Пролог.

Человек в светло коричневом плаще и шляпе, немного хромая на левую ногу, проходит по светлому холлу из стекла и дерева. На первый взгляд, кажется, что трость, на которую он опирается при каждом шаге, крепко сжимая Т-образную рукоятку, нужна ему для подчеркивания стиля, но на самом деле ему было бы трудно ходить без нее. Не спеша, он подошел к столу миловидной секретарши.

- простите, мне назначена встреча на 15:00 во второй комнате для совещаний. Не могли бы вы мне сказать, как в нее пройти?- мужчина снял шляпу, открывая средней длинны седые волосы. По его лицу и слегка уставшим глазам, было видно, что он пожил на этом свете.

- да, конечно, поднимитесь на второй этаж, далее по коридору вторая дверь слева,- ответил приятный женский голос, и после небольшой паузы, видимо, она что-то проверила по базе данных,- извините, но сейчас эта комната занята, не могли бы вы подождать немного, еще раз, прошу прощения за неудобства.

- не стоит, должно быть, я пришел слишком рано,- мужчина перевел взгляд на свои платиновые механические часы на запястье, стрелки которых указывали на половину третьего.

- я сообщу вам, как только комната для совещаний освободиться. Вы можете пока отдохнуть на диване в холле,- женщина говорила так заботливо, как будто перед ней стоял дедушка, но это ни чуть не смутило мужчину. Он прошел к дивану, повесил шляпу и плащ на вешалку рядом, в углу, и сел. Неподалёку сидели еще несколько человек, кто-то читал журналы, кто-то перепроверял свои документы. Мужчина поправил галстук на темно-синем смокинге – сегодня он был при параде. Послеполуденное солнце и не обычная прохлада для этого времени года клонила в сон. Он откинулся на спинку дивана, закрыл глаза, и дрема невидимым ватным покрывалом накрыла его с ног до головы…

Ник.

Бункер на окраинах Цивилизации. В полутемном помещении идет своя неспешная жизнь. Человек, которого прозвали «Ник», сидел на ящике со снарядами от полевой ракетницы «тень» и лепил из взрывчатки шахматы. Черные матовые металлические пластины бронекостюма, не отражали свет, лишь коротко стриженая голова, непокрытая шлемом, выделяла его из общего темно-серого фона. Большинство присутствующих отдало бы свой обед за то, чтобы узнать, что творится в этой самой голове.

Боец «Жареный» не спеша, оглядел окрестности в прицел своего персонального автомата. Официальное название ПАА-12, вызывало смешанные чувства у личного состава. Кто-то считал, что для такого хорошего вооружения могли бы придумать что-то по лучше, а не это кощунственное название. Другие шутили, что на ежегодной выставке вооружений командование, увидев в деле эту пушку, выражали свои эмоции одним словом «баа», а разработчики подсчитали, сколько раз подряд это было сказано, и заодно первую букву сменили, чтоб плагиата не было. Как бы там ни было, Жареный, убедившись, что все относительно спокойно, вскинул автомат на плечо, и не спеша, подошел к Нику,- сыграем?

Ник поднял голову и увидел, что на лице Жареного читалась скука смертная.

- у меня еще пешки не готовы,- ему не хотелось делать фигурки на скорую руку. Кто знает, сколько им еще сидеть без дела, и потом для него был больше важен процесс, а не результат.

- давай. Вместо пешек патроны поставим или гильзы,- не унимался Жареный, так как ужин уже давно прошел, а до смены караула было довольно долго и никаких развлечений не предвиделось.

- ладно,- проще было согласиться, чем продолжать этот бессмысленный разговор, который без сомнения стал бы самоцелью.

Ник встал с ящика, вытащил походный нож и на крышке металлического ящика расчертил шахматную доску, перечеркивая крестом клетки обозначающие черные поля. Затем аккуратно расставил фигуры.

- давай только не думать по полчаса,- Ник не любил ждать, пока оппонент думал, по его мнению, так терялось ощущение, что шахматы живут, воюют, погибают за общее дело. Порой ему казалось, что сами фигурки хотят броситься на вражеские полки, чтобы доказать свою доблесть и потом как герои лежать в ящике и ждать следующей битвы. Мысль о карманной армии без страха, сомнений и предательства вызывала ухмылку на его лице.

- ну, это уж как получится,- Жареный играл в шахматы только, чтобы скоротать время, по крайней мере, он садился за них с этой мыслью. Жареного звали так, потому что однажды, его укрепление закидали бутылками с горючей смесью. Как он выжил непонятно, да и сам он не рассказывал, но с тех пор его считают хорошо прожаренным.

- начнем!- Жареный схватил левофлангового коня и занес его над головой. На секунду все выпучили глаза в сторону шахмат.

- а чо вы так напряглись?- и Жареный резко воткнул фигуру на перечеркнутую крестом клетку.

- пойду-ка я покурю,- мысль о смерти от взорвавшихся шахмат не вдохновляла Тоуса. Он встал, взял шлем и автомат, прошел через всю комнату и вышел в окоп. В отличие от Ника он мало что понимал во взрывчатых веществах и как и многие не знал, что армейская взрывчатка имеет высокую характеристику «сопротивление кинетическому удару» и она не могла взорваться даже от попадания пули. 

В окопе было довольно прилично, для военного времени: постеленные на полу металлические листы с дырками, которые больше напоминали пчелиные соты, укрепленные стенки с выемками под боеприпасы и наборы первой помощи. Тоус прислонился к стенке, которая была ему по плечо, и сполз вниз. Затем положил шлем с автоматом рядом, оттянул нагрудную пластину сбоку и достал из недр своего бронекостюма сигарету и зажигалку.

