— Пап, ну па-ап! Почему я должна покупать скот? Почему нельзя взять раба? – жалостным голоском проговорила Ми.  Держась за отцовскую руку, она пыталась приноровиться к его быстрым шагам.

            Они как раз проходили часть рынка, предназначенную для продажи рабов. От главной улицы ответвлялись бесчисленные гранитные дорожки и уводили в дебри лотков, магазинчиков и больших крытых загонов. Всюду ходили благородные господа в длинных мантиях, осматривая товар, так расхваливаемый зазывалами. Шум, гам и неприятный запах, вдобавок усиливаемый весенней жарой, были обычными спутниками мест такого рода.

— Потому что это твоя первая игрушка, доча, – отец снисходительно улыбнулся. – А владеть рабом ­– для этого требуется некая сноровка, знание определенных тонкостей, тринадцатилетней девочке недоступных.

            Ми уныло опустила голову. Светлые кудри упали на лицо.

— Мне почти четырнадцать…

— «Почти», милая, не считается. Поверь отцовскому слову, для первой игрушки скот – самый подходящий. Прежде чем стать настоящей доминией, следует набраться опыта. А скот – дешевый материал. Мало ли, вдруг он через месяц умрет? Может быть, и месяца не продержит.

            Такие слова мало убедили Ми и ничуть не успокоили. Она сдвинула бровки, но, не смея спорить с отцом, промолчала.

            Перед ними упала тень высоченных железных ворот. Распахнутые створки, что крепились к двум башням, открывали панораму скоторынка. Этот третий по счёту район невольничьего базара превосходил размерами предыдущие два, взятых вместе.

            Лорд Фа ла Лель был прав, говоря, что скот – дешевый материал. А ещё очень востребованный. Его мог позволить себе  любой средний горожанин. Даже большинство бедняков, не имея средств на рабов, покупали скот. Что правда, содержание и тех, и других обходилось одинаково.

            Почему скот назывался «скотом», Ми не знала. «Может быть, – думала она, – его тоже отправляют на забой?».  Достаточно близко к истине.  Но детский ум и предположить неспособен, что для скота бывает уготована более незавидная участь.

            Сословие это возникло три столетия назад, когда общество захлестнула массовая волна гуманизма. Идейные просветители (по словам некоторых нынешних философов, просто идиоты) подняли небывалый шум, который, впрочем, улегся всего за год.

            Но революция оставила следы. Рабам приписали права. «Рано или поздно людям выйдет боком их чрезмерная филантропия» – не раз говорил Фа ла Лель.

            В рабство можно попасть многими способами. И многими способами можно из него выйти, стать вольноотпущенником. И снова попасть, и снова выйти. Раб – человек, о, да, и у него есть права.

            Скот – не человек. Низшее существо, примат. Права есть у животных, у какой-нибудь пушистой зверушки, опекаемой какой-нибудь «пушистой» дамочкой. Скот лишен даже намёка на подобное. Попав туда однажды, уже не выберешься – клеймо на спину, и надейся на скорую смерть, ведь с тобой можно сделать что угодно.

            Неудивительно, что лорд ла Лель посчитал таких  подходящей игрушкой.

            Главная дорога, шириной в сорок шагов, делилась теперь на три ветки. Та, что вела прямо, заканчивалась у комплекса зданий из желтого камня. На вопрос «Что это?» отец ответил просто: «Спариватель. Там разводят скот». Направо находился квартал женщин. Они свернули налево.

            Предупредив вопрос Фа ла Лель объяснил:

— Одна из тонкостей. Никогда не бери игрушку одного с тобой пола. Это чревато, знаешь ли.

            Ми послушно кивнула. Чем чревато, она не спросила. Постеснялась. Очевидно, это что-то простое. И задай она вопрос, выставила бы себя глупой. А в глазах отца, который всегда и при всех хвалил её сообразительность, Ми этого отчаянно боялась.

            Рынок скота ей не понравился. Да вряд ли это место вообще кому-нибудь могло понравиться. Вдвоем они выделялись среди снующих покупателей, как выделяется орел среди ворон. Хотя и тут мелькали дорогие мантии, так не уместные в подобную жару, и костюмы-тройки аристократии. Благородное сословие скептически разглядывало скот, выбирая его для бытовых нужд. Как правило, возьмут двух-трёх и уходят. Но некоторые уводили за собой целые толпы.

            Ми снова подумала про забой. На вопросительный взгляд  дочери ла Лель пожал плечами и коротко бросил: «Игрища».

