Бывалый инквизитор явственно ощутил, что за спиной кто-то стоит. Непонятное давление тяжелого взгляда чувствовалось столь четко, что слова сами собой прервались, будто боясь прозвучать. Эдвин веревкой скинул руку на похолодевший эфес меча и резко обернулся.

            - Что вам принести? – миловидная дева лет двадцати пяти смотрела на мужчин невинными ритмично мигающими глазами. Блестевшие в мягком свете черные волосы ниспадали двумя косами на белую блузку с неосторожным жирным пятном возле плеча.

            - Три пива, пожалуй. – Ответил задумчиво Эдвин и скривил добродушную улыбку.

            - И воды. Кружечку чистой воды, пожалуйста. – Добавил Матиас.

            Прислужница кивнула и, виляя бедрами, исчезла в суете зала. Дориан проводил ее грустным взглядом; оставалось лишь ждать решения старших товарищей. Этот демон был его первым серьезным заданием: ранее парень никогда не сталкивался с воплощениями подземного ужаса. В качестве боевого крещения его и направили в отряд к Эдвину и Матиасу – одним из лучших охотников за самыми опасными тварями.

            - Не будем делать поспешных выводов, - тень легла на уродливый лик Эдвина. – Анту может быть в любом из присутствующих. Так что, парень, будь начеку.

            Дориан в задумчивости уставился на правую руку старшего соратника, где не хватало двух пальцев – безымянного и мизинца. Мужчина заметил это: губы скривились, обнажив стиснутые желтые зубы. Рука моментально сжалась в кулак. Инквизитор глянул сурово и холодно, и лед его взора прожигал крепче пламени. Грубая враждебная воля уперлась прямо в лоб юноши. Непонятное волнение сжало грудь, не давая вздохнуть.

            - Чего уставился?!

            Дориан сконфуженно соображал, что бы ответить. Нервный постук сердца отмерял миг за мигом. Отец Матиас скромно кашлянул, и Эдвин перевел взор на него – юноша резко выдохнул и вдохнул. Священник же как-то по-особому смотрел на давнего друга и соратника: приступ ярости Эдвина потихоньку утих; челюсти и кулак разжались, взор погрустнел. Глаза уставились в сторону.

            - Ты много еще не знаешь об этом мире, сынок, - Эдвин посмотрел парню прямо в глаза с тяжелейшей скорбью и грустью – и не спешил отводить взгляд. – Он порою носит на своей шкуре таких тварей, что как подумаешь о них – и жить не хочется. А жить-то надо, парень. Потому как если не мы против них, то кто же еще?.. Я вот на своем веку повидал такого, что тебе в страшном сне бы и не приснилось.

            - Да. Я много слышал о вашей доблести. Вы… – Дориан запнулся, пожалев, что завязался подобный разговор. Инквизитор продолжал сверлить его неотрывным взглядом.

            - А это, - мужчина показал правую руку. – Это, парень, сделал огроменный волколак в Северных Пустошах. Шесть лет уже прошло, а помню – как сейчас. Пятеро нас было в отряде, а домой я вернулся один. А все мои друзья остались в тех проклятых землях! И вот: два пальца с руки вместе с ними.

            Темноволосая девушка принесла пиво и воду на широком жестяном подносе – выставила кружки и удалилась. Эдвин, казалось, даже не заметил того. Его сухой глас звучал тихо, но поразительно четко – так, что неведомая струна нервно тряслась внутри Дориана от твердой вкрадчивости этого голоса. Юноша почувствовал, как оледенели руки; как в сумасшедшем волнении загорелись кровью уши; как предательски пересохло в горле. Но парень не мог даже пошевелиться, а инквизитор все говорил и говорил:

            - Тогда Церковь поручила нам разобраться с таинственными пропажами людей в деревнях неподалеку от Северных Пустошей. Мы выяснили, что местных жрет волколак: нашли то, что он оставил от нескольких бедняг. Ужасная картина: изодранная одежда, кровь, обглоданные и перегрызенные кости. Зверя нужно было уничтожить. И он как почуял это!

            Эдвин резко отхлебнул пива и утер рот рукавом. Пламя освещавшей стол небольшой свечи нервно заколыхалось; вниз сбежала восковая слеза.

