1
Преодолевая
очередной перевал, я опасался, как бы не угодить в море – здоровый рюкзак, под
завязку набитый баклажками с водой и провиантом, то и дело выводил меня из
равновесия. Неподалеку на камне сидел баклан и своим красным глазом ехидно
наблюдал за моим неуклюжим шествием. Потом он встрепенулся и полетел, кружась в
алом зареве заката.
Спрыгнув с последнего валуна, я сбросил рюкзак возле поеденного морем и солнцем
бревна. Оно было, своего рода, вехой на моем пути. Я не раз присаживался на
него передохнуть и покурить. Так я сделал и в этот раз.
Легкий ветерок, наполненный свежестью моря и теплом уходящего дня, трепал мои
волосы, торчавшие из-под пропитанной потом матерчатой ковбойки. Мокрая майка
приятно липла к спине. Жара немного спала, но парило, казалось, не меньше.
Слушая, как безудержно волны набегают на камни, я предался своим мыслям. Думал
о том, сколько мне пришлось проехать автостопом до этого райского местечка,
сколько пришлось пройти, чтобы вот так сидеть на бревнышке у моря и безмятежно
вдыхать дым сигареты вместе с пьянящим, слегка солоноватым ветерком. А мой
город ждал, кода я проеду две с половиной тысячи километров и вернусь к своей
обычной рутине, где за окном по сырым улицам будут ходить напыщенно-угрюмые
граждане. До начала сезона дождей оставалось всего-то пару недель, а уезжать
мучительно не хотелось. Когда я задумывался об отъезде – к горлу противно
подкатывался комок тоски. Сюда, на Утриш, я мчался сломя голову, пересаживаясь
из одной тачки в другую, словно бог автостопа. Я практически не спал трое суток
– желание поскорее окунуться в морские воды окрыляло и будоражило. И вот,
вскоре, мне предстоял обратный путь. Я представил, как выйду на трассу, как
буду, оттопырив большой палец в небо, по-идиотски трясти рукой, пытаясь уехать
в свой унылый город, где будет сыро и холодно.
Вообще-то Утриш – это всего лишь обыкновенный курортный поселок, коих много на
российском побережье Черного моря, и особого интереса не представляет. А вот
то, что за Утришом – это совсем другое дело. Если идти от поселка на восток вдоль
берега, преодолев километра четыре, минуя пару лагун и разделяющие их перевалы,
то определенно попадешь в крайне дивное место, где даже для самого
привередливого хиппи просто рай. Да и не только отвязанные типы стремятся сюда,
на третью лагуну: музыканты, художники, буддисты и даже один физик-ядерщик
чувствуют себя здесь просто превосходно. Основное занятие – ничегонеделание и
созерцание ничегонеделания окружающих. А когда этот процесс поднадоел – можно в
море окунуться, крабов половить или пойти к кому-нибудь на стоянку в гости.
Самые отвязанные типы – это, безусловно, мурманчане. Они умеют отдыхать и
совершенно не напрягаются из-за отсутствия привычного бытового комфорта. Еще у
них забавный, самобытный жаргон, который они придумали сами и понятный только
для посвященных. Приводить я его здесь не буду, поскольку основное содержание
этого сленга – ненормативная лексика.
Вечером можно отправиться к знаменитому здесь физику-ядерщику, у которого был
неиссякаемый запас коньяка и вина. Он, если верить слухам, сам его тайком
синтезирует в местном лесу и никому не признается. К нему-то я и решил
заглянуть вечерком – так, здоровье поправить. Но вначале надо непременно зайти
к мурманчанам -- я им должен две баклажки воды и консервы; после недельного
расстройства желудка я перестал набирать воду в местных колодцах, как и
некоторые поселенцы. Как только я начал покупать воду в поселке, это
расстройство -- которое местные жители окрестили "утришка", – больше
не давало о себе знать.
Я затушил окурок и спрятал его под камни. Солнце стремительно падало в море,
растворяя свои краски в бризе. Накинув рюкзак на плечи, я продолжил свой путь.
– Привет,
муромцы! – крикнул я ютившейся у костра компании обнаженных тел. Пламя огня
делало их кожу красной.
– Привет-привет. – сказал Синий, парень
со стриженной бородкой. Он подмигнул мне, улыбаясь, – Мы тут суп из змеи
варганим, хочешь – присоединяйся.
– Спасибо, но я лучше, чего попроще съем.
Вот, две баклажки воды, – сказал я опорожняя рюкзак, – и консервы. Вот – сдача.
