Глава 3.

- Её зовут Анетта, ей четырнадцать лет. – Пояснила няня девочки, провожая Элиаса до её комнаты. – Она очень странная в последние дни. У леди Розаны даже плохо с сердцем стало, когда она поговорить с ней попыталась. Она так сквернословила…

- Да, эти высокомерные леди охотно проявляют своё знание ненормативной лексики, стоит только ребёнку уязвить их честолюбие. – Сказал Клащек, считая про себя количество шагов от окна в коридоре до двери в комнату Анетты.

- Да нет же! Это Анетта сквернословила!

- А…обычно детям в таких случаях ремня дают.

- Вы что! У неё с пелёнок самые лучшие педагоги, она на скрипке играет лучше преподавателей из королевской консерватории! С девочкой что-то случилось…

- Я знаю. Но этот способ тоже надо ввиду иметь. Вдруг, она захочет потом обозвать какого-нибудь заморского принца и свалить всё на одержимость?

- Вы… вы так уверенны, что она поправится? – в глазах няни промелькнул проблеск слепой надежды.

- Одержимость – да, вылечу. А вот плохие слова забыть не заставлю, уж извините.

  Когда они достигли спальни Анетты, Элиас деловито поправил очки, выпив перед этим мятную настойку из фляжки, которую обычно носил с собой на поясе. Он повернул ручку двери и осторожно потянул её на себя. Посреди комнаты стояла большая кованая кровать, заправленная белоснежным бельём. Под одеялом виднелись очертания девичьего тельца, сжавшегося в кулачок. У кровати дежурил сам кардинал, пара стражников, сер Гилмариз и какой-то священник, читавший над ней молитву.

- А вот и он, господин Вьери. – сказал Гилмариз, указав рукой на вошедшего аршаникарца.

- Тише, Бил. – Ответил кардинал, приложив указательный палец к своим губам, чтобы дать священнику дочитать свою молитву.

Тот, не поведя и бровью, продолжал что-то бормотать про себя. Не дожидаясь конца молитвы, Элиас подошёл к единственному окну в комнате и задёрнул красные шторы, после чего повернулся к присутствующим и, три раза хлопнув в ладоши, прервал молитвочтение.

- Можете выйти в коридор и там закончить, а мне пора начинать сеанс. – Обратился он к священнику.

- Ты что себе позволяешь, колдун?! – вскликнул Гилмариз, чуть поддавшись вперёд, но его тут же остановила рука кардинала, схватившая его за плечо.

- Не нужно, Бил. – Попытался успокоить он инквизитора. - Пусть начинает, всё равно от молитв нет толку.

 Когда священник и стражники покинули помещение, Элиас вытянул один из золотых кинжалов из ножен и протянул его Гилмаризу.

- Мне потребуется твоя помощь. – Пояснил Клащек недоумевающему командору.

- Я могу помочь! Это моя дочь. – Встрял Вьери.

- Поэтому и нельзя. Родственникам здесь быть опасно. Сходите пока, кальян покурите или поговорите с горничными в своей спальне об искусстве, а я сообщу вам, когда лексикон Анетты перейдёт от уровня портового грузчика обратно к уровню маленькой принцессы.

  Глаза Гилмариза налились кровью, а его рука потянулась к ножнам, но, на его удивление, кардинал не отреагировал на такую наглую речь аршаникарца, и приказа перерезать ему глотку не последовало.

- Опять проклятые формальности, да? Ритуалы? Традиции? – спросил Вьери, задумчиво проведя пальцами по подбородку и нахмурив брови.

- Ненавижу традиции. – Отрезал Элиас, присев на край кровати и провёл рукой по оголённому золотому лезвию, переливающемуся тёплым багровым оттенком. – Что вы знаете о зазеркалье? – его глаза уставились из-под бровей на кардинала.

- Я? Ну… - Вьери обменялся взглядами с Гилмаризом.

- Он тем более не знает. – Предупредил аршаникарец. - Хуже того, он имеет извращённое представление о природе эофатрум.

