***

Улицы Нижневартовска погружались в темную ночь. С холодного черного неба обильно… чрезмерно обильно шел снег, складываясь в глубокие сугробы, таящие под собой скользкий лед. Несмотря на холод и опасность аварий, широкая дорога в центре города не опустела, а все так же была полна светящих фарами, словно огромными глазами, машин. И даром что железные, они ничем не отличались от стада рычащих опасных зверей, чьи водители ревели и скалились громче моторов и зазубренных ржавчиной бамперов.

Вдоль одной такой дороги по тротуару, мимо вывесок рекламных, мимо скамей, что были белы от снега и голубей, неровным шагом цокала об лед каблуками молодая девица, в голубой куртке, полной всевозможных застежек, молний и карманов, с пуховой оторочкой. Золотистые вьющиеся волосы перемешались с крашеными розовыми прядями. А время было позднее. Да еще двадцать второе… нет, двадцать третье декабря. Мама опять начнет головой качать туда-сюда, болтать о том, что за дуру вырастила. Уже который год так проходит, а она все шляется где попало.

И ниче не шляется! Не шляется! По дому работой завалили, в школе преподы убивают своей тупостью, предки дома достали!!! А ведь она-то, красота-то несчастная разнесчастная, всего лишь потанцевать немного хочет. До девяти. Утра. Завтрашнего. Вечера. До девяти утра завтрашнего вечера. Ну, там… подумаешь, чуть-чуть подвыпила… энергетика. С водкой. Всего-то стаканчик. Такой стаканчик… с ручкой. Да ну и что, что из-под пива!!! Вместе с пивом. И ну и что, что такой стаканчик в Баварии пинтой называют!!! Подумаешь, выпила… два! Ладно, три, пинты! Ну, ладно, по чесноку! Экстези добавила немного!! Всего-то таблеток было два… ряда в упаковке. Ну, ладно три! Ну, хорошо – девять!!! Ну, это же не повод ее наказывать. Мама еще говорит мол – «Блудиха!». Да какая она блудиха!? Всего-то пять парней вконтакте. Пять сотен парней вконтакте. Из них она всего-то встречалась… с тремя. Ну, побухала… с тремя… сотнями. Плюс еще пара-тройка подруг, всех не упомнить. Ну, вырубилась пару раз. Ну, проснулась пару раз не у себя дома.

- Катя?

Девица обернулась. В переулке слева стоял высокий парень худощавый. Что он тут делал в такой час? Наверное, так же, как и она с клуба возвращается. Она чуть напрягла голубые глазки-бусинки, не привыкшие к темноте после дорожных фонарей.

- Димка?

- Чего? – парень подошел к ней, вставая на свет.

- Толька?

- Андрейка. А кто такие Димка и Толька?

- Да… дружки мои мальчишки, - отмахнулась девчонка. На пальце блеснул позолоченный перстень со стеклянным бриллиантом.

- Дружки говоришь? – пробурчал парень.

- Да не переживай, - вновь махнула она рукой, подалась вперед. – У тебя курить есть?

- Нет. С собой нет.

- Ну, так пошли!

- Куда? – парень скосил брови.

- Куда-куда, к тебе! – ответила она, словно тот не понимал чего-то элементарного и очевидного.

- Зачем?

- За сигаретами!

- А че ко мне-то сразу? Вон, - он вскинул руку в сторону, - киоск раб…

- А ты у-га-дай-ка, - улыбаясь жемчужными зубками, игриво протянула она.

Андрей открыл рот, чтобы что-то сказать, но нужные слова в голове, будто куда-то спрятались все разом и никак не хотели выходить. Девица-блондиночка прильнула к нему, держась на расстоянии дюйма, красиво извиваясь словно змея. Он ощущал ее теплое дыхание у себя на шее, в холодном воздухе превращающееся во влажный пар. Легкий запах «Адреналин Раш», вперемешку с «Ягуаром» и естественным запахом женского нутра завораживали.

Андрей сам не заметил, как уже шел вдоль подъездов своего дома к своей двери, положив руку на стройную девичью талию. И даже ниже.

