Бабай.

Слухи о бабае по отделению ходят давно. Впервые о нем мне рассказал Владимир, который страдал манией преследования. Он всегда всех пугал разными страшилками о великом заговоре, тайным нашествии инопланетян на планету, незаконных экспериментах на людях, одобренных правительством. Высокого роста с глубокими скулами и ярко выраженным адамовым яблоком Владимир походил на ботаника, который начитался заумных вещей и свихнулся на почве разыгравшейся фантазии. Парень был уверен, что за ним охотятся наемные убийцы, нанятые влиятельными чиновниками, деятельность которых он раскрыл. Клиника казалась ему единственным защищенным местом. Бабай был местной страшилкой, и я бы не обратила не ее внимания, если бы не стала свидетельницей его «шалостей». Владимир посветил меня в тайну о пропаже пациентов, которых бабай утаскивает в свое логово. «Детские сказки» - кинула я тогда ему, но он уверял меня, что лично знал нескольких жертв. Его поддерживали еще группа пациентов, которые были старожилами дурдома. Один даже уверял, что видел его, но я была настроена скептически, пока однажды…

К нему никто никогда не приходил. Его прошлое было печальным и жалким. Все родственники давно умерли (как и у меня), сам держался на расстоянии и вечно что-то бурчал под нос, разговаривая с невидимыми собеседниками. Мужчин лет сорока по имени Василий был неудачником по жизни. Однажды он пропал. Вот так просто взял и пропал. Персонал клиники никак не отреагировал, словно так и надо. Конечно, можно припустить, что его выписали или перевели в другую лечебницу, но это должен был кто-то видеть: как он собирался, уходил. В общем, должны были остаться следы его ухода. Я часто домысливала, как такое могло случиться. Схема вырисовывалась сама: случился срыв, его закрыли в одиночке, собрали вещи и перевезли. На поправку он явно не шел. Я хотела прозондировать его прошлое, но так часто стала слышать слово «бабай», переходящее из уст одного пациента к другому, что невольно испугалась: а вдруг бабай действительно существует, и я увижу его, или хуже – он увидит меня, а потом придет и заберет в свое логово. Я поддалась всеобщей панике и не стала этого делать, что стало моей ошибкой.

Следующей жертвой бабая стала Маша. Она страдала на приступы неконтролируемой паники, которые случались достаточно часто. Вот она то точно шла на поправку, но пропала точно так же, как и Василий. Маша была очень общительной и обязательно попрощалась, если бы ее выписали. Я испугалась не на шутку, ибо девушка тоже была сиротой, как и Василий, и я. Тогда я не позволяла себе думать о ней, что бы случайно не увидеть трагедию её исчезновения, понимая, что могу стать следующей. Иногда я успокаивала себя мыслями, что в вере в бабая выражается мое безумие, невольно поддавшееся неумеренному воображению психов; и на самом деле никого не существует – ни Василия, ни Маши, ни Владимира, ни Маринки, ни бабая – а мой мозг выдумал все это для того, что бы сбежать от страшной реальности, которая заключается в следующем: я душевнобольной человек, живущий в своем выдуманном мире.

Эта мысль посетила меня во время завтрака. Отправивши в рот очередную порцию странной на вид и вкус кашицы, я сообразила, что нахожусь в столовой абсолютно одна, хотя минуту назад здесь было полно народа. В одну секунду все звуки смолкли и все образы стерлись. Я сделала то, чем всегда спасалась в таких ситуациях: просто замерла и ждала, когда видение исчезнет. В полной тишине отчетливо слышались тиканье часов на стене. Раз - секунда, два – секунда, три – секунда... минута…две минуты…пять минут…. Внутри все сжалось в комок, паника начала брать верх. Долго, очень долго ничего не происходит. Стало тяжело дышать, но надо сберечь самоконтроль. За окнами начало резко темнеть и через пару секунд в столовой воцарился полумрак: лишь со стороны входной двери тлело коридорное освещение. Я встала и пошла на свет, ища спасения. В коридоре тоже никого не оказалось, а странная кричащая тишина наводила настоящий ужас.

