В душной комнате
находятся двое. Первый, который сидит за столом и все время что-то записывает,
- тучный, неприятный мужчина с красными круглыми, как у младенца, щеками, с
блестящей лысиной, редкой щетиной и в клетчатой, расстегнутой наполовину, рубашке
небесного цвета. В правой руке у него изгрызенный карандаш, в левой – чей-то
паспорт.
«Николай Квазенков» - поскрипывает
карандаш на бумаге.
- Коля, значит, -
говорит он простуженным голосом в бумагу, потом, глядя на молодого человека,
сидящего напротив, - значит, Коля.
Он облокачивается на
спинку стула, - тот скрипит, – и закуривает сигарету. Толстыми, как сарделька,
пальцами он проводит по лбу, задумавшись о чем-то; потом, не сделав и четырех
затяжек, тушит сигарету о пепельницу.
- Все хочу бросить
курить, - как бы оправдываясь, произносит он. – Ты, кстати, не куришь?
- Нет, - спокойно отзывается
Коля.
- Ах, какой молодец, -
ёрничает тот. - Так и запишем.
Карандаш снова скрипит.
Следом пошли обычные скучные вопросы, вроде: «Почему вы хотите именно туда
попасть? Есть ли у вас долги? Женаты вы или нет? Есть ли дети?» И так далее и
тому подобное.
Пока он записывает,
Коля то и дело смотрит на причудливые фигуры, забытые на одном из подоконников
комнаты. Стеклянные и покрытые давним слоем пыли, с высеченным на лицах выражением,
не то грусти, не то страдания, – они слиты в мистическом, похожем на пламя,
танце и держатся изящными и хрупкими, как ветки, руками друг за друга, пытаясь
будто бы что-то сказать, или предупредить о чем-то. Лучи улыбающегося солнца
путаются в них - те, словно стряхнув пыль, начинают ярко, как изумруды, светиться
и бледно-зеленым касаться лиц собеседников. Оба прищуриваются.
- Вот черт, - ругается в
рубашке, - специально их не вытирал, а все равно светятся! Представляешь, с
Марса их мне привезли! Говорят, что якобы их инопланетяне сделали или там… как
их… наши отцы!- его щеки краснеют пуще прежнего, - я тебе скажу – все это чушь!
Человек, - он поднимает вверх указательную сардельку, - везде и во всем всегда
будет искать себе подобного! В том числе и в этих идиотских камнях! Они же
камни, верно? – Его взгляд с надеждой устремляется на Колю.
Коля отводит глаза в
сторону.
- Ха! Значит, мы такие
не разговорчивые – ладно, ладно.
Коля не обращает
внимания; честно сказать, из-за духоты его уже начинает подташнивать - поэтому
он старается как можно меньше говорить и кратко отвечать на вопросы, чтобы не
задерживаться.
Неожиданно фигуры перестают
светиться, словно их выключают. Солнце одевается в легкие осенние облака, в
комнате становится чуть темнее. Тучный, на удивление Коли, оставляет это без
комментариев, и продолжает записывать; Коля мысленно его поторапливает.
Наконец, тот поднимает маленькие,
как у зверька, глаза и холодным безразличным тоном произносит:
- Что ж, Николай, все записано.
Вас позвонят сегодня вечером. Можете пока идти и собирать вещи, - потом он
начинает громко кашлять и отхаркиваться – да так сильно, что Коля вздрагивает.
- Хорошо, спасибо.
Всего хорошего, – говорит Коля, забирая паспорт и сумку; он поднимается со
стула и направляется к дверям выхода – у самых дверей его окликают.
- Кстати, - говорит
тучный, задыхаясь, и постоянно отхаркиваясь, - забыл сказать. – Он старается
принять как можно более тожественный вид. – Поздравляю! Вы стали участником
проекта «Радуга»! – снова кашель.
Коля закрывает дверь,
поднимает ворот желтой куртки, бросает на плечо сумку и идет вдоль длинного
коридора в сторону выхода. В коридоре тихо, слышно только, как звенит посуда
где-то на кухне и невнятное женское щебетание. На Колю все это производит
двоякое впечатление – с одной стороны, все так горят желанием попасть на
«Радугу», а с другой - здесь как в морге – ни единой живой души, словно все
вымерли, а коридор и кабинеты выглядят ветхими, оставленными тем далеким
временем, когда Коли и в помине не было. Коля ожидал большего – не то чтобы ажиотажа,
но хотя бы маломальского интереса.
Двери выхода легко отворяются,
и тепло ранней осени окутывает Колю. В нескольких шагах от него медленно течет
автомобильная река, окруженная городским лесом величественных небоскребов, заточенные
пики которых, как сосульки, сияют на солнце. На внешней стороне некоторых
небоскребов, как ковер, вниз расстилается электронная реклама, чья
по-попугаичьи пестрая картинка немного режет глаза. Осеннее небо кажется
серо-голубым, словно оно покрыто пылью; тонкие облака, подобно извивающимся
змеям, ловко проползают мимо небоскребов, чуть-чуть касаясь их. Коля
застегивает куртку и вливается в толпу, направляющуюся в центр города. Вокруг
него слышатся разговоры, смех, сигналы автомобилей и недовольные крики
раздраженных водителей. В толпе Колю останавливает приятная девушка и просит
закурить – щелчок зажигалки, и она, закуривая, подмигивает ему искренней
улыбкой и направляется дальше. В который раз Коля изучает свою зажигалку, оставленную
его отцом на память – синяя, сделанная из стали, с буквами: «To the Mars!», и с еле заметными внизу инициалами
отца. «К Марсу и больше никуда, - вспоминает Коля, - так говорили. И не
вернулись». Положив ее обратно в карман, Коля замечает, как на электронном
плакате льется краска ярких цветов с надписью: «Проект «Радуга» - тайна,
которая может быть открыта именно тобой. Присоединяйся».
«Действительно, тайна»,
- думает Коля и не спеша спускается в метро.
На дворе идет двадцать
второй век…