. Я отнюдь не слепой, и видел, как
остальные сотрудники Корпорации мучаются примерно с той же проблемой.
Что толкает их к посещению бара Таня или глотанию мескалина? Обычная
скука? Я бы мог в это поверить, не знай я о существовании полярных
станций, по сравнению с которыми это место – просто Диснейленд. И еще
один вопрос волновал меня почти так же сильно, как желание выпить: если
ты никогда не пробовал наркотиков, почему тебе вдруг придет в голову,
что с их помощью можно успокоить нервы?
Когда
я приступил к работе над порталом, мои подозрения только усилились. Мы
постоянно работали с какими-то абсолютно непонятными данными. Десятки
констант, взятых неизвестно откуда, сотни формул, которые никто из нас
никогда бы не смог вывести. Доктор Бертругер использовал нас почти как
чернорабочих – мы лишь ставили опыты да проводили наблюдения, как
какие-нибудь школьники. Но мои подозрения так ими бы и остались, если бы
я случайно не познакомился с Уиллом Роджерсом, работавшим в зоне
археологических раскопок. Он рассказал, что Бертругер подолгу изучает их
находки, а находки более чем странные. Записи на неизвестном языке,
странные гравюры, изображающие сцены из Апокалипсиса. Я сначала даже не
поверил ему и попросил принести тексты нескольких расшифрованных
фрагментов да пару снимков гравюр. И вот я теряю свой карманный
компьютер. Со снимками гравюр, с расшифрованными текстами, комментариями
Роджерса и записями самого Бертругера. Образцовый провал, прямиком из
палаты мер и весов.
– Ты,– говорю я Роджерсу,– сейчас отправишься в
ангар и возьмешь один из вездеходов. В половине второго ночи подгони его
к шлюзу старого корпуса, а затем войди внутрь. Я буду ждать тебя там.
–
А что будешь делать ты?– Уилл достает еще одну сигарету. Моя пока что
не сгорела и наполовину – я ни разу не затянулся. Я стряхиваю пепел на
пол.
– Теперь у нас нет времени ждать, когда отремонтируют подземный
коридор между комплексами, поэтому сейчас я пойду на склад за
кислородной маской. Мне придется немного пробежаться без воздуха. Ну,– я
улыбаюсь,– хотя бы поближе познакомлюсь с планетой.
– Нас заметят,–
качает головой Уилл.– Я имею в виду – наше отсутствие.
– Да и пусть,–
отмахиваюсь я.– Завтра здесь произойдет такое, что о двух ученых червях
никто и не вспомнит. Ночью я вызову десант с помощью старого центра
связи, а потом мы отъедем на безопасное расстояние от Комплекса. И будем
ждать солдат. Очистителя воздуха в вездеходе должно хватить на двое
суток. Все зависит от нас и нашей удачи.
Я
не герой, и спасти всех людей не в состоянии. Я и не пытаюсь.
– Да,– говорит Уилл, отправляя второй окурок
вслед за первым.– Удача нам определенно не помешает.– До встречи,– я
тушу сигарету об дверь туалетной кабинки, оставляя в пластике черную
отметину.
***
На
деле все иначе, нежели в теории. Так случается всегда, взять хотя бы
меня и мой перевод на Марс. То, что происходит здесь и сейчас – это
настолько невероятно, что подобное я даже и вообразить не смог бы.
Однако теперь религия, к которой я всегда относился, мягко говоря, со
скепсисом, оказалась более реальным предметом, чем наука,
которой я занимаюсь большую часть своей жизни. Все дело в том, что
человек просто физически не может учесть все мелочи. В данной ситуации
такой мелочью оказался рыжий здоровяк-охранник у дверей склада.
–
Зачем вам кислородная маска, доктор Иши?– Спрашивает он, сверля меня
взглядом.
– А вам какая разница, мистер?..
– Рядовой Гордон,–
представляется здоровяк.– Это моя обязанность, доктор, инструкция номер
двенадцать.
– Ясно,– киваю я,– инструкция. Мне нужно в старый корпус,
взять кое-какие материалы.
– Какие материалы?
– Рядовой Гордон,
вы что, дипломированный физик-ядерщик, я никак не могу понять?– Кричу я
на него, чувствуя, что не успеваю на ходу придумать правдоподобное объяснение.– Дайте уже, наконец, пройти.
– Я обязан доложить
мастер-сержанту!– Робко говорит Гордон мне вслед. Похоже, мой спектакль
удался.
– Мне нужны изотопы,– бормочу я.– С этим умником сработали бы
и «изотопы».
***
Прежде
чем идти к шлюзу, я захожу в бар, чтобы купить себе немного выпить.