Внезапно для себя они услышали тихую музыку, доносящуюся откуда-то недалеко. Подходя к кодированной двери с панелью для магнитного ключа, они слышали музыку все четче и четче. Только оказавшись в метре от входа в подъезд, Андрей неожиданно увидел сидящего на скамье человека в черных одеждах. В воздухе кружила снежная вьюга, лампочка светила тускло, мигала. Не удивительно, что они не заметили его. Толи в плеере, толи в мобильнике его звучала сквозь черную одежду песня группы Ария – «палач»:

Мой меч - это власть, мой меч – закон.

Мой плащ кровь впитал и дрожь времен.

Я - палач, и я рождён бессмертным!

Андрей почувствовал, как Катя дрогнула в его руке, в притворном испуге. Ну, что тут поделаешь? Девушки падки на старую романтику про героев и злодеев, в которых они, как правило, предстают в роли обиженных принцесс. Им доставляет огромное удовольствие, когда из-за них мужчины устраивают между собой кровавые драки.

- Эй, ты! – крикнул он на человека, сидящего на скамье. Тот не шелохнулся. – Ты, а ну проснись!

Слуги и цари бьют мне поклон.

Мой трон - эшафот, подруга – смерть.

Вся грязь, все грехи людей на мне.

Был один из вас невинной жертвой.

Лишь один был чист... на всей земле!

Черный силуэт шевельнулся, вяло повернул голову. В темноте не было видно его лица, была видна лишь фигура. Сидящая, сгорбившись, склонив голову, мужская фигура. Руками он опирался на толстую трость.

Он вновь и вновь в мой входит сон!

Сквозь пыль веков я вижу все...

- Андрейка, - пропищала Катя на ухо. – Я его боюсь.

- Ты че уставился?! – крикнул Андрей, направляемый девчонкой, но человек молчал.

День шёл, словно гвоздь под молотком,

Злой смех заглушал безумца стон.

Он спасал весь мир и Галилею

Бога он назвал своим отцом...

Сердцем он хотел всех нас принять,

Умереть за вас и за меня.

В дар, что свыше дан, он свято верил,

Вера - вот и вся его вина...

Андрей храбро подошел чуть поближе, все еще держа Катю за талию. Его глаза более привыкли к темноте, и он сумел рассмотреть некоторые детали в огромном черном силуэте. Хорошее темно-синее плащеобразное пальто с кожаными нашивками на плечах и воротнике, черные зимние перчатки, черная трость с набалдашником в форме правого кулака. Волосы черные, лицо удивительно бледное, под глазами почти черные в темноте тени-мешки.

Но все равны в моих руках!

Последний миг и страх в глазах...

Неизвестный смотрел Андрею глаза в глаза, губы были темно-синего цвета, в тон пальто.

- Об-я! Так ты у нас гот! – подвел Андрей, незнакомец молчал. Катя отошла, специально чтобы ее «герой» смог сделать свое дело и чтобы ей не досталось.

День придёт - сгинет род людской!

Звёзды в первый раз смех услышат мой.

В пустоту я свой меч швырну!

И навек уйду в ледяную тьму.

- О! – услыхала она из-за плеча. – Катька!

- Ох, ты!!! – вскрикнула она, оборачиваясь. – Ты че так пугаешь?! Димка?

- А че эт ты здесь стоишь? – спросил двухметровый мускулистый скинхэд в красно-бело-синей куртке с черной под ней майкой с надписью «Не русский, значит мертвый!»

- Да… тут… - она замялась. Вот чего не ожидала, того не ожидала. Сейчас еще Андрейка голос подаст…

- Эй! – обернулся худощавый, не успев закончить с готом. – Эй, ты кто такой!?

- А ты кто?! – пробасил Димка.

- Это моя телка!!!

- Чего!!?

Сейчас они начнут устраивать разборки между собой. Ах, ну почему парни так любят бить морду друг-другу? Почему бы им обоим не побить попавшегося под руку гота?! Андрей проглотил слюну, но он не мог струсить сейчас, на глазах своей «принцессы», на глазах у того страшного, перед которым он только что выставлял себя отчаянным храбрецом. Дима, как всегда перед мордобоем, стал бить кулаки друг об друга. Что же еще может быть хуже? «Ничего», - казалось девочке-блондинке. А нет. К своему ужасу она услышала голоса полупьяной пятерни парней, возвращавшихся с клуба:

- Друг за друга, если надо, вступим в драку и умрем!!! И за это нам награда! Вместе весело живем!!!

- О! – вякнул Толик. – Катька! Пое-ать есть!! О! Пиз-юки! Отпиз-ить есть!