Я был, конечно, не против составить им компанию, но желание расслабиться и
промочить горло спиртным (понятно чьим) было сильнее. Да и суп из змеи меня,
честно говоря, настораживал.
–
А зря. – Синий, как мне показалось, немного огорчился, – Поймать змею не так-то
просто. Не каждый день такой деликатес попробуешь.
–
Ну, я еще не уезжаю. Просто я действительно не голоден.
Синий,
вроде, удовлетворился моей отговоркой и продолжил свое занятие готовкой.
– Господа, – обратился я к сидевшим у
костра, – Может кто выручит на пару батареек? Совсем забыл купить, а у меня еще
ночь впереди...
– Спроси у Кати, она вчера их целый блок купила.
Подойди к ней в палатку, – посоветовала белобрысая Леся и быстро опустила
глаза.
Катина
обитель оказалась стоящей особняком от других, совсем не там, где вчера.
– Тук-тук-тук. Есть кто живой? – громко
шепнул я в щель не до конца застегнутой палатки.
– Кто это
еще? – послышался кислый голос Кати.
– Это я,
Вадим.
– А… Вадим,
залазь, конечно. – Ее голос заметно повеселел – значит, видеть она меня была
определенно рада. – Хорошо, что ты пришел, а то мне здесь совсем общаться не с
кем.
Катя была приятной особой с голубыми глазами и лицом, затронутым легкой
конопатостью, с широкими скулами, которые еще шире делала наивно-детская
улыбка. Я был наслышан о ее таланте посплетничать, за что ей неоднократно
попадало. Видимо и в этот раз она влипла в какую-то интригу.
Я вполз в палатку и увидел ее обитательницу, лежащую на спальнике и поглощающую
Керуака.
–
У тебя все ОК? – спросил я, приподняв брови, – Вы что, опять поругались?
– Это все
из-за Таньки с четвертой лагуны. – ее глаза слегка сузились и нижняя губа еле
заметно дрогнула, – Я не знала, что она язык за зубами держать не умеет. Только
и знает что трепаться.
– Наверное, что-то серьезное... – я еле
сдерживал улыбку.
–
Я на нашей стоянке нашла одну побрякушку – из золота. Ну и никому из наших не
сказала. А когда мы с Танькой отправились на Утриш – то не удержалась и
похвасталась. Продала я эту штуку местным цыганам за неплохие бабки – золото
оказалось высокой пробы. Нашим сказала, что деньги еще в Мурманске заработала. У
них, кстати, с деньгами сейчас трабл. А эта Танька, зараза – проболталась…
–
Так ведь это твоя находка. Подумаешь,
никому не сказала.
--
Да побрякушка эта оказалась – Синего. Он ее на днях потерял. Сказал – амулет
это. Подарок от его тетки-ведуньи. Он на меня сильно обиделся, а остальные –
будто давно момент поджидали, – выселили меня со стоянки. Вот, уроды! –
казалось, Катя сейчас расплачется.
–
Не переживай – бывает, – пожал я плечами. – Слушай, а что если пойти на Утриш,
к этим цыганам, и обратно выкупить амулет?
–
Это же цыгане. Они обратно вряд ли продадут, да и найди их теперь попробуй.
Скорее всего сами уже втюхали кому-нибудь или в копилку свою, цыганскую,
упрятали. – она опустила глаза, а потом улыбнулась и в глазах ее заиграл
привычный огонек задора, – Да ну их к черту, этих цыган. Сама виновата. А ты по
делу, может, какому?
– Да. Батарейки накрылись. У тебя не
найдется парочки?
– Достань
там, в рюкзаке, в левом кармане.
– Благодарю.
Не грусти, – бросил я ей на прощанье и вылез наружу. Потом постоял пару секунд
и добавил. – Немного кости твои поперебирают и успокоятся.
Закинув
на свою стоянку рюкзак, я направился к физику.
Дорога к нему была витиеватой, проходящая
через реликтовый лес. Я каждый раз удивлялся, как мне удавалось его найти, и,
главное, добраться потом до своей палатки. В этот раз искать пришлось не долго –
на его стоянке горел яркий свет.
"Это что-то новенькое", – подумал я, – "наверное, опять что-то
нахимичил". Так и
оказалось. Он где-то нарыл автомобильный аккумулятор и подсоединил к нему
дюжину фонариков – вся стоянка оказалась прекрасно освещена.
