Короткое описание: Последняя глава. А после неё ещё эпилог)
5. Второе имя
На следующий после Турнира день, когда солнце ещё не дошло до зенита, странник забрал свой нож и пошёл выкупать Таори. Дворец, как ему и должно быть, оказался самым красивым и сверкающим во всём Городе Сверкающей Красоты. Он не был как во всех других городах империи высоким и точёным, не скрёбся в небо невероятной высоты башнями. Наоборот, он был приземистым, глаз притягивали плавные округлые линии. Во всём дворцовом комплексе имелся всего один шпиль, и будь их больше, дворец уже не был бы так красив и гармоничен. Вокруг дворцовых стен прохаживались караульные, облачённые в доспехи, которым редкий воин не позавидовал бы. На троих молодых и сильных караульных приходился один опытный вояка. Странник подробно объяснил, зачем он здесь, и получил позволение пройти дальше только после того, как завернул нож в специальный чехол, и стражники как-то по-особому завязали его прочным шнурком, так что странник нипочём не распутал бы. Дьюна странник нашёл в конюшне. Тот с довольным донельзя видом вёл на поводу взмыленного Харзаона, который, не смотря ни на что, рвался обратно – ещё побегать. Ему не сразу удалось затащить коня в стойло. При виде странника Дьюн будто удивился. – Пришёл таки? – А отчего бы мне не придти? – в свою очередь удивился странник. – И на что тебе так сдалась эта скотина?.. Я слышал, странники путешествуют только пешком – ведь так? Это была правда. Сесть на коня значит предать дорогу. Разувериться в её способности самой донести странника куда нужно. Скакать по дороге на лошади – то же самое, что идти по обочине. – А может, я собираюсь продать его, – чуть прищурясь произнёс странник. – Или вообще – отпустить на волю. Дьюн воспринял первый исход вполне реальным, а второму ухмыльнулся, как шутке. Странник не стал его разубеждать. Вместо этого он протянул Дьюну чехол с ножом. Тот одним хитрым движением распустил узлы и, достав нож, критически оглядел его. – Ну-у... – разочарованно протянул он, – Эта рухлядь не стоит даже одного копыта Таори, – сказал Дьюн и странник ясно увидел, что он врёт. Он и не пытался этого скрыть. Конечно, по мнению странника, он был прав. Потому как ничто не стоит живого существа. Но по здешним меркам нож стоил, пожалуй, и поболее, чем Таори. – Где конь? – спросил странник, даже и не думая ничего доказывать Дьюну. Тот внимательно поглядел на него и хмыкнул. – Ты здесь заплутаешь, странник. Лучше я велю доставить его... Куда доставить? – Постоялый двор Коронованный Змей. – А-а... Знаю, знаю. Туда и приведут тебе твоего коня. Там хозяин Чихран, верно? – Да, он. – Ну вот и ладно, – сказал Дьюн и хотел было идти прочь, но странник остановил его. – Почём мне знать, что не обманешь? Дьюн посерьёзнел. – Ты же не обманул. И я не буду, – ответил он. Странник вежливо наклонил голову, Дьюн кивнул в ответ, и они разошлись. Позже странник понял, почему Дьюн не стал его обманывать. Может, сам он и вправду считал это ответной честностью со своей стороны. Но настоящая причина была в другом: к ножу у него действительно было больше интереса, чем к коню. Ему всё равно было, что станется с Таори... На обратном пути по дворцовым коридорам его внимание привлекли странные звуки: мерные негромкие хлопки. Он приостановился – звук шёл из-за обитой тканью двери, одной из нескольких в этом коридоре, но самой богатой из них. Он раздумывал, зайти или нет ему в эту дверь, когда звуки неожиданно прекратились. Странник пожал плечами и пошёл дальше. Он уже завернул за угол, когда его тронула за руку молоденькая девушка, судя по одежде – личная служанка какой-нибудь леди. Её лицо показалось страннику смутно знакомым. – Я не ошибусь, сказав, что господин – странник? – робко спросила она. – Странник, верно. А вот то что господин – тут ты ошиблась. – Прости, почтенный, я не хотела обидеть тебя, – вызвав в страннике смущение, поклонилась девушка. Впрочем, господином она его не назвала. – Что ты хотела? – поинтересовался он. – Госпожа просила меня привести к ней странника, – ответила служанка извиняющимся голосом. Он не раз был зван на беседу всякими знатными людьми, и