- Ты же не собираешься пудрить мозги кардиналу, колдун? – вновь подал голос инквизитор.

- Полагаю, его превосходительство сам знает, чего хочет? И даже имеет власть не только над своим мнением, но и над твоим языком? – теперь экзорцист чувствовал поддержку от дворянина и с упоением пользовался предоставленным преимуществом, чтобы уколоть самолюбие Гилмариза.

- Пусть говорит, Бил. – Вьери остановил очередной всплеск истерик инквизитора и перевёл свой взгляд на Клащека. – В конце концов, мне приходится доверить ему самое дорогое, что у меня осталось, могу же я доверить и пару минут своего обесценившегося времени.

  Элиас взял кинжал в правую руку, а левой аккуратно сдёрнул одеяло с лица девочки. Как и ожидал экзорцист, у неё были сухие секущиеся волосы, которые по запаху скорее напоминали собачью шерсть, брови необычайно густы для юной девушки, а веки глаз блестели от выделяющейся влаги. Он убедился в том, что она находится без сознания, но всё ещё жива, прощупав её сонную артерию. После этого он расслабленно устроился на кровати и принялся выкладывать на тумбочку, стоявшую рядом, порошки и банки с настойками из мешка, который принесли сюда ещё утром. По-видимому, Гилмариз был полезнее, чем показалось Элиасу, и знал, какие ингредиенты используют аршаникарские экзорцисты.

- Итак… - начал Клащек, тонко нарезая стебель гусиного молочая и не стесняясь при этом царапать перочинным ножом дорогую дубовую тумбочку. – С чего бы начать? Думаю, вы в курсе, что зазеркалье – это параллельный с нашим мир, населенный ужасными созданиями, прорывающими иногда межпространственный барьер и вселяющимися в добропорядочных граждан. Иногда это проходит, в более тяжёлых случаях человек до конца своих дней останется сумасшедшим. В самых ужасных случаях демон прорывается и являет свою омерзительную злую сущность, поглощая при этом человека, в котором существовал прежде.

- Так случится и с ней? – обеспокоено перебил Вьери.

- Нет. – Поспешил успокоить его аршаникарец, взяв в ладонь изрезанный молочай и бросив его в небольшую алюминиевую миску. – Но если это произойдёт, значит, меня отвлёк он. -  Элиас указал глазами на стоящего в сторонке инквизитора, не отвлекаясь от приготовления своего снадобья. – Посадите его на кол, а лучше, насадите его на тот меч, который держит в руках статуя во дворе. Будет смотреться оригинально и свежо.

  Гилмариз, уже начинающий потихоньку привыкать к скверному характеру аршаникарца, лишь покачал головой.

- Так вот… - продолжил Клащек, добавляя в миску какую-то душистую зеленоватую жидкость, по запаху напоминающую алоэ. – Почему-то очень немногие умники за пределами Аршаникарума знают, насколько наши миры зависят друг от друга. Всё, что имеет духовную силу в нашем мире, имеет своё отражение в зазеркалье. Впрочем, «зазеркалье» - дурацкое название, придуманное монтериэльской инквизицией из-за того, что мы используем в своих ритуалах зеркала. На языке древних оно называется «эофатрум», а наш мир – «дэофатрум».

  Кардинал внимательно слушал аршаникарца, сложив руки у себя на груди, и, то и дело, посматривал на Гилмариза. Тот только скептически пожимал плечами, давая понять, что человек, сидящий на кровати Анетты и толкущий в алюминиевой миске какую-то кашицу неизвестного назначения говорит вещи, которые Святая инквизиция Монтериэльского Патриархата либо не знает, либо отрицает.