Физика звали Игорь. Это был смуглый мужчина лет пятидесяти с белой порослью на
лице, которого мурманчане на своем языке окрестили – "укроп". Розовые
очки в роговой оправе и "блютуз" в ухе были его неотъемлемыми
атрибутами, последний из которых, порой, раздражал и ужасно мешал общению. В
процессе повествования очередной истории он забавно размахивал руками, смешно
оттопыривая пальцы. На фоне его ярко-синей рубашки кисти рук, казалось, порхают
отдельно от его тела. А когда правая кисть взмывала к правому уху – это
означало конец беседе, что случалось довольно часто.
В самом
центре стоянки торчал огромный пень, а вокруг, будто его отпрыски – пеньки
поменьше. Рядом с Игорем сидел его сотоварищ Слава, офицер в отставке
внушительного телосложения.
Я пожал им руки и, пока раздумывал где приземлиться, на пне материализовался
бокал с коньяком. Стряхнув капли пота со лба, я обратился к Славе:
– Ты,
случайно, не помнишь, о чем мы вчера философствовали часа два подряд?
– Да все о Карлосе
нашем, Кастанеде. Еще о каких-то научных изысканиях.
–
И до чего доболтались?
– Да я и сам не особо помню, – усмехнулся он.
– С "кониной" вышел перебор.
Даже не помню, как до палатки добрел.
– Оно и не мудрено – столько выжрать-то.
Я засмеялся. Помню, мы долго вчера сидели
и ушли в такие высшие материи…
– А вы тоже участвовали в нашем
симпозиуме? – спросил я Игоря.
– Вы меня своими заумными физиономиями
рассмешили до коликов. Весь наш спор крутился вокруг воды и ее свойств. Какие
только я убедительные доводы не приводил, что вода – это просто вода. А вы мне
все про невероятные свойства структурированной воды талдычили. Чушь это все –
фильмов, поди, насмотрелись. Там вам такое покажут!
–
Эх, ученые… – вздохнул Слава, – все у них под одну гребенку. Если бы они науку
с изотерикой соединили, у нас уже давно золотой век наступил бы.
Я отпил
немного коньяка, закурил и решил сменить тему, а заодно блеснуть широтой своих
познаний:
– Скажите, Игорь, а что вы, как
заслуженный ученый, думаете о квазарах? Мне кажется, что это, пожалуй, одна из
основных загадок астрономии (похоже меня опять на высшие материи потянуло).
– Да что, собственно, о них думать? Есть –
и есть. Научное сообщество до сих пор городит о них самые невероятные гипотезы.
– Ну а вы, вы лично что думаете?
– Вообще слово "квазар" – это
сокращение от такого понятия, как "квазизвездные радиоисточники". По
факту – это источники света огромной яркости, которые удалены от нас на
миллиарды световых лет, а по размеру меньше нашей галактики в десятки раз. Одно
из мнений – что это остатки Большего взрыва. Но я не сильный приверженец этой
теории. Я полагаю, что квазары, – поскольку из них происходит выброс материи, –
сами по себе являются точечными "большими взрывами". Это рождение
других вселенных вокруг нашей вселенной. А если предположить, что все это в совокупности
одна большая вселенная, то никакого большего взрыва и не было. Вселенная, если
так можно выразиться, рождалась по частям, фрагмент за фрагментом, как
художник, который постепенно пишет картину. Поэтому квазары, мой юный друг –
это новые мазки на полотне бытия.
– Интересная теория. Вы и впрямь
считаете, что большого взрыва и в помине не было?
– Это, всего лишь, моя субъективная точка
зрения, хотя приверженцев ее не мало. В научном сообществе, сколько ученых,
столько и теорий и я полагаю, что мои измышления не так уж и оригинальны. – Игорь
поправил очки и на мгновение замолчал, видимо размышляя, – Поскольку о
квазарах, по большему счету, мало что известно, то и выдумывать можно все что
угодно – так, от нечего делать. Американцы, например, скоро хотят запустить
новый телескоп, вместо «Хаббла», который будет значительно больше и будет
перемещаться по орбите, отстающей от Земли на полтора миллиона километров – вот
тогда, быть может, чего-нибудь новенькое и разглядим, -- Игорь развел руками, –
а мечтать, как говорится, не вредно.
Я снова закурил и глотнул коньяка.
Обстановка была умиротворяющая. Вот так, сидеть в лоне природы и разговаривать
о вселенной под стрекотание сверчков, потягивать коньяк и не заботиться о
завтрашнем дне – это, может быть, и есть цель моей поездки.
Игорь начал о чем-то спорить со Славой,
но я не уже не слышал их диалог. Мне, вдруг, стало так хорошо; коньяк
разбредался по организму, наполняя его легкостью и теплом.
Вдруг за горой
раскатисто шандарахнуло. По небу расползлась вспышка.