Катя бессмысленно закрыла глаза и сквозь пальцы любопытно смотрела на намечающееся мочилово.

Кто даст мне покой? Подарит свет?

Божий сын казнён - ответа нет.

Я решил идти в обитель Бога,

Против воли всех небесных рек.

Свой меч бросить там я был готов,

Нет сил жечь людей огнём костров.

Плыть в чужой крови, казнить пророков,

Но создатель ваш не слышал слов.

- Эй, вы тут какого!? – крикнул Андрей, сжимая кулаки и пыша паром.

- Да! – гаркнул Дима. – Это наша корова!!! И мы ее доим!!!

- Че!? – спросил Толик. – Ваша?! Какого черта, Кать?! - обратился он к ней.

Она растерянно смотрела на собравшихся своих парней. Каждый из них обожал ее, и ей это нравилось. Каждый из них готов был убить за нее, и ей это нравилось. Но теперь они готовы были убить ИЗ-ЗА нее… ЕЕ! Может еще можно будет договориться… «полюбовно»? Не судьба. К своему року она увидала за спинами парней десятка два дансеров. Они явно направлялись к ним, медленной, но уверенной походкой, словно сама смерть. ЕЕ СМЕРТЬ!!!

Царила тьма в его глазах!

И на меня нахлынул страх!

День придёт - сгинет род людской!

Звёзды в первый раз смех услышат мой.

В пустоту я свой меч швырну!

И навек уйду в ледяную тьму.

Неожиданно, когда Катю прижали к стене, когда скрутили порванной курткой руки, когда какой-то из подонков стянул с нее оптягивающие джинсы, раздался смех. Страшный, гулкий, мужской смех. Что произошло, Катя толком не поняла, но когда ее отстранили от холодной стены и прижали к себе огромные руки скинхэда, она увидела одиноко стоящего перед толпой своих парней гота с тростью в левой руке. Он медленно выходил из тени на свет своей мрачной темно-синей фигурой. Человек среднего роста, лет двадцати или старше. Несмотря на холод и снег, он не носил шапки и был мертвенно бледен. Надо бы спросить, где он грим такой достал.

- Ты!!! – крикнул Андрей.

- Я, - гудящим неестественным голосом ответил гот, окончательно выходя из тени. – Я же говорил, что доберусь до тебя, сектант.

Чуть ниже, слева от него, что-то блеснуло. Только тут Катя с неожиданностью осознала, что в левой руке гота была не трость, а самый настоящий меч с гравированными на клинке, неизвестными надписями. Андрей выставил правую руку в повелительном символе «стоп».

- Я вызвал тебя! Я вызвал тебя Ашмодэйусс! И я повелеваю тоб…

- Ты? Мной? – язвительно перебил гот, наставляя на высокого худощавого парня клинок. – Ангел свободен от смертных, демон свободен от богов, лишь человек – марионетка высших сил.

Мёртвым казался Бог на небесах

Равнодушье видел я в старческих глазах

Андрей с криком - оставив без внимания остальных - кинулся на гота. В огромном его прыжке было что-то неестественное обычному человеку. Блеснул металл – в его руке появился огромный косой кинжал. Сама рука его мгновенно изменилась. Плеснула кровь лопнувшей кожи, вспухли красные мышцы, покрытые чем-то вроде корявых щитков. И все это померкло, когда черный человек сделал взмах, за ним другой. Кинжал упал в сугроб, послышалось рычанье, Андрей упал к его ногам с разрубленной вдоль рукой.

И откровенья свет пронзил меня -

Тот безумец был никем, ваш спаситель - Я!

Андрей пытался встать, что-то рыча, словно зверь. Человек в пальто вознес над его головой острие клинка. Катя вскричала, и кровь… Андрея пронзило насквозь. Не церемонясь с телом, гот вытащил меч, стряхнул с него  кровь… едкую черную кровь. Страшный угрожающий взгляд направился в сторону толпы. Димка угрожающе приготовил кулаки, Толик с компанией откуда-то достали ножи, железные трубы, кирпичи и кастеты, но все это не вызвало у убийцы никакой реакции кроме смеха. Страшного смеха, раскатистого, отдающегося эхом от бетонных стен, словно они были не на улице, а в огромной железной трубе, и страшное еще было то, что смех этот напоминал карканье.

День придёт - сгинет род людской!