Вечер. Над головой плыли серые тучи. Тоус долго сидел с зажженной сигаретой в руке, слегка приподняв голову, и смотрел, как облака медленно перемещаются, растворяются, меняют свой цвет. Тишина. Сигарета дотлела до половины, Тоус нахмурился.

«Слишком тихо» он надел шлем и встал. Датчики шлема начали сканировать изображение перед бункером. Земля была вспахана очередями из крупнокалиберных турелей, то тут, то там виднелись черные пятна от снарядов.

- когда-то здесь росла трава…- не успел подумать Тоус, как прокатился оглушительный взрыв. Сначала он подумал, что все-таки доигрались в бункере. Но повернувшись к входу, краем глаза увидел зарево над штабом в тылу.

«Как это?» подумал он, и тут же пуля попала ему в голову, сорвав шлем и ударив Тоуса об стенку окопа. С сильно гудящей от сотрясения головой он упал на пол, и сознание покинуло его.

В бункере тоже ощутили встряску, и теперь в нем полным ходом шла подготовка к сражению.

- кажись ничья,- Жареный нашел прекрасный выход из своего тупикового положения на поле, тут же вскочив и нацепив свой шлем.

- сдавайся,- Ник не любил все исходы партии кроме победы.

- связист, что там штаб говорит?- Жареный понимал, что Ник от него не отстанет, пока враг уже в бункер не полезет, по этому решил сменить тему.

- говорит «ш-ш-ш-ш-ш-ш», шо делать будем?

- а чо тут еще делать? Стрелять, взрывать и резать,- по интонации Жареного было понятно, что он улыбается, не подавляя свою нарождающуюся извращенную радость.

Спустя некоторое время, получив прямой приказ сержанта, Ник уже стоял в полной боевой готовности, его любимая ракетница «тень» уже целилась в развороченное поле перед бункером.

- щас попрут эти примитивы,- Жареный был явно воодушевлен, ему не терпелось нанести новую зарубку на левую грудную пластину, в знак смерти десятка повстанцев.

Снова тишина. Казалось она длиться вечность. Но это только казалось. Через пару минут повалили повстанцы. Они проигрывали обороняющимся в вооружении, защите и вообще стояли на предыдущей ступени развития, но их самоубийственные атаки приносили плоды.

- у-х-х-х, хорошо,- Жареный палил как никогда, так ведь никогда их столько и не нападало.

Поле озарили взрывы ракет, превращая землю в пылающий ад. Ник отбросил пустую обойму ракетницы на 10 ракет, подошел к ящику, на котором играли в шахматы, открыл крышку, и пешки-гильзы скатились на пол, а остальные фигуры так и остались прилипшими к ней. Вставил новую обойму и тут один из бойцов отлетел от бойницы на полтора метра и упал на спину. Ник повернул голову в его сторону. Правая нагрудная пластина солдата была проломлена внутрь, ширину дырки невозможно было разглядеть из-за пульсирующего фонтана крови, которая быстро растекалась по полу.

«откуда у них такое оружие?» подумал Ник. Он повидал немало повстанцев, но чтобы их оружие могло пробить пластину нагрудника, самую толстую из всего костюма, такое он видел впервые.

- йоу, Ник дуй сюда, это по тебе,- Жареный отошел от окна, сбрасывая пустой магазин и направляясь к ящикам с боеприпасами. Ник подошел к бойнице, и увидел как к бункеру, перепрыгивая по полтора метра, несется некогда строительный агрегат. Теперь эта модификация имела защищенную кабину, и, судя по скорости, улучшенные гидравлические системы, а на место рук были приварены совки от бульдозера. В разрушенных городах осталось достаточно техники и инженеры повстанцев делали из нее все что можно и нельзя.

Ник подсветил цель лазером точно между вертикальных совков, и для верности пометил целью источник тепла в кабине. Залп. 5 ракет с интервалом в 0.7 секунды полетели в сторону вражеской машины. Взрыв. Из горящего облака все так же быстро бежал враг. Ник полностью убедился, что у повстанцев появился богатый спонсор или они нашли уцелевший склад с вооружением, что вряд ли. Но особо думать было некогда и он начал заниматься делом.

- Скока ж им платят, что они так лезут?- сержант Ибн всегда скрывал волнение за шутками, впрочем как и большинство его личного состава, а то давно перестреляли бы друг друга.

- А они, кажись, застраховались. Посмертно.- Жареный снова встал к бойнице. Гильзы катились по всему полу, пустые рожки кучками лежали в опустошенных ящиках.

Ник выставил поглотители тепла в хвосте ракетницы на максимум, как и расход топлива в ракетах. Для ракетчиков было мало просто попадать в цель. Их учили, учили долго, знание всех комбинаций кнопок было обязательно, а кнопок в маленькой панельке было много и порой нажать их маленькой выдвижной иглой в указательном пальце перчатки, в стрессовой ситуации было тяжко. Ник закончил махинации с ракетницей, теперь ее ракеты должны были разрываться прямо в стволе, выплевывая с бешеной скоростью бронебойную начинку и языки пламени. Он водрузил «тень» на правое плечо, поднялся с корточек и направился к окошку.

У одной из бойниц солдат палил аж с двух автоматов, позаимствовав один у убитого товарища. Сзади не было видно кто это, но судя по подергиванию головы в разные стороны, под его шлемом царила брань и мат.