–
Бутылку пива, Кио,– говорю я бармену и бросаю на стол кредитку.
–
Так и не нашел свой КПК?– Интересуется тот.
– Нет,– мотаю головой.–
Нигде нет. Как в воздухе растворился.
– Да,– морщится Тань и чешет
подбородок.– Штраф за утерю наладонника немаленький. Два пятьдесят,–
щелкает он кредиткой в приемнике.– Куда так поздно?
– Погулять,–
улыбаюсь я, пряча кредитку в карман, и вдруг представляю себя со
стороны. Маленький сморщенный старик-азиат с неровными, желтыми от
никотина зубами и помятым лицом. И это всего-то в пятьдесят лет с
небольшим. Ты все еще надеешься, что жена вернется к тебе? Ну ты и
придурок.
***
Лифт спускается вниз неровно, его постоянно
потряхивает. Один раз свет мигает, и я пугаюсь, что лифт застрянет.
Перспектива сидеть в маленькой, метр на метр кабинке меня совсем не
радует. Я открываю бутылку и отхлебываю холодного пива. Становится
немного легче.
– Куда?– Отрывается от чтения журнала охранник на
вахте. С таким лицом, впрочем, он способен разве что картинки там
рассматривать.
– В старый корпус.
– Хорошо,– говорит он и
возвращается к глянцевым страницам. Полная противоположность Гордону.
Эта мысль заставляет меня улыбнуться.
Когда
я подхожу к шлюзу, бутылка пуста уже наполовину. Перед тем, как надеть
маску, я делаю еще один глоток.
Собственное
дыхание в маске становится настолько громким, что кроме него почти
ничего не слышно. Но, когда я выхожу наружу, даже оно начинает казаться
едва уловимым. Бутылка непроизвольно выскальзывает из рук и разбивается о
стальные плиты перед входом. Пиво растекается по ним, почти мгновенно
превращаясь в лед. Бормоча под нос проклятия, я иду к еле виднеющемуся
входу в старый корпус. Пыльные бури на Марсе – нередкое явление, а в
долине Маринера – почти постоянное. Но сейчас мне везет. Из всех
неприятностей поверхности меня ждали только жуткий холод и не очень
сильный по здешним меркам ветер. Если бы не компенсаторы гравитации
Комплекса, к этому бы еще прибавился мой уменьшенный втрое вес. Я
оглядываюсь назад и пытаюсь закутаться в свой халат. Суставы сводит от
мороза, и от боли я сжимаю ладони в кулаки.
Когда
я жму на сенсорной панели «Открыть шлюз», мне почти не верится, что я
дошел. Я почти не чувствую рук и ног, о пальцах не идет даже речи. В
моем нынешнем состоянии я могу легко получить воспаление легких.
Возможно, я уже отморозил себе палец. Возможно, даже не один. Но мне
все-таки кажется, что больным быть гораздо лучше, чем мертвым.
***
В центре
связи нет света. Это не удивительно, ведь администрация запретила
пользоваться им еще полгода назад. Я удивлюсь, если он вообще будет
работать.
После получасовых поисков щитка
управления в полной темноте, мне все-таки удается включить терминал. Я
бегло смотрю на часы: до назначенной встречи с Роджерсом
остается сорок минут. Более чем достаточно для задуманного. Я
достаю сложенную вчетверо инструкцию по использованию, которую мне, за
неимением КПК, пришлось переписывать на бумагу.
Я
уже почти закончил, когда вдруг сквозь шум вентиляторов, охлаждающих
терминал, я слышу чьи-то шаги. Инструкция падает на пол, в темноту, я
снова бросаю взгляд на часы. Ровно час ночи. Полчаса до встречи. Похоже,
я подвел тебя, Уилл. Продолжай без меня.
Самое
обидное – когда почти успеваешь. Не хватает каких-то минут. Обидно
вспоминать, что потратил время на что-нибудь никчемное. Например, на
покупку пива в баре. И больше всего жаль, что нельзя ничего переиграть,
нельзя начать заново. Я ловлю себя на мысли, что больше всего жалею о
той бутылке, разбившейся снаружи. В такие моменты начинаешь понимать
эскапистов, с головой ушедших в выдуманный мир.
Когда
человек подходит к двери центра, работы остается меньше, чем на пару
минут. Антенна передатчика настроена, осталось всего лишь набрать и
отправить сообщение о катастрофе. Каждый шаг по ту сторону дверей
заставляет меня печатать быстрее. И когда вошедший говорит мне: «Доктор
Иши, немедленно отойдите от терминала!» и взводит курок, мои пальцы
стучат по клавишам с предельно возможной для меня скоростью.
0
