-  Я понял где мы, и что произошло!

Короткий привал среди замученных жаркими ветрами редких кустов не располагает к долгим беседам. Чем дальше мы удаляемся от пустыни, приближаясь к горам, тем больше встречается растительности. Вот и эта проплешина причудливых зарослей с перекрученными потрескавшимися стволами может гордо именоваться рощей. Мысли под стать местной природе - чем дальше, тем гуще и запутанней. Мне давно хочется высказаться.

- Надо же, удивил. Ну-ка поведай. Интересно знать, где я нахожусь. По-твоему.

Ровный голос Владимировича не скрывает откровенного сарказма. Он всё также с едва слышным свистящим дыханием лежит в тени на  брошенном наспех пальто, прикрыв глаза подрагивающей ладонью. Я сижу, наблюдая, как в ярких лучах утреннего солнца золотистые лёгкие песчинки кружатся в лихом танце у его крючковатого носа. Нависшая ветвь, едва качаясь, то скрывает тонкие лучики, то вновь даёт простор для игры света с убегающей тенью.

- Мы в компьютерной игре, - почесав за ухом, торопливо делюсь предположением, - не знаю как, но похоже в игру переместили наше сознание.  Выключился я в компьютерном зале. Так? А когда понял, что вы респаунились, до меня и дошло.

- Не понял, что я сделал? Респуа… - убрав руку, он хмурится, бросает по сторонам затуманенный взгляд.

- Респаунились. Ну, возродились после смерти в определённом месте. Когда герой в игре погибает, или бот.

- Понимаю, - бородач коротко кашляет в кулак и приподнимается на локте, - сыну семнадцать было, до того как я сюда попал, он тоже играл…

-  Как думаете, я прав насчёт игры? –  затая дыхание, вкрадчиво жду ответа, боясь спугнуть надежду.

- И что ты от меня ждешь? Что я с восторгом закричу: «Да, Вася, ты прав!» и упаду тебе в ноги? – гулкие струны раздражения вибрируют в его голосе. - Не всё ли равно?! Здесь у каждого своя теория. Кто-то считает, что попал в ад. Кто-то думает, что в параллельном мире. Кого-то инопланетяне похитили. Некоторые уверены, что у них белая горячка. Наркоманы вообще разницы не видят, если находят от чего прибалдеть.  Версий много, и никто не смог доказать свою теорию или опровергнуть чужую.  Люди в предбаннике стараются прожить ещё один день и не попасть в рабство. Всё! Ты станешь таким же.

К концу речи на его раздражительность легла ощутимая тень сожаления. Дыхание сбилось - фантомные боли ещё мучают, похоже не так скоро пройдут. Возрождение хоть и восстанавливает тело, но на психике человека оставляет ужасающие шрамы.

- Почему в предбаннике? – Будучи твёрдо убежден, что я не такой как все, решил уточнить  странное значение знакомого слова.

- С Земли попадают сначала к нам. Потом, если повезёт, за стену, а там в другой мир и так далее. Миров много, как лоскутов на одеяле бедняка. Все стремятся попасть в миры, где спокойней, лучше и лишний раз не убивают.

 Он вновь устало ложится, давая понять, что разговор окончен и кое-кому тоже не стоит просиживать задницу. Но мне отдыхать совсем не хочется; медленно грызя горькую веточку и отмахиваясь от назойливых насекомых, сосредотачиваю внимание на одной не радостной мысли.

- Меня, выходит тоже убили?

- Нет, - после долгой паузы отзывается Владимирович. - В первый раз всё по-другому. Ты ещё не умирал.

Молчит. Нужно тормошить его пока не уснул. А то так и буду молча сидеть и гадать на кофейной гуще, вернее на кучке песка под ногами, пока он дрыхнет.

- А как вы сюда попали?

Вновь тягучая пауза, заполненная шелестом узеньких зелёных листочков и жужжанием мух. Но, удаётся-таки завязать беседу с необычным спутником, о котором хочется знать больше.

- Прилетел из командировки, доехал до дома, зашел в лифт, створки закрылись, потерял сознание. Очнулся высоко в горах.