            Для скота не делали крытых загонов. Под небольшими тентами, прячась от солнца, сидели торговцы. Рядом, в кругах колючей проволоки, под жгучими лучами томились невольники. Сплошь люди. За триста лет ни одна зверораса не была опозорена клеймом.

— Пап, выбирать уже нужно?

— Нет, доча. Это – товар порченный. Его продают недобросовестные торговцы. Дел с такими лучше не иметь, запомни. Купим тебе игрушку вон в том магазине.

            То, что Фа ла Лель назвал магазином, оказалось большим строением, одну часть которого выдолбили в скале, другую настроили сверху из дерева и камня. Возле входа дежурили трое охранников. Их тела полностью скрывали длинные плащи, а лицо – белые тюрбаны.

            Увидев золотистую мантию лорда Фа, мужчины поклонились. Один откинул ткань, застилавшую вход. Послышался приглушенный шарфом голос: «Лавка Хименити. Самьцы со всех угольков мира».

— Ступай, Ми. Первую игрушку хозяин должен выбрать сам, без чьих-либо советов. Ступай, а я подожду тебя здесь.

            Ми ощутила волнение, заходя в просторную приемную. Стены и окна скрывали бардовые ткани, мягкие ковры устилали пол. В прохладном полумраке она разглядела пару кресел. В одном из них сидел мужчина.

            Увидев посетительницу, он торопливым шагом оказался возле неё. Подведённые глаза, змеиные черты лица и длинная бородка ясно говорили о стране африканских сфинксов. Тонкие уста сложились в приветливую улыбку.

— А-а, юная доминия, – голос у него был весьма тихим и приятным. – Что я могу вам предложить?

— Я хочу игрушку.

            Хименити кивнул.

— Конечно. Для игрушек у меня богатый выбор. Мальчик? Юноша? Или, может быть, мужчина?

— Пусть будет юноша, – ответила Ми, подумав.

— Конечно. Пусть будет юноша. Хотите белого или смуглого? Может быть, темнокожего? И, разумеется, у меня есть выбор азиатов.

— Я хочу белого.

— Чудно. Ступайте за мной, юная доминия.

            Торговец повел её коридорами вглубь скалы. Когда бардовые ткани сменил холодный шероховатый камень, проход вывел в пещеру громадных размеров. Этакая смесь коровника с конюшней: заграждения, напоминающие денники; дощатый пол, солома; загоны, окруженные железной изгородью.

            И сотни юношей. В лохмотьях, с обнаженным торсом, в одной набедренной повязке, а то и вовсе голые. Они сидели, лежали, спали, пили из общих корыт. Но не говорили. Может быть, за долгое время не осталось тем для разговоров, может быть, им не хотелось больше что-либо говорить. А, возможно, скот вообще этого не умеет?

            Сверху, под сводом пещеры, подвешены сети и натянуты веревочные мосты. На том же уровне на балконах находилась стража. Без тюрбанов, в простых накидках охранники караулили скот. Через плечо у каждого весела духовая трубка.

            Ми сама не знала, чего она ждала. От увиденного на мгновение перехватило дыхание. Правильно истолковав её взгляд, Хименити самодовольно улыбнулся.

— Богатый выбор. Идите, выберете себе игрушку. Ничего не бойтесь, – он указал пальцем вверх. – Они свое дело знают.

            И действительно, некоторые охранники вышли на веревочные мосты и приготовили трубки с дротиками. В свою очередь, большинство скота, заприметив, что покупатель – девочка, сбежалось к изгороди. Они толкались, отпихивали друг друга, кусались, словно животные.

            Ми пошла меж загонов, тщательно всматриваясь в скот и думая про себя, что же будет, если здесь не найдется подходящей игрушки. Самые младшие были примерно её возраста, а старшим – лет по девятнадцать-двадцать. Все бледнокожие, грязные, измученные, с блеклыми глазами.

            Больших и мускулистых Ми избегала – с такими страшно. С худыми и вялыми – неинтересно, да и вряд ли они проживут больше месяца, по словам отца. К тому же, как и всем, ей хотелось, чтобы игрушка была красивой. Ну да, попробуй среди скота, отыскать таких. Ми насупилась: уж лучше выбирать среди ухоженных рабов в игрушечных магазинах.

            Шаги становились быстрее. Она уже не всматривалась в скот – хватало и беглого взгляда, чтобы понять, что не подходит. Над ней по мосту шел охранник, сзади на почтительном расстоянии следовал торговец. Хименити не выглядел расстроенным. Ещё бы, выбор велик, а девочка не дошла и до середины пещеры.