            - Ночью мы остановились в небольшой деревеньке – домов в тридцать – у одного из тамошних старожил. Выставили караульных, но разве это остановило бы его?! Проклятая тварь пролезла в дом под покровом тьмы; а когда я открыл глаза, четверых уже  разорвала на куски. Смертоносная вонючая пасть нависла прямо над моим лицом, и знаешь, мне ничего не оставалось, как сунуть туда руку, чтобы не лишиться головы! Залитые кровью и яростью глаза вытаращились на меня, всем своим видом давая понять, что мне ни за что не спастись!

            Мужчина сделал три больших глотка и отставил кружку. Тени хороводом плясали на его обветренном истерзанном боями лице; зрачки подрагивали, упоенные злобой.

            - Эта тварь трепала мою правую руку, а я никак не мог нащупать левой хоть что-нибудь, чем можно б было отбиться! И ничего не нашлось! Вообще ничего, понимаешь? - Эдвин пару секунд молчал – Дориан побледнел, боясь даже малость пошевелиться. – И чтобы выжить, я удушил его вот этими самыми руками.

            Инквизитор отвел ледяной взгляд; за столом повисло неприятное липкое молчание. Отец Матиас, не обращая на неловкость внимания, извлек из-под плаща и развязал бордовый мешочек. Зачерпнул оттуда щепоть пахучего сиреневого порошка, ссыпал в кружку с водой. Через минуту он уже водил над нею руками и, прикрыв веки, что-то шептал.

            - А как же дверь? Демон же может выскользнуть, пока мы сидим, разве нет? – спросил Дориан, чтобы хоть как-то прервать тишину за столом.

            - Выход я уже заставил, сынок, и если эта мерзость захочет выскользнуть, то без шума сделать это ей не удастся. И кроме того. Я думаю, что она уже и сама желает решить это дельце поскорее. Потому и оставила такой четкий след.

            Внезапно вода в кружке забурлила, побелев молоком; священник внимательно вглядывался в разводы  смутных образов и картин, рождавшихся там.

            - Молодка, что приносила выпивку, одержима темными силами. – Матиас сурово посмотрел на партнеров; его тонкие губы напряглись, побледнели.

            Дориан почувствовал, как нервно затукало сердце в предвкушении боя. На секунду сознание вспыхнуло страшной картиной: девушка с черными, как смоль, волосами тянет скрюченные длинные пальцы к его обнаженной груди. Еще немного и сердце вырвется наружу. Молодой человек повернулся в сторону, чтобы не выдать захлестнувшего волнения.

            - Нужно действовать быстро. Парень. Сам понимаешь, Святой Отец не может использовать дар для убийства. Поэтому потребуется твоя помощь. Ты… справишься? – старший смотрел решительно; челюсти его напряглись так, что желваки проступили на скулах.

            - Да. Справлюсь. – Дориан нервно тряс ногой под столом, не в силах остановиться.

            Прикрывая движения плащом, Эдвин аккуратно вытащил из-за пояса два кривых кинжала с серебряными рукоятями.

            - Бог-свет милостивый, защитник и заступник наш… - голос священника едва заметно дрожал.

            Дориан выискал взглядом темноволосую девушку с широким подносом и сделал жест, подзывая.

            - Дай смелость сынам твоим на войне, храбрость и стойкость в деяниях светлых. Защити от смуты и влияния темного…

            Прислужница приближалась, маневрируя меж людьми и столами. Три метра, два… Эдвин начал подниматься из-за стола, но вдруг его резко повело в сторону. Дориан с ужасом  ловил затуманенный непонимающий взгляд инквизитора, который, казалось, ничего и не видел: зрачки судорожно метались, пытаясь уцепиться за действительность. Эдвин открыл рот, точно намереваясь что-то сказать, но тут сдались ноги: мужчина качнулся, кинжалы с глухим звоном упали на грязный пол. Лицо девушки расплылось в злорадной ухмылке. Эдвин окончательно потерял равновесие и повалился на стол, с грохотом сбив свечу и посуду.

            - Отрава! – только и успел произнести Матиас, вскакивая с места.

            Дориан резко дернулся со стула, выхватывая меч; а в эту секунду одержимая мраком девушка уже вскочила на стол, нависнув над ничего не соображающим Эдвином. Тот в забытье беспомощно шарил руками по воздуху, силясь подняться. Прислужница ухватила его за шею и мощнейшим рывком вырвала голову! Алый фонтан обдал стол; капли ударили в лицо ошеломленного Дориана, пробудив нечеловеческий ужас.

В зале вмиг стало тихо, будто в могиле. Пировавшие минуту назад лиходеи застыли в испуге и изумлении. Кровь не переставала хлестать, заливая стол; ручьями стекала на пол, расползаясь бардовой лужей. Дориан ошарашенно хлопал глазами, не в силах более пошевелиться.