В тихом, с хрипотцой голосе Бориса Владимировича сквозит грусть и тоска, накопившаяся за годы пребывания в этом проклятом месте. И ещё безысходность. Безысходность, от которой мне не по себе. Именно так говорят люди, которым поставлен диагноз неизлечимой болезни – бесстрастно и с тоской. Подспудно, нутром я начинаю верить в тот бред, что он рассказывал.   

- Если  за стеной лучше, почему не ушли?

Печальная улыбка, как улыбается взрослый наивному детскому вопросу.

- Эх, Вася, Вася. Это светлая мечта каждого, кто живёт в предбаннике. Не так просто попасть за стену. В ней нет постоянного прохода. Тоннель может появиться где угодно и когда угодно. Прилегающая к стене местность  безводна, каменная или песчаная пустыня шириной на десятки километров. Сидеть и ждать на одном месте не получается. Приходится скитаться вдоль стены, туда-сюда, и, надеясь на удачу, «прощупывать», делая вылазки.

Весёленькая перспектива. Я всё же заваливаюсь на спину, на жёсткий спрессованный песок, устремив взгляд в ясное, восхитительно нежное и лёгкое небо. Там, высоко-высоко, прохладное спокойствие. Эх, мне бы такую лёгкость и непринуждённость, но я, увы, здесь. 

 - Что собой представляет стена? И откуда знаете, что за ней жизнь лучше, если она такая непреодолимая?

Владимирович не послал меня куда подальше, чего я честно ожидал, видимо смирился с моими расспросами. Или из вежливости.  Ну и ладушки, будем пытать дальше.

 -  Стена не каменная, не бетонная как ты мог бы подумать. Вероятно имеет какую-то энергетическую структуру. У земли как молоко в аквариуме, выше, будто кто дыму напустил, - он, подняв руку, растопырил пальцы, - а вверх так и вовсе прозрачная. Всё внутри движется постоянно, как за тоненькой плёнкой. Кажется, кольни иголочкой, и вытечет, но прикасаться к ней нельзя. Оторвёт руку к чертям собачьим. Так вот, если камушек бросить в стену, произойдет взрыв, и по мутной белёсой поверхности разойдётся сполох. От булыжника побольше, бабахнет так, что уши заложит и осколками зацепить может. Иногда сполохи появляются сами собой. Это значит, с той стороны кто-то камушки кидает. С помощью азбуки Морзе и общаемся. Редко случается, что в одном месте два знающих азбуку человека оказываются.

Водя кончиками пальцев по песку, я пытаюсь представить таинственную стену. Получается не очень.

 - А как с помощью азбуки общаться, там ведь тире, точки?

 - Смотря какой камушек бросать. Например, найдёшь беленький камушек и черный. Кинешь белый камень - сполох красный. Кинешь чёрный - сполох оранжевый. Вот тебе тире и точка. Я вижу, тебе отдых не требуется, тогда - в путь, –  неуклюже поднявшись, он стал собираться.

- Нет-нет, можно ещё отдохнуть! – замахал я руками, кляня себя за любопытство.

- Нет, нельзя, - хитро ухмыляясь, Владимирович отряхивает пальто, - лучше двигаться сейчас, пока жара не набрала силу, часов через шесть можем дойти до воды.

 - У-у, я же ни черта не отдохнул,  - мой протяжный вздох похож, на вой раненого тореадором быка, - но раз надо – пойдем.

Упоминание о воде подстегивает, словно хлёсткий удар плетью, пить хочется давно. Резво подскочив, кривлю губы в немом недовольстве, чувствуя как мои многострадальные косточки и связки стонут и ноют, моля о пощаде. Взвалив на плечи лямки неудобной ноши, понимаю, что путешественник из меня - не ахти. Хоть бы лошади здесь водились, что ли. 