Я побежала к своей палате. Мимо с бешеной скоростью проносились двери комнат и ответвления коридоров, но метров в десяти от цели назначения резко остановилась, увидев следующую картину: в сторону от меня удалялась группа людей. Я видела их со спины и поэтому не могла разглядеть лиц. Впереди шел низенький мужчина в сером пиджаке и черных брюках. Он ступал бесшумно, словно крадущийся тигр, а за ним еще двое санитаров громадного вида, которые тащили под руки человека в смирительной рубашке. Не понимая зачем, я последовала за ними. Незнакомцы шли быстро, словно пытались скрыться с места преступления. Уже на улице они затолкали недвижимое тело в «пирожок» неприметного сероватого оттенка. Один с санитаров остался его охранять, а двое других сели в кабину и, не спеша, уехали, растворяясь в ночной мгле. Резкая боль в руке привела меня в сознание.

После пружинистых кроватей больницы то, на чем я лежала, казалось страшно твердым и неудобным. Открыть глаза показалось непосильным трудом. Рука продолжала болеть, а постоянно звучащие голоса возле меня все больше и больше начинали приобретать четкость.
- Возможно, кусок свинца активизировал спящие участки её мозга? – грубый мужской голос резал слух.
- Сомневаюсь, что это есть основной причиной такого состояния мозга. Думаю, проблема существовала еще до повреждения, – второй голос был помягче и сразу вызвал во мне некую симпатию.
Я открыла глаза.
- Профессор, она очнулась.
- Заметь, что гамма-волны продолжают быть активными, и если она не аномальная сомнамбула и не полу овощ, то я ни черта не понимаю в неврологии.

Приятный голос принадлежал профессору. Я пошевелила кончиками пальцев, что далось мне с трудом. Беглый обзор видимого пространства дал следующие результаты: белый потолок, медицинское оборудование, огромное зеркало на всю стену и два лица в белых халатах возле моей кровати. Понимание мной происходящего полностью отсутствовало. Взглянув на свое отражение в зеркале, я ужаснулась: обвешена разноцветными проводками, на голове непонятный прозрачный шлем с опять же кучей проводов, а рядом пара капельниц. Теперь хотя бы боль в руке объяснить можно.

- Слабая активность альфа-волн, профессор.
- Попробуем вызвать колебание других мозговых волн.
С этими словами профессор наклонился как можно ближе ко мне и спросил:
- Как тебя зовут?
Я не знала что делать: ответить, промолчать, закрыть глаза, что бы видение исчезло, но вопрос повторился.
- Ты знаешь, как тебя зовут?
И вдруг сознание выдало совершенно посторонний ответ.
- А меня звать не надо – я сама прихожу.
За спиною профессора раздался смешок, но на его лице появилось странное выражение.
- Она еще и шутит, – подытожил ассистент (как я понимаю).
- Так всегда отвечает мой сын, когда знакомится с новыми людьми.
- Сомневаюсь, что она с ним знакома.
- Опять активизировались гамма-волны, - похоже, эксперимент надо мной продолжался. – Ты помнишь, как сюда попала?
- Ты бабай.
- Кто? Бабай? Что это значит?
- Ты приходишь, когда все спят и забираешь сироток в свое логово.
Мимолетная улыбка мелькнула на его губах.
- Нет, я доктор, который хочет тебе помочь. Ты хочешь выздороветь? – он напоминал льстивого дьявола, покупающего мою душу.
- Разве я больна?
- Но у тебя же болит голова? – вопросом на вопрос по больному месту. Он видел мою медицинскую карточку.
Я взглянула на него и на секунду задумалась.
- Не надо запудривать мне мозги, - мой голос сорвался на крик. – Я знаю, что вы здесь делаете! Знаю все о ваших экспериментах на психах. Что, не ожидали? Они же все мертвы, не так ли? Вы меня не обманите, я все знаю. Все!