Свет исчез внезапно.

Все свечи – на столах и на огромном колесе люстры под потолком – погасли в одно мгновение. Зал заволокла непроглядная бездыханная тьма: ни звука, ни шороха. Гробовая тишь. Вязкая и опасная, она качнулась к юноше; обняла, прижалась так тесно, что сперло в груди. Твердым бьющимся страхом она проникла под кожу – затрясла в панике мышцы. Глухой шепот просочился в уши: странный ни на что не похожий бубнящий говор твердил без умолку речи проклятий.

            Боясь даже вздохнуть, Дориан прижался спиною к стене, выставив перед собой жало меча. Чувствовал, как предательски дрожат оледеневшие руки.

            - Ааааааа!

            Шум справа. Вспышка огня. Человеческая фигура, воспылавшая факелом, заметалась у противоположной стены. Наткнулась на стол. Истошные крики. Дориан различил скрежет стали. Чей-то сиплый приказ. Вопль. Еще крики, и еще, и еще… Медно-желтые вспышки метались по комнате. Душераздирающие вопли молотили в уши какофонией бешеного оркестра. Хотелось позвать Святого Отца – но язык отнялся. Оставалось только стоять и ждать своей очереди.

            Неизвестно сколько прошло времени – часы, минуты, секунды. Мелькающие вспышки угасли; постепенно умолкли и крики, возвращая вязкость свинцовой тиши. В дальнем углу оранжевым огоньком тлели чьи-то останки, но и они вскоре угасли, оставив Дориана во тьме. Никаких звуков, лишь бой юного сердца.

            - Доориан…

            Парень вздрогнул. В один миг под потолком вспыхнули свечи, осветив комнату и десятки обугленных трупов. Они лежали повсюду: в обломках столов, на полу в темных лужах запекшейся крови; кого-то нещадно разорвали на части, кто-то лишился головы, а одноглазого южанина пригвоздили ножкой стула к стене. Его побледневшая правая рука лежала на земле под ногами, все еще вцепившись в рукоять длинной сабли. От этого зрелища Дориан похолодел: казалось, что кровь прекратила бег в жилах; ужас сцепил лапы на шее, не давая дышать. Юноша выронил меч, ощущая, как слезы ручьями потекли по онемевшему лицу. Взгляд его пригвоздился к самому центру зала.

Там – верхом на столе – сидело нечто чудовищное.

            Могучее толстокожее существо цвета застывшей лавы уставилось на парня огненными глазами. Казалось, само первородное зло разжигало в них адово пекло. По хребту пролегал шипованый гребень, уродливо изогнутый меж двумя кожаными натянутыми на костяной каркас крыльями. Черные когти на мощных лапах терзали дерево стола, оставляя глубокие борозды. Исчадье подземного мрака обнажило металл зубов в безобразном подобии улыбки.

            - Ну что ты стоишь, малыш Дориан? Помоги же своему другу. – Демон говорил неожиданно мягким женским голосом.

            Молодой инквизитор с трудом повернул голову, боясь выпустить из виду чудовище, и увидел в двух метрах от себя окровавленного Отца Матиаса, сидевшего на полу, припав спиною к стене. Грудь священника тяжело вздымалась – каждый вдох давался с огромным трудом. Напряженное лицо его пересекла ленточка кровоподтека; на висках горошинами собралась испарина.

            - Святой Отец!

            Матиас, превозмогая боль, взглянул на парня: в покрасневших глазах читались гнев и отчаянье.

            - Убей его! – вымолвили  запекшиеся губы. Священник скривился от боли, но приказывал: твердо и яростно. – Уничтожь! Пока не поздно! Убей!

            Дрожащими руками инквизитор подобрал с пола меч и направил острие на демона. На морде того возник своеобразный намек на человеческое удивление.

            - Убить! меня?! Это за что же? За то, что Церковь столетиями дурила вам мозги? Или за то, что вашему Богу наплевать на своих детей?

            - Не слушай его, Дориан… Убей! Убей…

            Юноша глядел на чудовище: длинная оканчивающаяся крепкой пастью морда вольно покачивалась из стороны в сторону; глаза пульсировали огнем, но смотрели спокойно, неагрессивно. Парень сглотнул густую слюну и дрожащим голосом произнес: 

            - Что ты хочешь этим сказать?