    Солнце кажется, только что взошло, но уже палит нещадно. За промелькнувший час жара набрала силу и легла на уставшие плечи душной липкой тяжестью. Владимирович идёт самостоятельно, лишь иногда хватается за меня, чтобы не упасть. Смешно, но он держится бодрее меня, я качаюсь из стороны в сторону. В глазах давно плывут красные круги.  Жажда с каждым шагом всё сильней сжимает горло, заставляя деревянный язык тщетно проводить по картонным губам и с трудом сглатывать очередной комок сухой пакли, по недоразумению названной слюной. Воды нет, но в галлюцинациях, мучающих меня, она везде, плескается от края до края, накатывает пенными гребнями, бьёт холодной струёй, и я, в очередной раз утирая заливающий глаза пот, принимаю показавшиеся зелёные волны крон деревьев за чудесную гладь озера. Разглядев, что это всего лишь лес, остановившись, готов рыдать как ребёнок, но на слёзы влаги нет. Мелко трясясь и мучительно корчась, выдавливаю слезинку, чувствуя, как натягивается кожа на лице, грозя лопнуть в любой момент. Мне до глубины души жаль себя. За что такие мучения?! Если бы не Борис Владимирович, я бы точно бросил ненавистный чемодан, упал, закрыл глаза и будь что будет. Но старший товарищ пинками и матом гонит меня вперёд, как тупую скотину.  Плывя в раскалённом красном тумане, реагируя на тычки и пинки, я наконец слышу, как мой мучитель говорит: «Всё». Я падаю, и приняв позу эмбриона, эмбриона с пластиковым чемоданом за плечами, засыпаю когда он произносит: «…ё».

Просыпаюсь мучительно, да и не похоже это сон, скорее на забытьё.  Лежу на пальто Бориса Владимировича. Похоже, уже вечер, душный воздух скомкал моё тело в жалкий комочек вопящей от боли плоти. Невыносимо хочется пить. Пытаюсь окликнуть Владимировича, но не могу отлепить язык от нёба. Со стоном поворачиваюсь на бок и вижу, что компаньон лежит рядышком на песке, положив под шею скрученное полотенце. Ну вот уже хорошая новость. Не бросил меня этот странный мужичок. Осторожно жую язык, словно ватный тампон, и наконец, обретаю дар невнятной речи.

      - Я хош-шу пить.

      - Это хорошо, мне не придётся тебя подгонять, вода недалеко. Километрах в пяти отсюда. Засветло дойдём.

Услышав это я, чувствую, что готов галопом бежать в направлении, которое укажет мой спаситель. Желание быстрее встать и не мешкая отправиться в путь, приводит к неожиданным открытиям.  Я падаю, снова пытаюсь подняться, не веря в предательство ног, и вновь падаю. Сообразив, шатаясь, ползу на четвереньках к тоненькому деревцу и, держась за него, поднимаюсь. И тут меня накрывает волна сплошной боли. Содранной кожей воют многострадальные  плечи, руки–плети, только приходят в себя, в коленные чашечки гулко ударяет кровь и разлетается калёными иглами по икрам, голова по-тихому саботирует попытки сфокусировать взгляд и принять вертикальное положение. Вместо приёма болеутоляющих средств - морщусь и постанываю.

      - Потерпи ещё немного. Дойдём до воды, всё как рукой снимет. Рюкзак не надевай. Вместе понесём. Я почти оклемался.

Я киваю в ответ, он-то оклемался, а я, похоже, загнулся. Как бы меня самого нести не пришлось. Владимирович, встав, подходит ко мне и, вцепившись своими клешнями в мою трепещущую шею, начинает мять моё бренное тельце, как стряпуха тесто. Я несказанно удивился, осознав, что от крика у меня не лопнули лёгкие и ещё могу дышать. Пять минут интенсивного жёсткого массажа и, о чудо, я нормально двигаю ручками и ножками.

- Ну как, готов? – Странно, но Владимирович смотрит без пренебрежения, несмотря на то, какое жалкое зрелище сейчас я представляю.

- Да, наверное, готов.

- Нам в ту сторону, - он машет палкой в указанном направлении. Подхватив лямки поклажи, мы выдвигаемся в путь. Знать бы ещё, куда он приведёт.