Девочку звали Марта. Фамилия ее в определенных кругах стала притчей во языцех, однако сейчас Марта сменила страну, имя, фамилию, даже, кажется, веру, и поэтому я ограничусь только ее прошлым именем.
Когда Марту привезли в полицейский участок, она уже перестала плакать, и мне показалось, что уже не заплачет никогда, так была обуглена ее душа. Это было настолько заметно, что не по себе было даже палачам из группы зачистки, которые ее привели. Я пребывал в участке по служебной надобности, консультировал и отбирал дела для нашего ведомства. Я посредственный психолог для людей, а на тот момент вообще был переполнен только неуклюжими пузырями слезного обывательского сочувствия и порывами бесполезного рыцарского неистовства.
У Марты были большие остановившиеся зеленые глаза, намертво закрывшийся розовый рот, растрепанные волны каштановых волос, и забрызганное алым зеленое платьице. Ее усадили в кресло в комнате отдыха, приставили ней женщину поопытнее из персонала, и на некоторое время отделом овладела идея-икс: заставить Марту улыбнуться. Хотя бы заставить моргнуть. Хоть разочек! Люди внутри матерых оперативников и детективов не выдерживали. Никто ведь ничего не понимал, спецназовцы тут же исчезли вместе со стуком лопастей их вертолета, и только инстинктом и каким-то внутренним опытом, ощущалась черная гарь, которую выдыхала Марта.
Подробности пришли с опозданием, вместе с людьми из ГБ, которые долго о чем-то говорили с начальником участка в его аквариуме, смотрели через щели в жалюзи на Марту, одними губами посылали друг другу реплики. А потом вдруг позвали меня с собой (я их не знал, но они, конечно, знали меня очень хорошо), взяли Марту (с двух сторон, за холодные белые ладошки), и повели ее и меня вниз, к мрачному кортежу служебных машин.
Все это поначалу напомнило мне о больших и малых правительственных секретах, вроде сбитых летающих тарелок или необременительном шпионаже за чьей-нибудь нечистой совестью.
- Ее зовут Марта, - сказал мне бледный человек с переднего места машины, в которую меня усадили. Он был утомлен и у него, похоже, прогрессировала мигрень. Церемоний, разумеется, не было.
- Хорошо, - ответил я по возможности спокойно.
Тут он назвал ее фамилию, и я моментально все понял.
Кто-то до сих пор верит, что русской мафии больше нет. Что она, в условиях рынка, себя не окупает и представляется анахронизмом. Что сейчас по-настоящему крупные семьи невозможно содержать, а мелкие банды в основном все прикормлены и под наблюдением…
Марта ничего этого не знала. Ее отец, крупный предприниматель из Англии, приехал в Россию, чтобы экономически покорить Москву, а заодно подлечить печень в наших знаменитых санаториях. Канонически его казнили, за то, что он вмешался в закрытый трафик наркоторговли и, якобы, своей котелковой надменностью задел ряд значимых лиц.
Так или иначе, в ночь с пятого на шестое июня двадцатого года, его особняк был осажден взводом прекрасно оснащенных и надрессированных головорезов, которые в минуты вырезали английскую гвардию, взорвали белоснежные стены в нескольких местах, чтобы обойти системы защиты, и учинили во внутренних помещениях жесточайший оверкилл.
Выжила только Марта, которую прислуга чудом успела спрятать в гигантской напольной вазе восемнадцатого века. Надо заметить, что по этой вазе было сделано порядка семи выстрелов. Пули пробивали в древней глине дыры, но ваза не развалилась, и ни один снаряд не зацепил Марту.
Это конечно было чудом…Для нас. Для всех тех кто находился по ту сторону жизни от Марты. Для нее это, возможно, было проклятьем. У нее было множество родственников и просто небезразличных людей во многих уголках мира, но что они могли значить перед тем одиночеством которое открылось перед ней…
Я не спрашивал у Бледного, какую пользу они углядели во мне в свете этого дела. В таких ситуациях это почему-то кажется почти неприличным, видимо срабатывает животная система инстинктов, когда кролику становится ясно, что волку бесполезно задавать вопросы. Поэтому я просто принял максимально удобную позу и стал думать о Марте и о том, что ежели нас с ней сведут под каким-нибудь совершенно невероятным для меня предлогом, я, скорее всего, оцепенею от растерянности и буду позорно бесполезен своему государству. В конце концов, я доподлинно знал о детской психологии только то, что она тесно связана со сладостями и игрушками. Куда мне было до коллапса внутри отдельно взятой созревающей личности?!
Этот пронзительный вопль-вопрос ясно отражался в моем взгляде на призрачно-белую лысину волка который тащил меня в свою муниципальную нору.
Стул был жестким. Он служил делу федеральных следователей точно так же как унылая беспросветная обстановка в офисе. Я сидел как на иголках, ерзал задом и уже не думал об имидже и геральдике нашего отдела. Мне просто все это надоело в самом начале, и русская мафия и федералы и этот стул с антизадничным покрытием. В общем, я боялся завязнуть в непривычном для себя бою.
- Вижу, вы обеспокоены, - произнес бледный волк, запивая водой проглоченные таблетки.
- Озадачен, только и всего, - ответил я по привычке небрежно. – Не могу придумать для чего я вам.
- Господин Сапковски… - бледный усмехнулся. – Ну а как вы думаете?