Чтобы не возвращаться второй раз Ник взял кассету на 10 ракет с собой. Шагая из темной глубины комнаты, он видел, как Жареный впрыснул себе под открепленную пластину в левом плече содержимое мини цилиндра с красной наклейкой «ярость». Ник подумал о том, чтобы сделать то же, ведь потом возможности может и не быть, но сейчас ему нужно было сохранять здравый рассудок, чтобы подбить не-до-бульдозер. Жареный подскочил к бойнице так, что чуть не вылетел из неё. Судя по вороху гильз из его автомата, он увеличил скорость стрельбы, если не совсем выдернул крутилку подачи патронов.

Для Ника эти семь шагов до окошка были полны мыслей. Он знал, что никто из присутствующих никогда не вернется отсюда нормальным, если вообще вернется. После использования «ярости» некоторые солдаты сходили с ума, и, зная об этом, все равно кололи в себя эту дрянь, желая забрать с собой как можно больше народу. Четыре шага… Его маленький мирок в голове, в который он уходил, когда чистил ракетницу или нес вахту, мог улетучиться в любую минуту через дырку в голове. Один шаг… «вот и я увяз здесь» пронеслось в его голове, и палец тут же нажал на спусковой крючок. Пламя озарило землю перед бойницей. Ник полагал, что агрегат отскочит влево или вправо и поэтому пустил три ракеты, чтобы не оставить путей для уворота, еще две примерно в верхнюю часть кабины. На удивление Ника, машина подпрыгнула, перелетев среднюю ракету, но идущая следом за ней ударила в нижнюю часть совка, и агрегат перевернуло через себя. Последняя ракета оторвала пол ноги машины и та с бешеной скоростью перевернулась и приземлилась на уцелевшую ступню, но из-за большой нагрузки гидроусилители буквально лопнули, высвободив облако горячего пара. Пролетев кубарем оставшиеся 15 метров, машина воткнула один из зубцов совка в бойницу.

С потолка сыпанул песок. Половина бойниц была закрыта телом машины. Жареный на ходу перезаряжаясь, выбежал из бункера, те кто принял «ярость» последовали за ним. Внезапно совок машины стал подниматься вверх, образуя трещины на потолке. Красная лампочка на ракетнице известила Ника о том, что охлаждающий слой в стволе полностью испарился, и сработала блокировка, чтобы не допустить перегрева. Впрочем, этого он и ожидал. Отбросив в сторону «тень», он выхватил плазмопистолет.

Плазма в недрах этого устройства вышвыривалась магнитным полем на расстояния до тридцати метров. «Генератор» вытягивал электроны из воздуха, создавая в канале ствола плазму высокой энергии, а полученные электроны активировали электромагнитные катушки, которые и направляли пучок. Перезарядка осуществлялась сбросом заряда с конденсатора через нижнюю часть рукоятки в любой заземленный объект. Таким образом, плазмопистолет можно было использовать и как шокер в ближнем бою. Дабы враг не получил такой пистолет, как трофей, на нем стояли системы распознавания «свой-чужой».

Ник почувствовал хруст над головой и отпрыгнул к стене. Здоровенная плита с шумом и песком бухнулась вниз, образовав дыру в центре потолка. Сквозь пыль Ник видел, как из-под плиты торчала верхняя половина солдата с простреленной грудью, а с края потолочной дыры на него капала кровь. Совок поднимался все выше, открывая тем самым кабину. Ник бросил взгляд через комнату: за грязными стеклами, пристегнутый к креслу сидел пилот. Из длинной раны на голове текла кровь, все его лицо приподнятое и направленное внутрь бункера было темно красного цвета. Его приоткрытый рот был слегка вздернут улыбкой. Тяжело дыша, он держал руку на поднятом рычаге. Его глаза, глаза дикого зверя смотрели в проделанную им дыру и облако пыли. У Ника был не менее страшный взгляд под шлемом, казалось, они заглянули друг другу в душу, чтобы выжечь ее. Ник без колебании направил пистолет на кабину и выстрелил. Пучок плазмы размером с коробок спичек прожег бронированное стекло кабины, нижнюю челюсть и грудь пилота. Его голова повисла, закрывая дымящуюся дырку. Ник запрыгнул на плиту и пошел занимать позицию возле разбитой машины. Внезапно один из повстанцев спрыгнул с кабины агрегата и перекатившись в дыру, выдал залп из ружья в живот Нику, от чего тот улетел за плиту. Ибн тут же обернулся и очередью из автомата приложил врага. Затем он похлопал по плечу, строчащего в окошко солдата.

- ты, дуй туда и чтоб не лезли,- Ибн указал рукой на проем. Неизвестный солдат кивнул и перебрался куда ему показали. Теперь на его месте строчил Ибн. Ник валялся на спине за плитой. Ему было ужасно больно. Он провел рукой по животу, поднес ее к шлему. На ладони крови не было, значит, броня не пробита, но встать он все равно не мог. Достав из кармашка на поясе металлический цилиндр-ампулу с надписью «ярость», он открепил пластину на животе, приставил к себе ампулу и нажал на красную кнопку в ее верхней части. Мгновенно поршень, выдавленный активировавшимся магнитом, со скоростью звука распылил вещество прямо внутрь брюшной мышцы не оставляя никаких следов на коже. Зрачки Ника расширились, белки потрескались, и теперь для него весь мир представал в красноватом оттенке.