успел свыкнуться с неожиданными приглашениями. – Ну так пойдём к твоей госпоже. – С ней будь почтителен, потому как она очень гневлива, да простит мне небо мои слова... Её имя Тхалин, но ты её зови как я – госпожой. И что ни спросит, отвечай быстро и правдиво. Странник посмотрел в лицо девушке и заметил красные пятна на её щеках – следы от пощёчин. «Вот, что за звуки...» Он понял, что девушка как огня боится своей госпожи. Ведь если кто-то разозлит её, она сорвёт злобу на беззащитной служанке, как уже не раз наверняка бывало. И странник решил, что ни за что не прогневит Тхалин. Служанка ввела его в приёмные покои госпожи («Та самая дверь!»), и велела подождать здесь. Странник остался один и мельком оглядел комнату. Посередине стоял приземистый круглый столик, покрытый вышитой золотом скатёркой, по четырём сторонам от него стояли небольшие диваны. Тот, что располагался ближе всего к покоям Тхалин, был по виду мягче и удобней. Кроме того, сидение было повыше, а узоры на ткани красивей и богаче. На нём единственном лежали несколько подушек. Стены были завешаны тканями, которые привезли очень издалека, из самого Кельсира. Странник это знал, поскольку бывал в Кельсире. Такие ткани делали только там. Поверх тканей висели портреты. На всех была изображена одна и та же женщина. Пол покрывал пушистый ковёр, сотканный из шкур разных животных и вышитый цветными шнурками прямо поверх шерсти. Странник живо представил, как Тхалин расхаживает по зверинцу Ильвара и капризно выбирает зверей. А Ильвар без капли жалости велит забить их на шкуры для ковра в комнату госпожи. Он содрогнулся и отбросил эти мысли. Тут дверь открылась, и в комнату вошла Тхалин. Странник мгновенно согнулся в поясном поклоне, успев заметить краем глаза подобострастно скорчившуюся служанку, открывшую дверь перед госпожой. Какое-то время странник так и стоял, изучал госпожу ниже колен. Впрочем, кроме полы платья изучать было собственно нечего. А Тхалин, видимо, так же изучала его спину и затылок. – Странник. – сказала она совершенно без интонаций. – Назови имя, покажи лицо. Ни капли приказа или властности в голосе. Абсолютное равнодушие. Это немного пугало. Она села на тот самый диванчик, как и предполагал странник. Он секунду подождал, затем разогнулся. – Сай-Лаш, госпожа. Но лучше зови меня стра... – Рассказывай, Сай-Лаш, – всё так же безразлично произнесла Тхалин, и странник зарёкся ещё хоть раз добавлять что-то от себя. Тхалин была немолодой уже, полной женщиной, раньше очень красивой, теперь безобразной только лишь оттого, что скрывала возраст за слоем мазей и красок. Больше всего её выдавали глаза. Два крохотных и сонных серых омута, из которых в любую секунду рады были вырваться черти, которых там было ой сколько... А еще в этих глазах была злость, целиком рождённая... собственной старостью, которая вот-вот готова была подступить. По мнению странника, с молодостью надо уметь достойно попрощаться, тогда она так же достойно покинет человека, заботливо договорившись о мире с приходящей старостью. Если же бороться со своим возрастом, то он, как и всякий непобедимый враг, лишь оставит человека догнивать обессиленным и истощённым, глухо ненавидящим свои бесчисленные шрамы. Надо ли говорить, что одета Тхалин была безупречно... ... и что портреты на стенах изображали её саму. – О чём хотела бы ты услышать от меня, госпожа? – с почтительным и очень строго ограниченным любопытством спросил странник. О чём, казалось бы, можно спросить странника? О дальних землях, о людях и нравах, о чужих чудесах. Да в конце концов, о впечатлении от города, где он гостит. – Что скажешь обо мне? – спросила Тхалин. Странник мысленно обрушил ей на голову один из портретов. И ответил очень осторожно. Ответил правду. – Одно твоё присутствие внушает трепет, госпожа. Думаю, даже окажись ты (не приведи тебя туда дорога) среди рвани в простецкой одежде, я и тогда узнал бы в тебе истинную леди. И эта самая рвань, госпожа, несомненно, расступилась бы перед тобою. Рука Тхалин странно дёрнулась. Странник напрягся, но оказалось, что она лишь указала на диван перед собой. – Сядь, Сай-Лаш. – Она поморщилась: – Какое