– Вот и
первая гроза, – констатировал Слава, – целый месяц ни одного дождя.
–
Да на здоровье, – махнул Игорь, – хоть духота спадет.
Мы еще много о чем болтали,
пока я не заметил, что порядочно поднабрался. Уже и не помню, как мы
расстались, помню только, что Слава кричал вдогонку: "Вадим, тебе в другую
сторону!" А я отмахивался и восклицал, мол, все дороги ведут в Рим...
В голове было
мутно. Фонарик на лбу освещал лишь незначительную часть тропинки, которая
виляла из стороны в сторону. Пару раз споткнувшись – чуть не шлепнулся. Часа
через пол внутренний голос стал намекать, что дорога и впрямь не та, да и
тропинка начала постепенно уходить вверх – значит, двигался я в сторону горы.
Я остановился, дабы облокотиться о ствол
огромного можжевельника (за тысячу лет они здесь порядочно выросли). Немного
помозговав тем, что еще соображало, я вспомнил: вдоль всего подножия горы
должна проходить тропа, а если двигать по ней вправо, то непременно попаду в
центр лагуны, где была моя стоянка.
Где-то на горе заскулил шакал. С другой стороны пару раз в
ответ тявкнули его сородичи. Становилось как-то жутковато, но не из-за шакалов
– эти маленькие собачки отличались крайней трусливостью. Дело в том, что я
очень плохо знал эти места, как и зверье, которое могло здесь водиться. К тому
же, вернуться назад было затруднительно – по пути мне встречалось не мало
развилок, а где и куда я свернул нетрезвый ум не помнил. Оставалось одно – идти
вперед и искать тропу у подножия.
Покачиваясь, я продолжил свое неуклюжее шествие дальше. На
тропе увеличивалось количество препятствий в виде торчавших булыжников и
корней, о которые я непременно спотыкался. Увлекшись разглядыванием этих
препятствий на земле, я совсем забыл про оные сверху – что торчали из деревьев –
и налетел лбом на поджидавшую его ветку. Упал красиво. Мне сразу вспомнился
эпизод из фильма "Один дома-2", где злодей совершает головокружительный
кульбит с ногами выше головы, поскользнувшись на рассыпанных бусах. Приземлился
мягко. Шляпа с фонариком упали рядом.
Лежа на земле мне, вдруг, стало совершенно безразлично, что
нужно куда-то там идти, и решил немного полежать. Сквозь можжевеловые ветви
было видно ясное звездное небо. В отличие от городского, оно здесь имело
глубину. Казалось, даже был слышен тихий рокот из этой звездной бездны...
– Вы себе ничего не повредили? – пропел
высокий женский голос из зарослей.
От неожиданности я чуть не остался заикой.
– Я... ннет... я просто прилег...
полежать, – приподнимаясь, пролепетал я, – А вы кто и что вообще здесь делаете?
Вы тоже заблудились?
Фонарик, прикрепленный к шляпе, как раз светил в направлении голоса.
– Я здесь впервые. Мне неизвестны эти места, – голос стал
приближаться, – Может, вы мне поможете?
–
Помочь чем? – потом, подумав, поинтересовался, – Вы здесь как оказались?
–
Случайно. Я не должна здесь быть...
Из зарослей показалась невероятно белая девушка. Может этот
эффект создавал бьющий свет фонарика?
– Я и сам сейчас в незавидной ситуации – напился и
заблудился. Если найду дорогу, то смогу отвести вас туда, где вы можете
переночевать.
– Там много людей?
–
Я один на стоянке.
– Хорошо. У вас есть вода? – в ее голосе
я уловил скорее просьбу, чем вопрос.
–
Это найдется.
– Я давно не пила...
Когда она на меня посмотрела своими
небесно-перламутровыми глазами, я сразу ощутил, что ее взор устремлен куда-то
безумно глубоко в мою суть. Это особенно подчеркивала ее легкая улыбка, которая
будто говорила: "Я знаю о тебе больше чем, ты сам о себе знаешь".
Длинные и белые, как сахарная вата, волосы придавали этой улыбке
сюрреалистические оттенки. В ней сразу читалось нечто то ли отчужденное, то ли
чужеродное.
И тут я, наконец, обратил внимание на ее одежду.
–
Ты кто? – испугано спросил я, разглядывая серебристый комбинезон, обтягивающий
ее утонченную фигуру.
– Я – Тиа.
– Прямо как "чай"
по-английски, – брякнул я на автомате и продолжил ее пристально разглядывать, –
Ты прямо как с вечеринки семидесятых.