Тем временем ад переместился непосредственно в бункер. Приподнявшись, Ник увидел, что дело – труба. Ибн с рукой повисшей как плеть, отступая от бойницы, матерясь на не понятном языке, другой рукой из табельного плазмопистолета всаживал куда-то заряд за зарядом. Неизвестный солдат дрожащими руками рылся в ящике в поисках полной обоймы. Третий солдат и он же последний из выживших, отбросил пустую ампулу «ярости», выхватил нож и побежал в проем. Через секунду обратно влетело то, что от него осталось, а вслед повалили повстанцы. Ибн под плотным огнем был прижат к стене, из-под пластин его брони лилась кровь, он упал на колени, а затем бухнулся на пол.

Тем временем Ник подтянул к себе крышку от ящика, на которой остались прилепленные шахматы. Он сгреб их в кучу, налепил на рукоять ножа и, достав из поясного кармана пьезодетонаторы, воткнул их во взрывчатку с разных сторон. Его, не использованная обойма ракет, должна была лежать аккурат около разорванной бойницы. Он прикинул, что, если взрывчатка взорвется рядом с ракетами, то они сдетонируют и всех разорвет на куски в горящем шаре ракетного топлива. Почему-то часть плана про куски ему особо понравилась.

Резко высунув голову, он уточнил направление и отметил, что повстанцы лезли в бункер, как будто тут медом намазано. Ник плотнее прижался к полу и, не глядя, из-за плиты правой рукой бросил нож. Тут же раздался взрыв. В глазах Ника потемнело.

Темно. Ник понимает, что стоит. Ему тяжело, кажется, что каждый грамм его брони, даже собственного тела давит на него, пытается повалить, но упасть он не может. Он поворачивает голову. Перед его глазами вдалеке белый свет, не ослепляющий, скорее мягкий как огонь. Ник смотрит вдаль на свет, и понимает, что к этому свету идет, то чего ему не хватало в холодных окопах, вечерами в увольнительных, в детстве, всегда… Он делает шаг к этому. Его тяжесть и боль стали на каплю меньше. Он думает, что идет к свету, хотя он не чувствует как переставляет ноги, как они наступают на что-либо, но свет становится ближе. Ему хочется, остановить, догнать, прикоснуться к тому, что идет в свет. Боль и тяжесть исчезают как дым, с приближением. Ник останавливается. Никакой боли, никакого давления, не слышно биения сердца, вдоха и выдоха, никаких нагрузок на уши, никакой информации, невесомость, покой… Ник понимает, что достиг некой границы. Он чувствует ее, за ней рай, но если он сделает еще один шаг, приблизится к свету, то не сможет вернуться. Он обретет полный покой, полную невесомость, полное удовлетворение, но потеряет все силы. Он никогда не сможет вернуться.

- Почему?.. С рождения я нес этот груз, и с годами он только рос. Почему я нес его, когда мог легко и просто бросить, и мне стало бы хорошо? Теперь я вижу: тот мир – ад. Зачем он нужен, если из него так просто уйти? Я уже так привык к тому аду, что перестал замечать, что это ад. Я привык к нему еще до того как мог запомнить, что это ад, что мне было лучше не в нем. Все стремится к состоянию покоя. Зачем тогда я родился? Зачем ушел от покоя? Зачем вообще что-то рождается в том аду? Все имеет свой смысл, даже бессмысленные на первый взгляд вещи. Если я сделаю шаг, я никогда не узнаю смысл рождения. Люди уходят, так и не поняв. Я хочу узнать…- Ник повернул голову обратно.

Странное чувство опустошенности и в то же время покоя – все, что ощущал Ник сейчас. Он открыл глаза. На нем по-прежнему был шлем, через бронированные стекла которого, виднелось все то же серое небо, но из-за побочного эффекта «ярости» оно скорее было красноватым. Чувства потихоньку приходили обратно. Тяжесть и боль подступали к голове. Он не сразу понял, что его волокут, причем спиной вперед. Под левую руку его тащил Тоус. На нем не было шлема, в другой руке он сжимал автомат, то и дело оглядывался назад. Под правую руку тащил Жареный. На нем тоже не было шлема, а броня оказалась полностью разорванная. Ник не мог понять, то ли он весь в крови, то ли это у него глаза не отошли. Жареный дернулся, затем резко обернулся и метнул нож, который он, по-видимому, все это время держал в другой руке. Ник бухнулся на землю. Жареный что-то проорал Тоусу, тот тоже ответил. Ник видел их шевелящиеся губы, но ничего не слышал: оба уха конкретно заложило. Затем Тоус кинул Жареному автомат, и свою ампулу «ярости». Жареный тут же впрыснул её в себя, схватил автомат и побежал туда, откуда так упорно тащили Ника. Тоус взвалил Ника на спину и понесся. Куда он понесся, Нику было все равно, сейчас он пообещал себе не умирать и вырубился.

Астерий.

Прекрасное, слегка морозное утро. Ночью выпал снег, и теперь белым бархатным ковром он покрывал церковь и все ее окрестности. Маленький мирок, отгороженный высокой стеной от города, располагался далеко от промышленного центра. Его готические своды из серого камня таили древние знания, мудрость и около двадцати послушников. Подобные сооружения были практически во всех городах. Религия, пришедшая из глубин времени, сочетала в себе основы морального общества, знания и веру, то есть все то, что начали утрачивать люди с расширением промышленных возможностей. Когда-то специальности стали настолько узки, что посчитали ненужным изучать теорию. Вместо этого после семи лет образования человек поступал на предприятие, где, практикуясь, нарабатывал опыт, чаще всего, оставаясь на одном месте до конца жизни. Много денег было сэкономлено на образовании, много знаний было утрачено с естественной смертью специалистов. Разобраться в их записях, книгах и приборах стало практически невозможно. Тем, кого все-таки интересовала наука, предлагалось поступать в послушники.