            - А то, мальчик, что вы совершенно ничего не знаете. Вы темны. Не я – вы. Вы ведь даже не знаете кто на самом деле ваш Бог! А кто я. Многое вам, смертным, неведомо. – Неимоверно приятный женский голос безумно контрастировал с адской внешностью. Слова звучали вкрадчиво, заползая, казалось, в самое сердце: сменяя страх неясной тревогой и неуверенностью.

            - Я знаю о тебе достаточно. – Дориан стиснул покрепче рукоять меча, но с места не двинулся.

            - Даааа? А я вот думаю, что твои представления о моей сути далеки от истины…

            - Не слушай его! Дориан…

            - Ха-ха-ха! Глупый церковник! Он такая же пешка в руках вашего божества, как и ты. Но есть и некоторые отличия. Понимаешь? Ты еще можешь осознать, что на самом деле происходит. А вот он – уже нет.

            Юноша внутренне сжался, пытаясь сосредоточиться, отогнать волнение и страх перед опасностью:

            - Говори.

            - Тебе не показалось странным, что я оставила тебя в живых?

            Молодой воин на мгновенье задумался. Действительно, почему? В чем причина столь странного поведения? Разумного объяснения не находилось. Разве что… Но нет!

            - Показалось. И зачем тебе это?

            - А затем, что я не убиваю невинных. Три месяца вы гнались за мной по пятам, видели десятки моих жертв. Вспомни их. Кем они были? Убивала ли я хоть единожды женщину или ребенка? Подумай…

            Дориан прокрутил в голове лица тех, чьи сердца вырвал… вырвала демон. Никто из них не отличался благородной внешностью. Скорее всего, пьяницы, разбойники или воры – такие же, как и почившие в этой таверне.

            - Что же ты молчишь, юный инквизитор? Видишь, я не такое уж отродье, как тебе внушали фанатики-богомольцы. А теперь скажи мне, сколько ни в чем не повинных людей загубила праведная Инквизиция с учтивого благословения Церкви? Сколько тысяч убили при молчаливом согласии таких, как наш Святой Отец? – Анту кивнула на Матиаса.

            Священник заскрежетал зубами; лицо побагровело от злости. Он заорал что-то Дориану – но тот уже не слушал.

            - Я вижу, ты не споришь. Потому что и сам знаешь, что я говорю правду.

            Парню нечего было возразить. В уме всплыли слова Эдвина о Боге, что разберется на небесах: кто грешен, а кто чист. Как же это жестоко! цинично! бесчеловечно! Инквизитор бросил взгляд в сторону небольшой комнатушки – со стойкой корчмаря – оттуда доносились шорохи и тихие женские всхлипы. Не было видно, но должно быть, прислужницы и усач освобождали заставленную Эдвином дверь, чтобы поскорее выскользнуть отсюда. Демон пощадила их?..

            - А ваш Бог?! Знаешь ли ты, кто он на самом деле такой? Отец Матиас еще не рассказал тебе эту историю?

            - Он обманывает тебя!.. не видишь?! Не слушай! не слушай… - священник закашлялся; кровь сорвалась изо рта на лазурь порванной мантии.

            - Ох, какие же вы – люди – странные создания! Парень, а как ты думаешь: зачем мне врать? Может, я боюсь, что ты убьешь меня?

            Дориан отлично сознавал, что жив еще лишь по воле самого демона. Она имела возможность убить его в темноте; да даже в эти минуты она могла сотню раз разорвать на куски – но! не делала этого. Может Анту действительно желает донести правду? Молодой инквизитор молчал, теряясь в лабиринте предположений.

            - Тысячи лет назад ваш Бог был одним из равных; одним из сотни небожителей – сестер и братьев, что вершили судьбы всего мироздания. И каждый отвечал за свое. Я по праву рождения была покровительницей справедливости. И, по сути своей, ею и остаюсь. – Анту, яро оскалившись, оглядела свое чудовищное тело. – А в это… В это меня превратил ваш Всевышний! Прельстившись могуществом, опьяненный жаждой безраздельного господства, он пробрался к запретному источнику и испил из него, вкусив в полной мере сил и безумия. Бог Лжи и Обмана сверг с небес своих сестер и братьев; сделал их демонами, отродьем, выродками – чтобы малодушные люди молились только ему!

Речь демона бурным потоком ворвалась в голову, сметая все подпорки представлений о мире. Священник тихонько постанывал на полу; Дориан опустил меч. Взгляд его ошеломленно блуждал между чудовищем и Святым Отцом. В голове кружилось; весь мир, казалось, свалился с ног на голову. Неужели правда? Неужели Церковь все эти века возносила молитвы и почести Богу Обмана, вершила зло под его знаменами, веря, что избавляет мир от сил тьмы?!