- Всё, что несёт ментальную силу в дэофатрум, имеет материальное отражение в эофатрум. То, что вы называете «душой» человека в мире эофатрум имеет отражение в виде демона. И чем сильнее ментальная сила человека, тем крупнее и зубастее его демон. Самые ужасные чудища в нашем мире появляются из одержимых магов. Именно поэтому Монтериэль запретил магическую практику на своей территории. Кажется, демон, вылезший из придворного волшебника, чуть не откусил голову одному вашему императору? На наше счастье, демон, захвативший разум вашей дочери, по идее, должен быть мелким противным упырьком, а не огромной огнедышащей ящерицей. С ним будет проще.

- Значит, тебе не составит труда убить его? – с надеждой в голосе спросил приободрившийся кардинал.

- Это проще простого, но если я убью его, то убью и вашу дочь. Вся соль в том, что наши миры находятся в постоянном нерушимом равновесии. Одно не может существовать без другого. Если демон, живущий в эофатрум, погибает, то погибает и человек, отражением души которого был демон. Вам часто приходилось слышать, как у молодого крепкого парня закатываются глаза, и он падает наземь, умирая в бешеных конвульсиях? И эта чума… в эофатрум идёт война, и пока она не прекратиться, ваши улицы так и будут завалены трупами. 

- Так, погоди, экзорцист. – прервал речь Элиаса Вьери. – Как ты мою дочь спасать собираешься, если убить демона нельзя?!

- Я попрошу его уйти.

- И он согласится?!

- Я умею убеждать. Я даже убедил вашего инквизитора-командора подарить мне одну из его блестящих побрякушек. – В руке Клащека неожиданно сверкнул золотой перстень. – Что мне какой-то там демон? Обычно, они куда более приятные собеседники, чем ваш Бил.

  Гилмариз ошарашено глянул на свои ладони и, обнаружив пропажу, выпучил глаза и стал растерянно глотать ртом воздух, тщетно пытаясь подобрать подходящее ругательство. В этот момент он напоминал карася, которому вспарывают брюхо.

- Бил, не сейчас. – Предупредил его Вьери.

- Да я… я имею право прямо сейчас руку тебе отрубить! – наконец, нашёл, что сказать инквизитор.

- Бил! – вновь одёрнул его кардинал.

- Предупреждаю, демоны меньше доверяют одноруким экзорцистам. – продолжил Элиас. – И не вздумай попытаться мне что-нибудь отрезать, когда я в трансе буду. От этого нам, троим, хуже станет. Итак, пора начинать.

  Экзорцист оставил в покое миску со снадобьем, повернулся к спящему и ребёнку и сдёрнул с него одеяло. Девочка лежала, поджав колени к груди. Как и ожидалось, она была истощённая, бледная, вся простынь была усеяна выпадающими волосами. Но тут внимание Клащека привлекли несколько пёрышек, застрявших между крепко сжатыми пальцами Анетты.

- А это что? – спросил он у кардинала.

- Это перья его любимца. У нас попугай был.

- А где он сейчас?

- Ну… Анетта свернула ему шею, во время одного из приступов. – С отвращением сказал Вьери.

- Ясно. Перья надо убрать подальше. Ещё пусть окно в коридоре занавесят.

  Вьери, не задавая лишних вопросов, вышел в коридор, и через минуту в комнате появилась служанка, вытащившая перья из руки девушки и удалившаяся после этого прочь. Элиас слышал, как по коридору затопали две пары ног, тащившие с собой какой-то полог, чтобы закрыть окно. Позже было слышно, как они копошатся, снимая дорогие шторы и заменяя их тяжёлой пыльной тряпкой. Гилмариз всё это время молча наблюдал за аршаникарцем, осматривающим веки и зубы Анетты.

- Если ты оплошаешь, я лично тебя на костре сожгу. – Промолвил он, наконец.

- Вот, неожиданность-то. – Холодно ответил Клащек, не отвлекаясь от осмотра.

- Если бы не Анетта, я бы сделал это, как только увидел тебя.

- И чего ты такой ненавистный? Ты всегда такой? Или просто на грабли сегодня с утра наступил? Или, может, ты такой после того, как твоя благоверная с каким-нибудь аршаникарцев на Восток сбежала?