Звёзды в первый раз смех услышат мой.

В пустоту я свой меч швырну!

И навек уйду в ледяную тьму.

Они напали на него. Все вместе, словно один, забыв о том, кто скинхэд, кто дансер, а кто вообще панк. Катя бы улучила момент, да и сбежала, но ее все еще держал один из клубняков, оставшийся в стороне. Этого психа наверняка сейчас угробят, а потом за нее примутся. Она зажмурила глаза, уже зная весь сценарий наперед. Вот его фигура уже исчезла за широкими спинами. Вот толпа людей уже сжимается, закрывая от него все выходы и лазейки к бегству. Как и ожидалось, прозвучал истерический мужской вопль… за ним второй… третий… ВТОРОЙ И ТРЕТИЙ!!?

Я - рядом, я - здесь!

Она открыла глаза. Страх? Любопытство? Удивление? Многое в ту ночь посетило ее голову. Она чувствовала, как холодеют руки клубняка, все еще держащие ее. Это было не так как в кино, не так, как при мордобое. Узкий легкий обоюдоострый клинок мелькал, оставляя за собой тонкие полосы крови в воздухе, но каждый раз, казалось бы, слегка прикасаясь к плоти, он разрубал ее самым жестоким образом.

Меч - это мой крест!

Кулаки, были разрублены вдоль до самых плеч, отсеченные головы медленно сползали по гладким срезам на шеях. Гот не откидывал их, как в боевиках про Джеки Чана. Он превращал их в сплошные обрубки быстрыми одиночными движениями меча в правой руке.

Но вам не распять меня...

В этой бойне не было ничего красивого, как в танце. Это и не был танец, и даже не бой, это было УБИЙСТВО! Массовое убийство. Катя невольно прижалась к парню, который держал ее, а он буквально в нее вжался, дрожа от страха.

Плачь! Небом был создан я

Последним остался стоять перед черным лишь… АНДРЕЙ?!! Но… КАК!? Она сама видела, как его убили! Как!!?

Он стоял перед ним какие-то секунды – видимо думал, как поступить, – повернулся в сторону дороги и дал деру. Человек в темно-синем пальто опустил меч, он был окружен обрубками трупов и не мог, перепрыгивая через них, догнать «труса». Он вскинул левую руку ему вслед, и из пальцев… что-то засветилось. Что-то… похожее на дым, сияющий бирюзовым светом. Дым собрался в бесформенный извивающийся пучок и, сорвавшись с кончиков черной перчатки, со скоростью юркой акулы поплыл по воздуху вдогонку за беглецом.

Палач...

Из-за поворота был слышен крик, затем падение тела на землю. Катя заворожено смотрела на гота с мечом. Наблюдала, как развевались полы пальто на снежном ветру, как бледное лицо, покрытое багровыми каплями крови, медленно повернулось, глаза уставились куда-то чуть повыше ее головы. Черные сапоги ступали по окровавленной плоти, Катя ощутила сильную дрожь и стук зубов. Нет, не своих. Дрожащие мужские руки, державшие ее все это время за торс, вдруг схватили ее за запястья и подтолкнули вперед.

- Я убью ее!!! – прогремело у самого уха. Она не успела разглядеть того, кто ее держал, но, судя по силе, росту и голосу, это был здоровый взрослый мужик. Гот подходил все ближе, не думая останавливаться. Что-то в нем было не живое, он был как… машина – мертвый. – Ты слышишь!? Я убью ее!!! – продолжал отчаянно угрожать клубняк. – Дай мне уйти!

- Кому ты приказываешь? – холодно прогудел убийца.

- Никому… - с дрожью в голосе проскулил мужик.

Это было последнее, что он проскулил. Острие меча пролетело под Катиным ухом, сбив сережку. В это мгновение вся ее жизнь пронеслась перед глазами, отражаясь в непонятной надписи на клинке, словно в зеркале. Удивительно, как человека преображает близость к смерти. Он осмысливает всю свою жизнь от самого рождения до последнего вздоха. И даже дальше, словно обретая дар провидения.

