Дракон был уже немолод. С возрастом чешуя покрылась сероватым налетом, пламя потеряло насыщенность, а крылья с трудом поднимали огрузневшее тело крылатого властелина.
Любимым делом Аарога (так звали дракона) в последнее время было лежание на травке под мягкими лучами весеннего солнца. Вот и сейчас он возлежал возле входа в пещеру, подставляя правый бок вечерним лучам солнца. Рядом с драконом лежали драгоценные камни, вправленные в благородные металлы, тяжелые браслеты с изумрудами, алмазные диадемы и россыпи перстней с цепями. В угасающих лучах небесного светила драгоценности отдавали мягким блеском
- Ты их на себя нацепи, чтобы все полюбоваться могли. Будешь гламурным драконом, – с возрастом характер единственного друга Аарога ворона Крогха стал въедливым и ехидным.
- Что ты понимаешь в гламуре? – Дракон нацепил на мизинец браслет с зелеными рубинами и оценивающе взглянул на него сквозь лучи уходящего солнца.
- Да куда уж нам, мы в высшем обществе не вращались. Рыцарями и принцессами не питались, - ворон попытался надеть на себя массивную цепь, запутался в ней и растянулся на куче камней.
- Я консервами отродясь не питался, - возмутился Аарог, - А их принцессы! Это ж не девушки, а воинствующие амазонки какие-то. Такую если проглотишь, она потом поперек горла встанет.
- Конечно, и для здоровья надежнее, если в битвы не вступать. – Крогху удалось распутаться, и он взлетел на ближайшее дерево. – У тебя и поле боевое все молодыми соснами заросло.
- Что толку его расчищать? Последняя принцесса лет сто назад приезжала. С тех пор и дорога зарасти успела, не только поле.
- Да и куда тебе с ними биться? Совсем сдал в последнее время, - ворон был всерьез обеспокоен состоянием друга, - глаза красные и опухшие.
- Сны непонятные снятся, проснусь, а потом бессонницей маюсь. Все думаю.
- И что тебе снится?
- Разное. Вроде бы будущее, но какое-то нехорошее, непонятное. И кажется мне в этом сне, что есть и моя вина, что оно такое незавидное.
- Ты это брось! Нечего снам верить, это все суеверия, - авторитетно заявил Крогх.
Аарог помолчал, глядя в вечернее небо. Часом спустя, он уютно расположился на каменном ложе и начал засыпать.
- Это все суеверия, - подумал он перед тем, как погрузиться в ночной кошмар.

Драконы летели над полем, тяжело взмахивая крыльями. Клин был неровный. С правой стороны летели семь голов, а с левой – пять. Возглавляла стаю старая самка с разорванным крылом и затянувшимся шрамом на морде. За околицей неспешно вели беседу двое деревенских мужиков.
- Низко летят, к дождю, - заметил Семеныч.
- Да, дождь будет. Во-о-н, небо как облаками заволокло, - Михалыч скрутил самокрутку и затянулся.
- Эх, сейчас бы картечью им залепить, - Семеныч мечтательно зажмурил глаза, - да нельзя.
- Да, за это по голове не погладят. Мало их осталось, вот и занесли их в Выморочную книгу. И этих-то штук тринадцать осталось, плохое число, несчастливое, - Михалыч смачно высморкался через правую ноздрю.
Вечерело, на завалинке установилась тишина, прерываемая писком комаров и громкими хлопками.
- А помнишь? Раньше парочку в котел бросишь, и такой суп наваристый получается. - Степаныч сглотнул слюну, - Только чешую несподручно счищать было, да больно костлявые.
- Так чешую надо кипятком заранее отдать, она и слезет, как по маслу. А что костлявые – согласен.
Михалыч прошелся, разминая затекшие ноги.
- Раньше, старики говорили, драконы больше были. Здоровее быка. На такого как выйдешь с рогатиной, так одно из двух: или ты его, или он тебя.
- Ну, это навряд ли. Что один на один. Небось, всем селом ходили, кто с дубьем, кто с рогатиной. – Степаныч посмотрел на темнеющее небо.
- Измельчал нынче дракон, кости в зубах застревают.
Михалыч сплюнул сквозь зубы.
- Завтра с утречка на рыбалку пойдем? Мужики говорили, щука хорошо берет у запруды. – Степаныч встал со скамейки.
- Заходи, если дождя не будет. А то в плохую погоду рыба клевать не будет, напрасное это дело.
И затянувшись махоркой, гномы разошлись по домам.

Аарог громко всхрапнул и неожиданно проснулся. Уснуть больше не удалось. Он выполз из пещеры, посмотрел на ночное небо и с досадой подумал:
- Надо было ее тогда все же сожрать, пусть даже немытую.