Ты пьешь из меня жизнь, а потом упрекаешь меня в том, что я вынужден рвать глотки.
Александр Дамио
Ты пьешь из меня жизнь, а потом упрекаешь меня в том, что я вынужден рвать глотки. Александр Дамио Тучи
над Ринакарнасом алели медью. Сложно было даже представить, что чистоту
хрусталя осквернит сияние багряной луны, но сейчас именно ее отблески
отраженные куполами залов Риши наполняли небеса. Робкий кровавый свет,
струясь сквозь тонкое стекло, изливал необъятные витражи исполинских
окон на поднятые со дна древние фрески. Исковерканные течениями лица
святых глядели через эту призму с некой необъяснимой болью, совсем не
похожие на иконы и лики, прошествовавшие к нам сквозь века. В ночной
тишине бессонницы казалось, они вот-вот зарыдают, а сердце омывали
волны страха, ибо луч, напоминающий струю крови, уже медленно полз по
руке. Ей хотелось кричать, но она понимала – не подобает могущественной
волшебнице дэльфов, так боятся потока света, и молчала. Молчала, пока
свет луны заключенной в астрале не дополз до плеча, не коснулся овала
лица. Лишь тогда Танатос с ужасом поняла, что он густой и теплый,
крикнула и проснулась. Баркас неожиданно ворвался во тьму зала Риши и
теперь, покорно склонив голову, стоял на коленях, подле хрустального
трона. Дверь дрогнула, и осколки хрусталя посыпались в воду. Робкие
алые капли стукнули по тронному возвышению – он был ранен, сед,
исцарапан до крови. Баркас видел ужас, но не стал слепым. Он был готов. Танатос вдохнула зябкий ночной воздух и опустила глаза. Наконец
свершилось. Она не одна, теперь она никогда не будет одна. Ее глаза
били багряным льдом, она едва выдохнула: - Завтра готовимся к
посвящению. Ее глаза горели светом луны, и на мгновение она,
прекраснейшая киприда, была той, которую первые зовут каргой –
мгновение, когда ее губы жадно целовали раны Баркаса, глотая эльфийскую
кровь. Она дождалась своего бога, и теперь горела жизнью, сгорала в
ней. Из-под ребра Баркаса хлестала кровь, надломленное лезвие алебарды
мирмидона раскроило руку, сжатое силой предсмертной агонии,
удерживаемое новой жизнью – жизнью после смерти. Он сидел у ее ног, как
животное, а она гладила его волосы и смотрела во тьму. Слова дались ей
нелегко: - Тебя укусили, да? Баркас измученно кивнул головой. – И ты не
знаешь, что с тобой происходит? Бедное дитя. Я такое же дитя, как ты…
Можешь меня понять? Ты стал старейшиной сегодня, Баркас Теорий. Сегодня
ты стал Богом. Она улыбнулась, она уже давно не улыбалась… теперь,
теперь она могла это себе позволить, уже не боясь выдать хищный оскал.
И она целовала его, а он целовал ее, и они были счастливы, счастливы
без любви, счастливы без ограничений. Они просто нашли друг друга –
двое воистину бессмертных. Вскоре рану Баркаса затянуло, и вот тогда он
понял многое. Но многое стоило в тот миг слишком мало, а многое ничего
– он, мурлыча словно котенок, слизывал с хрусталя собственную кровь.
Баркас рыдал от ужаса, а дэльфа, улыбаясь, гладила его обнаженные
члены. Оба понимали, кем сегодня стал крон Баркас Теорий, оба теперь
хорошо знали, кем была все эти годы Танатос Дэльфа. Один рыдал, одна
улыбалась, но их теперь было двое. Двое Богов, двое бессмертных –
сияющих во мгле, тускнеющих в лучах двух лун. И лингвы трепетали
крыльями в неправильных небесах, и ревела виверна в неправильных водах,
и манила ночная песня жриц-сирен, возносящих дары своим богам… кровавые
дары живым богам.
Непонятный текст. Предыдущий рецензент прав - похоже на кусок чего-то большого, повести или романа, но в таком виде не читается. Где происходит действие, кто такие главные герои, что они хотят?
0