- Заткнись! Моя жена мертва! – в глазах Гилмариза сверкнул огонь ненависти, настоящей ненависти. Было видно, что Элиас задел его за живое. – Её забрала чума. Чума, которую создали вы, проклятые дикие колдуны, пытаясь в последний момент спасти свои никчёмные жизни от инквизиции.

  Клащеку часто приходилось слышать подобное. Иногда такие слова означали скорую попытку расправы над ним, но сейчас он знал, что в безопасности, пока находится рядом с кардинальской дочкой. Но ему предстояло работать с этой очередной косвенной жертвой чумы, так что нагнетание обстановки было плохой идеей.

- Ты не поверишь, но, как я уже говорил, чума – это свидетельство масштабной войны в эофатрум. Даже у нас не было достаточного могущества, чтобы так повлиять на тот мир.

- Конечно, не поверю. – Ответил Гилмариз более спокойным тоном.

  Несмотря на эмоции, бушевавшие внутри него, инквизитор умел держать себя в руках и бороться со своими чувствами, когда они мешали исполнению долга.

- Говори, что от меня требуется, и покончим с этим. – Сказал Гилмариз, схватив с кровати кинжал, который ранее пытался всучить ему аршаникарец.

- Не махай так, порежешься.

  Клащек взял кинжал из рук инквизитора и опустил его в миску со снадобьем, которое он готовил последние двадцать минут. Туда же последовал и второй кинжал.

- Кинжалы тебе не понадобятся, они для меня, а ты будешь ей ноги держать.

- А зачем же ты мне его отдавал?

- Хотел, чтобы ты подержал его, пока я готовиться буду. И, вообще, не нужно искать во всём сокрытый смысл, я сам иногда не понимаю, зачем делаю некоторые вещи. Вот, например, зачем я принялся готовить молочаевый салат, в то время как должен изгонять демона из несчастного ребёнка? – сказал экзорцист, сняв с тумбочки миску и наигранно вдохнув её аромат.

- Ты ведь сейчас просто издеваешься, да?

- Я становлюсь предсказуемым, да?

  Недовольный излишней проницательностью инквизитора Элиас мокнул в зелёную кашицу его перстень и, слегка прополоснув его потом уксусной кислотой, протянул украшение его хозяину.

- Надень и не снимай, пока не закончим.

- Да я его вообще никогда снимать не собирался. – Пробурчал Гилмариз, натягивая перстень на указательный палец.

  Тут в комнату вернулся кардинал и, увидев, что процесс начался, он подошёл к кровати, чтобы ещё раз глянуть на своего ребёнка. Глаза Вьери, видящие Анетту в таком несчастном состоянии, как и всегда, заблестели, когда на его веках показались крошечные капельки слёз. Он нежно провёл ладонью по её горячему лбу так, словно делает это в последний раз.

- Я надеюсь на тебя, Элиас. – промолвил он, не отрывая глаз от дочери. – Спаси её и проси, чего хочешь.

- Ловлю на слове.

 Кардинал покинул комнату через несколько минут. Ещё через минуту Клащек вынул кинжалы из миски и ополоснул их уксусной кислотой, как перстень Гилмариза. Экзорцист ещё раз проверил, что дверь заперта изнутри и вернулся к кровати.

- Выпей. – Он протянул инквизитору склянку с мятной настойкой, которую сам принял внутрь около получаса назад.

- Что, намекаешь, что я вчера перебрал рома?

- Ой, вы посмотрите на него, он же пошутил! Да нет, это для того, чтобы малышка Анетт не откусила тебе челюсть. Они все в этом возрасте такие озабоченные…

  Ничего не ответив, Гилмариз сделал несколько глотков и, прокашлявшись от слишком резкого холодящего вкуса мятной настойки, протянул склянку обратно Клащеку.

- Приступим…

  Сдёрнув одеяло с Анетты, Элиас срезал одним из кинжалов шнурки, удерживающие нижнее бельё на теле девушки, оголив её юное девственное тело.