В это время года рассветы наступали позже обычного, но еще до того как взошло солнце Рейнольд, как по расписанию молился в келье. В свои шестнадцать лет он весьма преуспел в обучении, главным образом в религии. Свет лучами, коснулся его красивого, молодого лица. Закончив молитву и медленно открыв глаза, он провел рукой по ослепительно белым волосам, челка заняла свое привычное место, свесившись над левым глазом. Через оконный проем виднелись облака, полыхающие золотым светом. Еще некоторое время он не двигался, стоя на коленях. Рейнольд мог вечно вот так стоять и смотреть на это потрясающее небесное действие, но все движется вперед, и звон колокола возвестил о том, что скоро начнется воскресная проповедь. Не успел он встать с колен, как дверь в келью открылась.

- брат Рейнольд, твои старания окупятся с лихвой, но сейчас пойдем к горожанам. Они жаждут слова нашего,- в проеме стоял довольно старый человек, в отличие от остальных обитателей церкви, носивший белую шелковую робу. Он подождал послушника, так как все остальные двери келий были открыты, а это значило, что в них никого нет.

- да, преподобный брат Венедикт,- Рейнольд почтительно склонил голову, и они вместе пошли по коридору. Неловкую тишину прервал Венедикт.

- скажи мне Рейнольд, почему ты так часто молишься?- как обычно его слова были пропитаны заботой и доброжелательностью.

- разве плохо желание стать лучше?- искренне ответил юноша.

- нет, но это может породить зависть в сердцах других братьев. Не все готовы для таких испытаний. Хочешь ли ты стать первым среди них? Быть идеалом, объектом стремлений других послушников?

- нет. Тщеславье – это грех. Все мы рабы Его и потому равны.

- другого я и не ожидал услышать, но все же, что тебя гнетет?

- не знаю, стоит ли об этом говорить…

- мне ты можешь довериться. Как учитель и наставник я обязан помочь тебе выйти на праведный путь.- Венедикт слегка повернул голову в сторону собеседника, всем видом показывая, что готов выслушать и помочь. На лице Рейнольда же виднелась нерешительность, он не знал, как начать.

- мой дух силен и непоколебим, но разум порой дает слабину. Раньше такого не бывало. Мне кажется, что некий первобытный зверь заточен во мне и жаждет взять верх… Некоторые люди для меня как-то незаметно становятся центром внимания. Я подмечаю их черты лица, особенности которые раньше не замечал. Это порождает желание прикоснуться…

- ты говоришь о девушках?- Венедикт понимающе покачал головой.

- да…- Рейнольд смущенно и виновато потупил глаза в сторону, так как считал, что раз человек выбирает путь послушника, то должен сосредоточиться на своем обучении, а проявление интереса и трата времени на прочие вещи – своего рода не уважение по отношению к стараниям учителей.

- в этом нет ничего необычного. В твоем возрасте я тоже проявлял подобные интересы,- служитель церкви слегка улыбнулся, вспоминая светлые дни своей юности.

- и вы воплотили эти желания в явь?- удивился Рейнольд. Он никогда прежде не думал о преподобном Венедикте с этой точки зрения. Когда Рейнольд только пришел в церковь Венедикт уже был староват, добр и мудр. Представить его терзаемым пошлостью юношей ни как не получалось.

- нет. Я пережил это и не жалею о сделанном выборе. С возрастом это уйдет. Помни: преодоление страстей нагрянувших – есть искупление прошедших,- они уже подошли к двери, ведущей в главный зал.

- да, преподобный брат Венедикт, спасибо, вы мне очень помогли. Я не забуду ваших слов.- Рейнольд слегка поклонился, открыл дверь и встал справа от нее, чтобы пропустить преподобного Венедикта, как того требовали правила. Закрыв за собой дверь, Рейнольд повернулся и увидел, что зал полон горожан, впрочем, как обычно. Венедикт пошел к трибуне, а Рейнольд присоединился к послушникам, которые стояли поодаль от трибуны и время от времени пели, подхватывая слова преподобного. Превосходная акустика и блаженные голоса, казалось, возносили слушателей в зале до небес. Двухчасовая проповедь начала подходить к концу.

- …с сотворения мира Великий Учитель направляет нас, он дает нам кров, еду, защищает от невзгод. Мы обязаны ему нашей жизнью, так отплатим Ему смирением и трудолюбием. Мы рабы его, так…- преподобный Венедикт, как-то преображался стоя у трибуны. Вся аудитория как завороженная слушала его, только Рейнольд думал совсем о другом. Не заметно для себя, с проповеди, он переключился на девушку сидящую в середине левого ряда. Ее лицо, движение губ, то, как она уложила за ухо прядь каштановых волос, висевших прежде у виска, ни что не ускользало от взгляда Рейнольда. Все больше погружаясь в себя, он разжигал огонь желаний, дремавший в нем.

- …властью данной мне Им благословляю вас и жду с нетерпением в следующее воскресенье,- на этом проповедь кончилась, прихожане встали, поклонились и начали расходиться. Рейнольд почувствовал на себе чей-то взгляд и машинально повернул голову. На него смотрел брат-послушник Астерий. На секунду встретившись глазами, Астерий повернулся к выходу. Теперь Рейнольд стоял и думал, что означал этот странный взгляд и как долго Астерий смотрел, пока он был поглощен фантазиями.

Рейнольд вышел в коридор, ему хотелось прояснить ситуацию. Астерий  слегка оглянулся назад и, убедившись, что Рейнольд идет за ним, зашел в последнюю келью.