удивительно некрасивое имя. – Ты вольна называть меня как-нибудь иначе, – сказал странник, садясь на кончик дивана и всем своим видом говоря: не вели ты мне сесть, я не осмелился бы осквернить эти ткани. – Нет. Я так и буду называть тебя. Чтоб ты помнил, что твоё имя уродливо. Странник не удержался и сказал: – Не сомневаюсь, госпожа, что ты ничего прекраснее своего собственного имени не можешь услышать. В голосе не было ни песчинки от той иронии, что была в словах. «Хоть бы они не были ошибкой!» – твердил про себя странник. – Я знаю, что ты хотел сказать этим, Сай-Лаш. – В её тоне появилось некое лукавство. Странник уже успел двести раз обругать себя, как она продолжила: – Но ты мог бы и прямо спросить моё имя. (Странник тайком облегчённо выдохнул) А впрочем, ты верно поступил. Я соглашусь с твоими словами, но добавлю от себя – имя моё слишком прекрасно, чтобы ты смел прямо спросить его. Потому я тебе его не скажу, Сай-Лаш. Повисло молчание. Тхалин будто чего-то ждала. Может, того, что странник станет настаивать и выведывать её имя. А может, того, что он начнёт что-нибудь рассказывать. Бесшумно стоящая у двери за спиной Тхалин служанка в ужасе зажмурилась, и странник понял: если он сию секунду не скажет что-нибудь – разразится буря. – Я не смею просить... Позволишь ли, госпожа, сыграть тебе на флейте? Тхалин брезгливо скорчилась. – Наверняка твоя музыка отвратительна... Но играй, Сай-Лаш. Я послушаю. Странник достал флейту, с которой не расставался, и заиграл на его взгляд самую лучшую мелодию. Почти сразу Тхалин его остановила. – Хватит, Сай-Лаш! – неожиданно визгливым голосом рявкнула она. – Я не желаю больше слышать это! Странник торопливо убрал флейту и сделал такое движение, будто порывался бухнуться на колени. – Прости, госпожа! – взмолился он. – Сам не знаю, как посмел раздражать твой слух этими мерзкими звуками, госпожа. Тхалин немного смягчилась. – Значит признаёшь это отвратительным? – Да, госпожа. – Почему тогда играл? – Чтобы ты, госпожа, могла, услышав это, сравнить с песнями твоей родины и ещё раз убедиться, что им нет равных, – торопливо ответил странник, в мыслях упрашивая её купиться на лесть. И она купилась. – Ты уже слышал музыку Калиса, Сай-Лаш? – Как же я мог не слышать её, госпожа? – вполне натурально изумился он. – Она ведь славится по всей империи! Везде, где бы я ни был, песни Города Сверкающей Красоты восхищали меня. А вчера на Турнире я вновь услышал их и был поражён. – Поражён? Чем же? – Силой, госпожа, – правдиво ответил странник. – То-то. Калис – это сама сила. – А ты, госпожа, сила Калиса, – рискнул вставить странник. Тхалин даже слегка улыбнулась. – Ну а сам город – каков он тебе показался? – Прекрасен, госпожа. Прекрасен... как линорелай, – отвечал странник. Если бы она слышала ту легенду, его слова можно было бы назвать опрометчивыми. Но он чувствовал – она не слышала. И верно – Тхалин спросила немного раздосадовано: – Что ещё за линоле... лирено... – Линорелай, госпожа. Это одна из странницких легенд. Линорелай – самый прекрасный из всех цветов, что когда-либо рождала земля. Как ты, госпожа. – Вот как!.. Через минуту странник, скрывая огромное облегчение, окончательно перевёл разговор на легенды, неустанно рассказывая все, что знал, и усыпляя Тхалин сравнениями её со всем прекрасным, что было в них. Благо легенд он знал бесконечное множество. А спустя ещё половину часа Тхалин отпустила его, позволив даже на прощание в открытую полюбоваться своими портретами. Служанка догнала его в коридоре и, схватив за руку, принялась горячо благодарить: госпожа осталась довольна его визитом. А потом, густо покраснев, она попросила странника «не отказать ей в милости» и передать поклон её батюшке в город. – Скажи ему, странник, как я люблю его. – Конечно, – отвечал странник. – Скажи только, как звать твоего отца, чтоб я мог найти его. Она сказала: – Силсетир. Он не стал говорить ей ничего об её отце. Только пообещал передать поклон и пошёл прочь, глубоко спрятав от Арикки свою горечь. Он чувствовал, что ещё немного, и он готов будет сам проклясть город. ...