— Юная доминия, – окликнул он, – если вам будет удобней, можете взобраться на одну из этих башен.

            Он имел ввиду деревянные конструкции с верхней смотровой площадкой. Такие стояли у каждого перекрестка. И вправду это было удобней. Именно так, опираясь на перила и всматриваясь в скот, Ми увидела его.

            В дальнем углу одного загона, прислонившись к изгороди и скрестив ноги, сидел юноша. Глаза закрыты, очевидно, спит. Ми подбежала к нему, перегнулась через заграждение, чтобы лучше рассмотреть. Он был красив и, что ещё больше восхищало, напоминал игрушку. Рубашка, когда-то ярко-синяя, износилась и потускнела, жилет (откуда он у скота?) потерся, потеряв весь вид, штаны укрыты дырками. Босой.

            А лицо! Под грязью проблескивала красота, способная соперничать даже с некоторыми аристократами. Это же почти кукла. Вся его внешность выражала полную и бесконечную кротость.

— Этого выбираете? – Хименити бесшумно подошел сзади. – Непростой он, юная доминия. Обойдется в серебряную монетку.

            У Ми округлились глаза.

— Это же цена раба!

— Госпожа, сто^´ит не он сам, а средства контроля, – торговец улыбнулся. – Особый скот – особые средства.

            Не то чтобы Ми жалела денег. Она молча протянула Хименити серебряник.

— Отлично. Теперь он ваш, юная доминия. Позвольте только, я его разбужу.

            Он вытянул из складок своих одежд наручники и подошел к невольнику. Несильно пнул.

— Просыпайся! Вставай давай, – пнул на этот раз сильнее.

— Я успею сломать тебе ногу и прикрыться тобой от дротиков, пока олухи наверху что-либо сообразят. Так что, будь добр, иди отсюда.

— Как для скота он необычайно разговорчив. Но ведь кому нужна молчаливая игрушка, верно? Огрел бы, так ваш он теперь – не имею права, – торговец снова улыбнулся. Обратился к невольнику: – Вставай, игрушка. Тебя купили.

            Тот медленно поднялся, опираясь на изгородь. Оценивающе посмотрел на свою новую хозяйку, которая едва доставала ему до груди, да к тому же была в два раза меньше. Ми с вызовом выдержала этот взгляд, хотя по спине и пробежали мурашки.

            Спящий, он казался ей не таким большим. Вся кротость куда-то улетучилась. Сейчас он напоминал ощетинившегося дикобраза.

            Тем не менее, щелкнули наручники. Игрушка с лёгкостью перепрыгнула заграждение. Когда трое оказались в приемной, Хименити открыл небольшой сундук и выложил содержимое. Четыре медных браслета, похожих на кандалы без цепи, он надел на руки и ноги невольника. Маленький продолговатый стеклянный предмет с иглой на конце торговец быстрым движением воткнул ему в затылок, надежно закрепив.

            Задрав рубашку парня, Хименити поднёс к месту, где должно быть сердце, металлический диск с зубьями по краям и короткой иглой посередине. Когда он прислонил пластину, послышалось шипение, и комнату наполнил запах палёной плоти. Припеклась намертво. За всё время невольник не издал ни звука. И только глаза выдавали, какую он испытывает боль.

            Торговец протянул Ми маленькую черную статуэтку скарабея.

— Вот и средство управления, юная доминия. Нажмете на левое крыло жучка – ударит электричеством ноги, на правое – руки. Силу можно изменить лапками. Это в качестве побуждения или, допустим, небольшого наказания.

             Если же скот грубо провинится, надавите на голову. Полезно при попытке нападения. Конечно, не убьет. Но проучит изрядно. И наконец, надоест если, или избавиться захотите, позвольте, – он взял скарабея, с силой надавил на переднеспинку. Тихо клацнуло. Хименити осторожно отделил спину жучка. Под ней оказалось множество шестеренок и одна-единственная кнопка. – Вот. Нажмёте на эту кнопочку, и у скота разорвётся сердце.

            Хименити сложил скарабея и отдал владелице.

— До встречи, юная доминия. Надеюсь, останетесь довольной.

            Выйдя из приемной, скот на глазах преобразился. Это снова была сама кротость, казалось, он даже уменьшился. Ми удивила такая перемена, зародилось неприятно чувство. Лорд Фа ла Лель же, посмотрев на невольника, довольно кивнул. Бесспорно, выбор дочери ему понравился.

— Идём.

            Ми взяла отца за руку, и они пошли к выходу. Сзади, морща нос от вони и щурясь от солнца, за ними ступал клейменый дикобраз.