- брат Астерий, я не помешал тебе?- Рейнольд встал у порога, слегка приоткрыв дверь.

- нет. Напротив, я ждал тебя. Ты ведь хочешь поговорить?- когда Рейнольд  вошел в маленькую келью, Астерий стоял у дальнего и единственного окна, казалось, он уже знал наперед, что будет говорить его собеседник.

- да. Сегодня на службе, ты наверно неправильно меня понял…

- не стоит утруждать себя объяснениями, все итак ясно.

- что это значит?- насторожился Рейнольд.

- Рейнольд, брат мой, мы уже второй год живем под одной крышей. Я вижу тебя насквозь. Со старшими ты разговариваешь, как овечка, но с остальными братьями твой голос другой.

- я знаю это, но ничего не могу поделать. Учитель для меня не просто человек, но еще и сосуд хрупких знаний, возможно, не осторожным словом я боюсь закрыть доступ к этим знаниям.

- или же под этой белой овечьей шкуркой таиться волк?- Астерий смотрел прямо в глаза. Рейнольд снова почувствовал тот странный взгляд, что и на проповеди.

- о чем ты говоришь? Я не понимаю тебя,- но на самом деле Рейнольда не покидала мысль, неужели Астерий слышал его разговор с преподобным Венедиктом. Страх затаился в глубине души Рейнольда, если об этом узнают вся церковь, его безгрешность могла рухнуть в одночасье. Попав в такое замкнутое общество, любая личная информация начинает циркулировать, обрастая грязными подробностями и, в конечном счете, нарастет, как снежный ком, навсегда заклеймив Рейнольда как минимум лицемером.

- можешь не притворяться. Я видел, как ты смотришь на прихожан. Ты жаждешь того, чего не можешь получить, чего никогда не получишь от них. Может тебе стоит обратить свой взор в другую сторону?- Астерий так распалился своей речью, что вцепился в плечи Рейнольда, а его взгляд по-прежнему внушал непонятную смесь страха и интереса.

- в какую сторону? У нас одна сторона – служение Великому Учителю, и я вверил себя ей.

- не играй со мной, Рейнольд. Все твой дискуссии о необходимости зла, о том, что чистые чувства, не отягощенные пошлостью и инстинктом размножения, могут быть только у однополых особей, всем этим ты пытался найти оправдание себе!- оба собеседника стали говорить так громко, что любой приходящий мимо мог их слышать.

- я лишь хотел найти опровержение этих слов, у учителей,- у Рейнольда появилось желание покинуть эту келью, он посмотрел на правую руку, державшую его за плечо. Рукав робы немного сполз назад, открывая часть ожога на запястье. Астерий быстро убрал руки, так что рукав сполз обратно. Повисла пятисекундная пауза, давшая остыть обоим.

- это лишь доказывает как сильно я…- начал было Астерий, сокращая дистанцию с Рейнольдом.

- грешен. Ты… тебе следует упорно молиться, и тогда ты обретешь спасение и искупление,- Рейнольд развернулся и покинул келью, он даже и думать не хотел, что сказал бы Астерий, если бы не был так грубо прерван.

Прошло пару дней с момента этих событий. Казалось, Астерий изменился, встал на путь искупления. Они с Рейнольдом как и прежде разговаривали, служили мессы, постигали учение. Еще один день подходил к концу. Все уже легли спать кроме Рейнольда, который, как обычно, допоздна засиживался в кельи. Он опять пропустил ужин и теперь шел на кухню, чтобы подкрепиться. Уснуть, чувствуя голод, у него редко получалось.

На кухне горел свет, дежурный по столовой, помимо готовки должен был еще и мыть посуду за всеми, из-за чего ложился спать позже всех. Кроме того, церковь пропагандировала очищение трудом, и ради этого пришлось отказаться от некоторых удобств. Воду для ванной или мытья тарелок приходилось нести из родника, который был в полукилометре от монастыря в густом лесу, но урок трудом поддерживал нужную физическую форму послушников.

Рейнольд зашел на кухню. Спиной к нему стоял послушник и мыл посуду, но, что это был Астерий, он понял только, когда тот заговорил.

- опять не уследил за временем, погрузившись в молитвы? Я оставил твой ужин. Он еще на столе. Хочешь, подогрею?- все так же намывая тарелки, с некоторой заботой сказал Астерий.

- нет, спасибо. Я поем так. Это будет уроком, что нужно делать все в определенное для этого время,- Рейнольд взял свою тарелку с куском хлеба, и сел за маленький деревянный столик, на котором обычно готовили, месили тесто или резали овощи. Еще несколько минут они молча находились в комнате. Затем звук льющейся воды прекратился, и стало совсем тихо, лишь капли изредка разбивались об раковину.

- ты не мог бы мне помочь брат Рейнольд? Вода кончилась, а мне осталось всего пару тарелок, пол ведра вполне хватит. Можешь сходить на родник? А я тебе пока чай приготовлю.

- ладно, я скоро,- с легкостью согласился Рейнольд. Он хотел хоть как-то отблагодарить за вкусный ужин, хоть и холодный, и потом он не любил сидеть без дела и ждать пока вскипит чайник, а после этого ждать, когда завариться чай, а потом еще ждать, когда чай остынет до нужной температуры, чтобы его можно было пить. Но главная причина, хоть он этого никогда не признавал, это то, что ему было трудно отказать, если его просили о помощи.