Первое, что увидел странник, выйдя вновь на улицы, было окровавленное тело, безвольно распростёртое прямо посреди улицы. Он бросился к нему, надеясь, что ещё не поздно как-то помочь и перевернул тело на спину. Перед ним лежал седой старик. Мёртвый. Всю одежду покрывали алые пятна, на лице застыло выражение горькой растерянности. В сторонке от белой старческой руки валялась теперь бесполезная узловатая клюка, в полуоткрытом рту мутно поблёскивала медная монетка, а из груди торчала резная рукоять аллигатора. Стражи по-прежнему прохаживались вдоль стены. Тело лежало в метре от той границы, за которую они имели право не заходить. Странника охватило величайшее отвращение. К Ридвигу, к Калису, и особенно в эту минуту – к дворцовым караульным. Человек, который видит, как на его глазах происходит кровопролитие, и имеет право не вмешаться – и не вмешивается... Это не человек вовсе. Так же, как и тот, кто дал ему такое право. Странника вдруг словно осенило. «Второе имя города! Первое – Город Сверкающей Красоты, а второе... А ведь верно, оба раза прав! Всё, как ты и говорил, Наро. Ну конечно... Калис прекрасен, изумителен, но он построен на месте кровавого побоища. И сам он сплошь в крови. Здесь, наверное, много происходит таких убийств. Но хуже другое – невидимая кровь. Кровь, которой каждый миг обливаются половина сердец в городе. А все другие сердца – пьют эту кровь. И всё не напиться, всё им мало! И в этой-то крови город захлебнулся. А душ здесь сколько мёртвых... А сколько убивших!.. Я так много видел здесь разных лиц – все, все красивы от природы... Но до чего же они безобразны! Только Арикка, которая платит за предательство любовью, пожалуй, по-настоящему красива... И проклинать город не стоит. Он вырос на крови – он уже проклят. Гораздо хуже и страшнее, чем мог бы предположить Алый Калис, совершая величайший в жизни грех. Потому он так и зовётся. И это не я назвал его. Он сам дал себе это имя – ...» – ...Линорелай. – Что-что? Прости, уважаемый, я недослышал... Странник поднял глаза. Перед ним, вежливо ожидая, стоял прохожий, решивший, что странник обратился к нему. – Линорелай! Калис – это Линорелай. – Страннику сейчас было всё равно, перед кем высказаться. – Скажи, почтенный, Линорелай – что это? – не понял прохожий. Странник мутными глазами оглядел его, и наконец понял, что это собеседник совершенно случайный. Прохожий хотел было повторить вопрос, но странник отмахнулся, извинился и пошёл прочь, слегка шатаясь. У него оставались дела. Предать несчастного старика земле... вне города. Силсетиру поклон от дочери доставить, раз уж обещал. Поблагодарить Чихрана, забрать Таори из конюшни Коронованного Змея... «Ну да, конечно... Сплошь черви и гады – кого ж им короновать, как не змея...» Потом покинуть Линорелай. А ведь он действительно был полон красоты. Но то была красота фальшивая. Именно такой красотой блестели чешуя гадюки, дворец тирана или самоцветы на рукояти смертоносного оружия. А той красоты, какой дышат глаза ребёнка, седины старца, улыбка матери, этой подлинной красоты – её здесь и нет почти. Наутро странник ушёл прочь. «Не надо мне сверкающей красоты...»
На мой взгляд, не плохо, но как-то суховато и не ясно. Хотя язык написания нормальный. Больше практики и придумать интересный, богатый событиями сюжет. Читается легко. Для разминки вполне подходит.
Сюжета как такого нет стиль нормальный язык достаточно богат но о чем совершено не понятно вы же поставили себе задачу усыпить читателя а развлечь его.
– Пришёл таки? - странника звали "таки"? Или всадник еврей? Повторяем, дитя моё, правило: "то, либо, нибудь, таки, ка, кое пишем через дефис". А вот то что господин – тут ты ошиблась - запятая перед "что". – Но ты мог бы и прямо спросить моё имя. (Странник тайком облегчённо выдохнул) - вот, ну вот опять! Выше был фрагмент, где слова в скобках являлись частью фразы, а здесь же наоброт... В общем, давай уже заканчивай баловаться со скобками.
Хм... Так и не зашёл странник в Нижний город... А жаль. Метафоры, сплошные метафоры... Думаю, даже эпилог не сможет развеять моё разочарование. Радует только, что написано хорошо. Плавно и интересно, хотя чего-то всё-таки не хватает. Опыта, быть может...
0