            - Добро во зле. Свет во тьме. – Многозначительно прошептала Анту.

            Теперь юноша уловил истину фразы ушедшего мастера: то, что все это время клеймили как зло – не было им! Тысячи невинно убиенных, черный дым костров, безжалостные расправы над еретиками – вот грех! Вот оно: Зло! Как жестоко он ошибался! Как же глуп был! Как?! Как не видел очевидных вещей?! Но нет! Вдруг это – ложь? Что если снова обман?! Как проверить?

            - Откуда мне знать, что ты не лжешь?

            - А какие еще доказательства тебе нужны? Сколько еще простых людей должна сжечь Инквизиция, чтобы ты мне поверил? Тебе мало смертей?! И можешь убрать свой меч – я не трону тебя. Ты не причастен к греху, на твоих руках нету крови. А вот он. – Демон кинула взгляд на священника. – С его согласия и благословления Эдвин сжег сотни безвинных! И ведь он знал! Знал же, что едва ли не каждый из них чист перед Богом!

            Чудовище смолкло, с шипением выдохнув. Дориан вопросительно взглянул на Святого Отца.

            Но тот лишь прикрыл глаза… и ничего не ответил…

            В блеклой серости небосклона высоко висело полуденное солнце. Мутный диск время от времени закрывали неспешно плывущие лоскуты облаков; над землей гулял ветер: палая листва кружилась пестрым танцем, пели скрипом незакрытые ставни, коробилась гладь на оставленных дождем ночных лужах. Многоголосая толпа собралась на центральной площади: мужчины, женщины, старики и малые дети – и даже ветер гудел в предвкушении зрелища. Люди, тесня друг друга, обступили высокий чуть кривой деревянный столб. Раздавались недоумевающие тревожные голоса.

            «Кто это?»

«Кто он такой?»

            К столбу был крепко привязан какой-то бедняга в грязных лохмотьях. Голова его безвольно спала на грудь, что редко и неуверенно, но все же вздымалась в порывистых вдохах. У босых ног его уже лежали охапки хвороста; неподалеку в укрепленной на треноге чаше трепетал костерок.

            Вокруг расхаживал темноволосый молодой человек с потеком родимого пятна на виске: произносил пылкую речь обвинения. Тихо роптавший народ постепенно утих, и все чаще и чаще гудел в осуждении, осыпая еретика гневом проклятий. Наконец, молодой инквизитор поднял заранее припасенный факел и поджег его от костра. Толпа ликующе взревела.

            Смертник обреченно вознес глаза к небу и еле слышно залепетал молитву. Светлые волосы его дрожали под студеным дыханием ветра. Но было уже все равно; через секунду занялся хворост. Выкрики слились в бесконечный рев, и даже ветер куда-то пропал в этот миг людского безумства. Юный обвинитель поспешно нырнул в беснующуюся толпу – за их голосами он уже не услышал, как там – за спиной – неистово завопил еретик…

            Отец Матиас не мог сдержаться. Он орал, чувствуя, как огонь съедает заживо ноги и поднимается все выше и выше, разгораясь жарче с каждой секундой. Уже не было сил терпеть. Кожа обугливалась, прогорая; в нос бил истошный смрад собственной плоти. Боль пронзала ускользающее прочь сознание.

            - Бооожеее! – последние слова вырвались с уст, громом раскатившись над площадью.

            Люди еще гомонили, кричали, проклиная крамольника и еретика. Но постепенно ярость спала, прошло возмущение. Толпа некоторое время не расходилась: что-то обсуждали, спорили и причитали, но вскоре люди вновь потянулись к своим обыденным делам и заботам. К обычной жизни…

            Дориан издали наблюдал, как рвется к небу пламя Его Инквизиции. Сзади стояла миловидная черноволосая дева. Они молчали. Брюнетка приблизилась и нежно обняла за талию, положив голову на его прикрытое черным плащом плечо. Юноша дышал неровно; странные слезы скользили по щекам, но он уверял себя, что поступил верно.

            Мутно-желтое солнце висело высоко в сером небе. Холодный осенний ветер в дерзком порыве пронесся над головой, уронив тронутый огнем лист им под ноги. Обливаясь слезами, Дориан закрыл глаза…

В следующий миг Анту вырвала из груди его сердце…