Он взял ведро и направился к колодцу. Вся дорога туда и обратно занимала минут двадцать, если идти быстро. Выйдя за порог, Рейнольд почувствовал, что похолодало. Его выдохи растворялись в воздухе клубами пара. На черном полотне неба сияли звезды, тонким зловещим серпом зависла луна. То ли от мороза, то ли от тяжелого дня Рейнольд почувствовал усталость, его тянуло в сон, но он продолжал машинально иди. Эта тишина и одинокий хруст снега под ногами, черные стволы деревьев, кусты неправильной формы порождали ощущение дискомфорта и опаски. Ему казалось, что кто-то его нагоняет, что за каждым большим деревом его уже поджидают. Он старался иди как можно тише, но вместо этого еще больше слышал сбившееся дыхание, стук своего сердца и хруст снега. Он шел, готовясь не известно к чему, хотя понимал, что это лишь его воображение, на самом деле тут никого не может быть. Он обернулся еще раз. В десяти метрах от него шла темная фигура. Страх, холодной волной пробежал по всему телу, на секунду сковав мозг. Рейнольд встал лицом к неизвестному, решив, что лучше его пропустить вперед.

- ты ведь все понял?- еле слышно сказал человек, медленно приближаясь.

- Брат Астерий, я справлюсь сам, не стоило беспокоиться,- Рейнольд узнал приближающуюся фигуру, но не расслышал его слова.

- ты ведь знал, что я хотел сказать тогда в келье. Ты разгадал мою тайну, тайну которую создал ты… я понял свою ошибку, говорить об этом среди бела дня в церкви, где за каждой стеной любопытные уши, было глупо. Но сейчас все как нельзя лучше, я устроил все как надо,- Астерий подошел совсем близко.

- даже не начинай этот разговор. Я думал ты уже отчистился от этого,- Рейнольду не хотелось ввязываться в эту историю опять. Астерий, нашептывая, начал медленно приближать свое лицо к лицу Рейнольда.

- ты по-прежнему играешь. Твои белые волосы, как этот снег, твоя челка, этот образ непогрешимости, ты похож на ангела… позволь мне стать твоим дьяволом…- Астерий был уже так близко, что мог поцеловать Рейнольда, но тот прервал его отбрасывающим толчком в грудь. Астерий споткнулся о ветку, лежащую под снегом, и упал на спину.

- хочешь поиграть? Ладно, это мне нравиться, будет весело, ха-ха-ха,- Астерий лежал, раскинув руки, и смеялся сумасшедшим смехом. Только сейчас до Рейнольда стало доходить, откуда эта слабость во всем теле, в его голове стояла картинка того ужина и слова «я устроил все как надо» и этот смех. Ради этого дня он скрывался под маской нормального служителя Великого Учителя. Рейнольд и так не мог тягаться с Астерием, а под действием наркотиков, которые ему подсыпали в еду, счет шел на минуты. Астерий стал медленно подниматься, Рейнольду нужна была помощь, он думал, что спрячется в лесу, и поэтому побежал с дороги в чащу.

- беги! Беги мой ангел! Но я тебя все равно догоню!- сзади доносились крики, но Рейнольд бежал. Через несколько минут он встал у дерева перевести дух. От морозного воздуха болело горло, но он ничего не мог поделать. Стоя, опершись на дерево, он посмотрел назад. Из-за зарослей он не мог видеть дальше пяти метров. Неожиданно он обратил внимание на свои следы. Снег предательски вырисовывал каждый его шаг.

- где же ты мой ангел!? Ты же хочешь повеселиться этой ночью?- Астерий уже шел по следу, выкрикивая короткие фразы, казалось он довольно близко. Рейнольд решил во что бы то ни стало добраться до церкви, там братья послушники и преподобный Венедикт остановят сумасшедшего. Крик отчаяния вырвался из груди Рейнольда, он думал, что Астерий схватил его, но это была всего лишь ветка, зацепившаяся за рукав. Но вот Рейнольд добрался до церкви, там все уже стояли на крыльце, не понимая, что происходит. Он, не веря своим глазам, как в тумане поднимается на крыльцо. Преподобный брат Венедикт протягивает ему теплое одеяло…

- ты не замерз? Иди ко мне, я согрею тебя! Не бойся пламя ада не сожжет твой крылышки!- совсем близко крикнул Астерий. Рейнольд открыл глаза, он лежал на маленькой сломанной елочке, все в том же лесу, он даже не заметил, как уснул. Адреналин хлынул к его голове, немного отогнав сон. Сначала на четвереньках, потом, поднявшись на ноги, Рейнольд побежал в сторону церкви.

Вот показалось крыльцо, но на нем было тихо как обычно, ни в одном окне не горел свет, все спали. Думая про себя, что это не может быть сном, Рейнольд, спотыкаясь о ступеньки лестницы, поднимался в спальни.

- вставайте! Брат Игнатий! Брат Максуд!- Рейнольд резко распахнул дверь общей спальни и криками пытался поднять хоть кого-нибудь.

- не бойся ангел мой, нам никто не помешает. Считай, что мы одни в этом храме. Я знал, что для нашего первого раза ты выберешь это чистое, святое место, ха-ха,- Рейнольд тут же выскочил из спален и увидел Астерия стоящего в конце полутемного коридора.

- нет… нет!- теперь Рейнольд окончательно понял зловещий замысел. Астерий был дежурным по кухне, а значит, готовил всю еду в этот день и запросто мог подсыпать снотворное всем, кто был в церкви. Поэтому никто не проснулся, и вероятно, не проснется до утра. Помощи не будет… но Рейнольд не собирался сдаваться, он побежал вниз по лестнице, и Астерий направился за ним. Через несколько минут Рейнольд попал на кухню, он не мог больше бежать, у него кончались силы.