- Ты что творишь?! – вскликнул от неожиданности Гилмариз, ослеплённый внезапным видом обнажённой девушки.

- Хочу поиметь настоящую молоденькую аристократку, пока она без сознания. Ты в деле?

  Инквизитор не обратил внимания на очередной сарказм аршаникарца, его внимание тем временем уже приковали кинжалы Элиаса. Один из них он поднёс левой груди Анетты, а другой к её лбу.

- Что ты собираешься делать?!

- Увидишь. Ноги ей держи!

- Ты её резать собрался?! Отвечай, или отойди от неё!

- Держи её, идиот!

  Гилмариз знал, что аршаникарцы используют своё оружие не для того, чтобы убивать одержимых людей, но он не знал самой сути таких сеансов. Он увидел, как чёрные рубины, украшающие золотые кинжалы, занесённые над телом его племянницы, озарились ярким алым свечением. Бил понял, что лучше бы ему сейчас сделать то, чего требует от него этот аршаникарец, потому что из них двоих только он один знал, что сейчас происходит. Когда инквизитор схватил девочку за ноги и крепко прижал их к кровати, Клащек одним резким движением прижал золотые лезвия со светящимися камнями ко лбу и к сердцу Анетты. В тот же миг по всему замку прокатился истошный девичий крик, заставивший сердца прислуги и родных Вьери колотиться с удвоенной скоростью. Прикосновение зачарованного оружия к голой плоти пробудило девушку ото сна. Она кричала так, будто бы её режут по живому, она отчаянно махала руками, норовя расцарапать лицо экзорциста, дёргала ногами, стараясь вырвать их из цепких рук Гилмариза. Её зрачки сияли дикой животной яростью, но кинжалы в этот момент давили на её тело сильнее груды камней, надёжно прижимая её к кровати. От её плоти исходил дым и запах жареного мяса в тех местах, где она соприкасалась с металлом.

- Анетта! – воскликнула внезапно появившаяся в комнате няня.

 Наверное, у неё оставался запасной ключ.

- Выйди, карга старая! – заорал на неё Клащек, но было уже поздно.

  Глаза пожилой женщины закатились, из её век и ноздрей потекла кровь, дряхлые ноги подкосились, и её бездыханное тело замертво свалилось на пол.

- Я убью тебя, тварь! – проверещала Анетт, не оставляя попыток освободиться из грубых объятий двух взрослых мужчин.

- Что ты сказала? Я не расслышал! – издевательским тоном спросил Элиас, наклонившись к её лицу и дыхнув на неё ароматом мяты.

  Это заставило одержимую скорчиться от боли и отвернуть лицо, харкая кровью на некогда белую постель.

- Ублюдок, скотина! – задыхаясь, прохрипела она. – Я тебе кишки вырву!

- Ой, какие нехорошие слова! Это дядя Бил тебя научил? Я его знаю, он мог.

  Гилмариз тем временем продолжал удерживать конечности Анетт, отвесив при этом челюсть от удивления и ужаса. Элиас ещё сильнее прижал лезвие к сердцу девушки, но отпустил второй кинжал, который прижимал до этого к её лбу. Его ладонь заползла под голову одержимой и чуть приподняла её за затылок. Глаза Анетт встретились со своим отражением в зеркале, которое поставили заранее напротив кровати. Девочка снова погрузилась в небытие, а вместе с ней и аршаникарский экзорцист. По правилам, в которые Клащек посвятил кардинальскую прислугу, как только прибыл сюда, их должны были оставить в покое и запереть в комнате на ближайшие два дня. Когда Гилмариз закрывал за собой дверь, он ещё раз окинул взглядом распластавшуюся на кровати обнажённую племянницу и лежащего рядом без сознания аршаникарца. Он мысленно пожелал ему удачи и с удивлением поймал себя на мысли, что надеется увидеть его через два дня живым и здоровым.