– Извини, но мне сложно понять, о чем ты
говоришь. – На ее лице появилась открытая улыбка, – Я выгляжу для тебя
необычно?
–
Необычно – это мягко сказано, – пробормотал я себе под нос. – Ты и впрямь
откуда-то "от туда", – сказал я уже ей, а сам подумал: "может
она из дурдома? Там и не такие бывают".
–
Ладно, пошли, – пожал я плечами, – как-нибудь доберемся.
Подняв с земли шляпу, я налепил ее на голову. Мы двинулись в путь: она,
бесшумно скользя сзади, я – покачиваясь и спотыкаясь, впереди.
– Скажи, – начал я, – ты ведь когда
просила о помощи, имела в виду не только ночлег? Наверное , еще что-то?
– Да. Не только…
– И что же, если не секрет?
– Я пока не могу сказать.
– Это интригует... хотя и не важно. Утром
я все равно мало что вспомню и, к тому же, у меня будет ужасно болеть голова.
С
горем пополам мы нашли мою стоянку. На ней в беспорядке валялась посуда,
которую разбросали местные еноты и ежи. Если ее не сложить в надежное место,
они непременно все повылизывают.
Палатка располагалась под увесистой кроной дерева неизвестной
мне породы – оно реликтовое, а в этом я не спец. На дереве обитали сони. Эти
маленькие крысоподобные зверьки имели странную причуду – справлять свои нужды прямо на
палатки постояльцев. Видимо сама природа этих мест не очень-то жаловала детей
урбанизации.
Я
налил Тии воды в потемневшую от костра алюминиевую кружку. Она, немного
подержав ее в руках и, как-будто изучая, стала отпивать небольшими глотками.
–
Ложись в моей палатке, – предложил я, – а я пойду на другую стоянку, поскольку
спальный мешок у меня один.
Она
просто кивнула и сказала:
–
Мне понадобится одежда.
Я
почесал затылок.
–
Хм. Ну, конечно, я постараюсь найти чего-нибудь сносного, но ты уж носом сильно
не верти. Приду рано утром и принесу еды.
–
Спасибо, что согласился помочь. Мы… – она запнулась, – Я отблагодарю тебя.
Скоро.
Она
пригнулась и исчезла в палатке, которую я застегнул на молнию и побрел на
стоянку к мурманчанам.
Хмельной
ум сразу решил, что лучший вариант – это пойти к Кате. Она к тому же одна, а
заодно у нее найдется спальник и лишняя одежда для Тии. Только вот как ей
объяснить мой поздний визит? Забавная выйдет история про девушку в комбинезоне
цвета «металлик» с космическими глазами. Просто бред какой-то… Ладно. Думаю,
она меня как-нибудь поймет.
Дошел
до Катиной стоянки я довольно быстро. Она, судя по свету в палатке, еще не
спала – наверное, читала.
–
Тук-тук. Это Вадим.
–
А ты чего не спишь?
–
Впусти, расскажу.
–
Ладно, залазь.
Я
не ошибся – она продолжала грызть своего Керуака. Пробравшись внутрь, я сел
по-турецки.
–
Ты, конечно извини, что я приперся пьяным, но ситуация критическая… – начал
было я.
–
Критическая?! Это у меня – критическая! Эти козлы даже и не думают со мной
общаться, кроме Синего – он предложил забыть эту историю. А в общем – я тут как
изгой какой-то.
–
Понимаю… но там, знаешь ли, одна мадам немного заблудилась и сейчас она,
представь себе, спит в моей палатке, -- сказал я, взволновано жестикулируя
руками.
–
Новенькая?
–
Ага. Только без вещей. Совсем.
–
И от куда эта идиотка нарисовалась?
–
Хрен его знает… Говорит, Тиа ее зовут. У нее еще костюм такой, как из серебра, –
я почесал затылок, – думаю, ее с какой-нибудь вечеринки занесло…
–
А может она с пятой лагуны? – Катя загадочно заулыбалась, – Там эти нарики чего
только не употребляют. ЛСД обштырятся и разгуливают потом по округе. Она тебе,
случаем, не обмолвилась с какой планеты?
Да
она, вроде, нормальная, – промолвил я задумчиво, – правда, немного странная.
Если хочешь, можешь утром на нее посмотреть. Кстати, она просила принести ей
одежду. В таком костюмчике особо не поразгуливаешь – подумают, чокнутая.
Поищешь чего-нибудь?
–
Ладно. Утром гляну. Давай спать.
Катя,
зевая, выключила фонарик и отвернулась к стенке, а я и не заметил, как уснул.
Помню, только, все физик мерещился, да про квазары рассказывал.