- Подозреваю лишь, что это как-то связано с Мартой, - ответил я осторожно.
- Связано.
- Но вы ведь знаете кто я… Чем я могу ей помочь как профессионал?
- Только как профессионал? – приподнял брови волк. – А как человек? Не хотите?
- Да ладно, - меня это порядком разозлило. – Что вы там задумали?
- Напрасно вы раздражаетесь, - покачал головой бледный. – Выбора у вас нет..
- Да побойтесь бога! – все мои худшие предположения внезапно начали сбываться. Это всегда неожиданно, как бы ты ни готовился. – Откуда я могу знать… Да это просто нелепо. У вас что, человеческих психологов нет? Куда я там полезу со своими мещанскими знаниями в ее раздраконенную душу?! И что вы вообще имеете в виду, говоря, что я должен помочь ей как профессионал? Она что, искин?
- Нет, - спокойно ответил волк.
- Ну, так какого черта?! – довольно несдержанно осведомился я.
- Вот такого, - серьезно ответил волк, и передо мной, на столе, возникла фотография молодого человека возраста от двадцати до двадцати пяти.
Я изучил фотографию. Парень казался смутным знакомым, но решительно ни с чем не ассоциировался. Только с рекламой дорогих одеколонов. Я тупо смотрел на его острые черты
- Ее брат, - пояснил волк.
- Угу, - буркнул я. – Погиб тоже, да?
- Чуть позже, чем остальные, - сказал волк. – Они зачем-то увезли его с собой, видимо как заложника на случай погони. Около часа назад его тело было найдено. Смертельная рана в голову.
Я вяло посмотрел на него.
- Но ведь вы сами сказали, что у нее остались еще родственники.
- Ее готовы забрать хоть сейчас, - волк мельком взглянул на женщину, которая появилась в кабинете и поставила перед нами кофе в белых правительственных чашечках, и тут же исчезла. – У нее множество дальних и близких родственников, и просто доверенных лиц. Но мы пока не можем отдать ее.
- Почему? – я опять начал раздражатся. - Она что-то видела, сидя в этой вазе? Запомнила цвет масок на убийцах? Или…
- Все не так просто, - оборвал меня волк – Мы знаем, кто напал и почему напал. Важно не это.
- А что важно? – спросил я нетерпеливо.
Тут волк взялся за свое кофе и принялся с удовольствием его смаковать. Я хмуро смотрел то на него, то на фотографию. От нечего делать я взялся за свою чашку и тут волк сказал:
- Мы хотим испытать его.
Кофе был великолепен, поэтому я промолчал. Только вопросительно приподнял брови. Наступил момент для какой-то драмы: я прекрасно это понимал. Вот сейчас он придумает что-нибудь на ходу, мой серый палач.
- Приходите завтра, - сказал волк.
Я бы обязательно поперхнулся кофе от негодования, но оно все-таки было великолепным. Поэтому я просто сказал:
- Это свинство.
Волк соорудил улыбку:
- Занимались когда-нибудь веткой 24-12?
- Такой ветки нет, - сказал я. – Последняя ветка в кластере 24 – это 11-ая. Солдаты.
- Вы общались с искинами-солдатами? – на самом деле волк задавал совершенно иной вопрос, и не мне, а самому себе.
Я видел, как он размышляет где-то очень далеко от этого кабинета, но, тем не менее, ответил.
- Да. Неоднократно.
- Ну и как? – бессмысленно спросил волк.
- Что, ну и как? – я внимательно следил за состоянием волка. Мне вдруг стало интересно. – Как они бегают в самоволки к бабам?
- Ваше впечатление. Общее, - волк оживился. – Чего по-вашему им не хватает?
- Того же, что и всем остальным веткам, - я посмотрел в маленькие зеленые глаза волка. – Человечности, в суконно-дерюжном понимании этого слова. Они не курят, не играют в карты, не напиваются и не попадают на гауп-вахту. Они разумно убивают людей. Вот и все.
- Именно, - согласился волк. - Это было их главным недостатком… Битва непредсказуема, а искины были совершенно неприспособленны к динамике настоящих боев.
- Были? – заметил я.
- Есть некоторые основания так думать, - волк помолчал.
- Послушайте, может хватит ходить вокруг да около, - не выдержал я. – Кого вы хотите испытать?
Волк ответил мне, положив на стол еще одну фотографию. На ней снова отразился брат Марты, который смотрел прямо в объектив камеры, улыбаясь уголками губ. Что-то мне в нем не понравилось, словно на первой фотографии он сказал мне правду, а теперь в чем-то солгал и ждал теперь моей реакции.
Мы смотрели друг на друга, и тут меня осенило, словно в темя кулаком бухнуло. На фотографии, прямо за непослушными каштановыми локонами виднелся золотой герб ГБ.
- Кто это? – спросил я тихо. – Если это то, что я думаю, то вы ведь не могли заранее предугадать, что вам понадобится лицо именно этого человека. Что оно вам вообще когда-нибудь понадобится… Зачем вы его создали?
Волк молчал. Жестоко, сурово и холодно. Тень гигантской двуглавой птицы взметнулась над ним и исчезла. Он уже мило мне улыбался.
- Знаете что, господин Сапковски, действительно, приходите завтра. Все происходит слишком уж быстро, сумбурно и безотчетно. Мне это не нравится, и не только мне.