- нет смысла убегать. Я поймал тебя, маленький ангелок,- Астерий, не спеша, зашел на кухню. Около пустой раковины стоял Рейнольд, озираясь по сторонам в поисках чего-нибудь.

- ты все это давно задумал, у тебя не кончалась вода. Ты сделал все так, чтобы утром никто ничего не заподозрил, возможно, я тоже ничего не буду помнить,- Рейнольд быстро открыл ящик в столе и схватил заостренный нож для разделки мяса.

- ха-ха, нет, ты будешь помнить все. Я же не могу каждый раз разыгрывать этот спектакль. Положи нож, роль плохого мальчика моя,- Астерий медленно подходил.

- заткнись! Ты псих, не подходи, оставь меня!- в глазах Рейнольда начало туманиться, он пару раз махнул ножом перед собой, рассекая лишь воздух.

- ты же любишь играть, придерживайся своей обычной роли,- Астерий молниеносно схватил за запястье руку с ножом и сократил дистанцию. Рейнольд понимал, что скоро потеряет сознание, и из последних сил, закрыв глаза, бросил свое тело вперед. Они шумно упали на пол. Наступила тишина. Рейнольд уже не мог открыть глаза, в его ватном мозгу металась только одна мысль: «не засыпать, только не сейчас». Его ладонь выпустила рукоятку ножа сама собой и заняла безвольное положение между их телами. Что-то теплое коснулось его пальцев. Это стало стекать по внешней стороне кисти, нечто теплое и немного липкое. Тишину нарушил Астерий, говоря полушепотом.

- я лишь хотел любви… немного ласки. Почему все так вышло? Почему ты так холоден со мной… я не виню тебя… я буду любить тебя вечно…- Астерий вынул руку, красную от крови, и положил ее на волосы Рейнольда, слегка поглаживая его. Алая кровь каплями расползалась, по белоснежным волосам. Но вот его рука остановилась, дыхание прекратилось, и сердце  перестало стучать. Рейнольд к тому времени уже пребывал в пограничном состоянии парализованного тела. Несколько минут в полнейшей тишине без возможности двигаться толкнули его объятья сновидений.

Ему снился замысловатый лабиринт из мостиков белого мрамора. Посередине этого трехмерного лабиринта шел широкий мост неизвестно где начинающийся и упирающийся в огромные скрещенные бивни, между которыми столбом застыла вода, отражая весь лабиринт. Он, не спеша, ходил по этим мостикам, где-то узкими, где-то по шире. Неожиданно воздух содрогнулся. Рейнольд посмотрел на мост в середине. По нему из неизвестности шел огромный черный силуэт, после каждого шага с него сыпался черный пепел. Рейнольд хотел всеми силами остановить его, но он ничего не мог сделать, лишь ощущая свою слабость и беспомощность. Неизвестный подошел к «воротам» в конце моста, на секунду Рейнольду показалось, что это не мост, а плоская сторона лезвия ножа. Фигура вошла в столб воды, и она мгновенно почернела, а следом за ней почернел весь мрамор, небо быстро перегоняло черные тучи.

Внезапно его разбудили голоса…

- Смотри, спит, как ни в чем не бывало,- Рейнольд открыл глаза. Его окровавленные руки были закованы в наручники. Два человека в форме стражей порядка косились в его сторону. Венедикт, заметив, что заключенный пришел в себя, подошел к нему.

- понимаешь ли ты, что совершил?- он был явно подавлен, а в глазах накопилась горькая слеза.

- преподобный брат Венедикт… где Астерий?- с тревогой и желанием, чтобы вчерашний вечер был просто сном спросил Рейнольд.

- он мертв. Ты убил его… но я понимаю. Это и моя вина. Я думал, что те разговоры о звере в тебе лишь преувеличение, я не предал должного внимания этому…- преподобный Венедикт был очень подавлен.

- но...- Рейнольд попытался найти хоть какое-то возражение во всё еще ватном мозгу, но чувство беспомощности всё еще владело его сердцем.

- прошу, не перебивай меня. Очевидно, церковь не сможет тебе помочь, твой недуг в мозгу, а не в душе, поэтому тебя отправят в психиатрическую лечебницу. Что касается меня, то завтра я сниму с себя полномочия преподобного отца и уйду проповедовать туда, где невежество не дает вырасти вере.

- но это он – зло…- Рейнольд не мог поверить, что всё так вышло, а смятение не давало сформулировать оправдание.

- послушай мой последний совет: если ты хочешь покаяться в содееном, то возьми себе его имя. Оно будет до конца дней твоих удерживать тебя от подобного греха и возможно Великий Учитель простит тебя и выведет на правильный путь,- не смотря на тяжесть на сердце, преподобный Венедикт действительно хотел спасти душу послушника, и Рейнольду стало особенно горько от того, что даже человек, всегда помогавший ему, считает его виновным в произошедшем.

- я согласен взять его имя,- Рейнольд чувствовал беспомощность, как в том сне. Его терзали мысли, что он не был достаточно сильным, чтобы остановить, переубедить или хотя бы обезвредить Астерия, а теперь из-за этой слабости его жизнь никогда не будет прежней, никогда не будет такой, о которой он мечтал и к которой он стремился.

- Властью данной мне Великим Учителем нарекаю тебя Астерием – именем убиенного тобой сына Его,- Венедикт говорил громко, чтобы это слышали все, чтобы это осталось навсегда в памяти «сумасшедшего» преступника.