Она вспомнила, как появилась на этом свете. Как задыхалась, вдыхая холодный сухой воздух больницы. Как злобный огромный дядя в белой больничной маске хлопал ее по спине и совал в рот трубку от клизмы, чтобы откачать слизь из легких. Как она впервые увидела маму, измученную, усталую, но все-таки такую красивую, только в ее руках она, наконец, успокоилась и перестала плакать. Вспомнила гордое и довольное лицо усатого гиганта, который оказался ее отцом. Его жесткие колючие руки, которыми он укладывал ее спать. Руки… такие сильные, что он мог пальцем забивать гвозди. Такие ласковые и заботливые, что он мог гладить ее по еще лысой головушке и не раздавить ненароком. Она вспомнила свой первый день рождения… второй, третий… десятый. Одиннадцатый она уже провела у подруги. И вот сейчас… ну что она делала на улице? Дались ей эти танцы? Эти ночные прогулки? Что в них хорошего? Пьяные посиделки с парнями, чьи лица забываются на следующее утро? А ведь на похоронах о ней никто не вспомнит. Нужно чтобы о ней помнили! Нужно чтобы о ней говорили, и говорили только хорошее! А то фигня какая-то получается. Если бы только ей удалось улучить у жизни еще шанс…

Вновь перед глазами мелькнуло острие, теперь уже не блиставшее в тусклом свете лампочки, а заляпанное почти черной кровью. Руки обмякли, Катя быстро пришла в себя. Ей пришлось изогнуться в бок, потому что меч чуть не прошел вдоль ее тела.

- Ты слепой? – спросила она и осеклась.

Этот гот… накрашенный в бледный грим, с нарисованными мешками под глазами и губами в темно-синей помаде… это был не грим, не помада и никакая другая краска! Это было реальное лицо! Оно выглядело страшно изможденным, глаза пусты, взгляд бессмысленный, губы синие как у мертвеца из морга. Он словно не замечал ее. И такой вот изможденный до полусмерти тип, наверняка страдающий недосыпами, только что один завалил толпу здоровых подвыпивших мужиков?

- С… тобой все в порядке? – осторожно спросила она.

- Они хотели тебя убить, - прогудел он.

- Да я вам очень благодарна…

- Почему? – перебил он ее, резко повернув голову. Кате стало не по себе.

- Я не виновата, что меня все любят, - оправдалась она.

- Не виновата… - процедил он. – Сколько раз я слышал эти слова? – спросил он в никуда.

- Да я что, виновата, что всем нравлюсь? – по привычке полу лживо отмахнулась она. А ведь еще недавно хотела менять образ жизни.

- Так зачем тогда ходишь как елка, вся стекляшками увешанная?

- Ну… - она не могла найти ответ, и поэтому решила завалить его кучей бессмыслицы, пока не вспомнит что-нибудь подходящее. – Девушка же должна красиво выглядеть, разве не так!? А то, была бы я сейчас как… как дура какая-нибудь забитая! Это же ведь не модно и вообще безпантово!

- И ты решила стать модной, пантовой… - он подошел к ней поближе, Катя попятилась, - дурой набитой.

- Отстань от меня! Пс… - она осеклась. Никогда нельзя называть психа психом, они от этого звереют.

- Ну? Что ты хотела сказать? Псих, не так ли?

Она какое-то время молчала. Говорить было бесполезно, бежать невозможно. Она прильнула к нему, уткнувшись лицом в темно-синее пальто. Боже, какой же он был холодный. Но в этом холоде она все-таки ощутила… содрогание. Где-то глубоко-глубоко внутри она слышала тихий слабый стук сердца. На мгновение ей даже показалось, что никакой он не убийца, и что он… обнимает ее. Но что-то пошло не так. Он резко схватил ее за волосы ужасающе сильной левой рукой, оторвал от себя и… пронзил насквозь.

- Я чую в тебе запах лжи. Ты пропитана им до мозга костей.

- Не-ет… - захлебываясь собственной кровью, пыталась она оправдаться. Будто это хоть как-то поможет ей не умереть, удар пришелся в желудок.

- Как нет, коль врешь ты мне сейчас?

- Ну… - она удивлялась, что еще могла говорить, - ну… ведь ничего в этом плохого нет?

- Значит, не было ничего плохого в том, что тебя прижали к стене и чуть не убили? – он повернул клинок по часовой стрелке, наворачивая на него внутренности. Катя взвизгнула:

- Какое твое дело!? Или ты спасал меня для того, чтобы так вот убить?

- Я не спасал тебя. Вы, люди, истратили свое право жить. Ваш вид должен быть вырезан под корень.