Короткое описание: Очередной рандомный вброс от Содомита. На этот раз кое-что из мира магии и меча. Есть немного сатиры. Не люблю драконов.
«Плесень – то, что обыватель обычно путает с грязью. На самом деле, он ежедневно сталкивается с маленькими грибами. Они могут жить где угодно, расползаясь и смешиваясь с воздухом. Остановить их невозможно, они захватывают цивилизации и дикую природу. Плесневая империя – древнейшая в мире и владеет им без оговорок».
Выписка из Двенадцатого тома Ереси.
Глава 12 Ранняя раса
Голубей иногда называют крылатыми крысами.
Люди невезучие, могут использовать понятие «летучий кишечник». В городах голубей не жалуют. Говорят, будто они пачкают памятники Неизвестным Законотворцам и крадут у ло-ша-дей зерно из кормушек. Кроме того, конкретно в Гигане их ненавидят потому, что они занимают место, а топтать их строжайше воспрещается Церковью Зверя. В потоке людей часто можно увидеть сизые проталины на мостовой, - это голуби вымогают у населения хлебушек.
А еще говорят, что у них нет мозгов.
Не покормишь – не улетят.
Если спросить гиганца, что он думает о голубях, можно надолго застрять, отпаивая его пивом и сочувственно кивая.
Все как-то забывают, что эти невзрачные птицы, во время войн спасают целые армии и сдвигают фронт одним своим появлением. В дождь, пургу, под палящим светозверем и во тьме холодных земель, они несут на лапах крохотные тубусы, в которых может оказаться все что угодно. От «Наступаем в 10 часов, с собой – сабли и сменное белье.
Архимаршал Громм» до «У мя тоже се нормуль,чмоки-моки))). Пренцесска Империи Сай Ие Красивейшыство Сакура». Хотя голубям от мудрости перворожденных зверей досталось не больше, чем щепке достается от векового дуба, что-то благородное в них, несомненно, присутствовало. Например, то, как изысканно голуби умели попасть стулом прямо в центр новой шляпы с отороченными мехом полями.
Один из этих доблестных сынов высоких голубятен, сейчас вкушал краткий отдых на негостеприимной скале Гранитного Леса. Конечно, это был не совсем обычный голубь, от своих родичей он отличался размерами орла и мощными крыльями, способными коснуться брюха облаков. Но мозги, а, следовательно, и дух, у него были голубиные. Вокруг него простиралась на тысячи лиг бесплодная щетина голых скал. Здесь нечем было прокормиться, и маленький мозг голубя капризно катался внутри черепа.
Голубь посмотрел вниз.
Там, на серой каменистой почве увязали в сыпучих породах кости. Кости многих и многих людей, которые осмеливались искать приключений так близко от Долины Бонков, от самого Торкена. Внизу поживиться тоже было нечем. А если б даже и было, инстинкты птицы не позволили бы ей спуститься ниже бледно-зеленой отметки на скалах. То был тонкий налет плесени, которая жила здесь питаясь неудачами путешественников и еще чем-то, что невозможно было ощутить ни смертному человеку, ни птице, у которой с этой плесенью было гораздо больше общего, чем с разумом.
Гранитный Лес был зоной вечной тишины, безжизненного покоя и холодной недвижимости. Все, что осмеливалось шевелиться здесь, вдыхало плесень вместе с воздухом и немедленно убивало себя.
Те, у кого оружия не было, разбивали головы о камни. Т олько у людей хватало природной независимости для того, чтобы заходить в Гранитный Лес и свободно там умирать. Животные, лишенные такой потрясающей штуки, как авантюризм и полезного греха жадности, предпочитали держаться от заплесневелых скал подальше.
Даже птицы не решались бросить свою тень на кривые каменные клыки.
Все, кроме бравых почтальонов. Как уже упоминалось, у них было много общего с плесенью.
Голубь стоически курлыкнул и решил поискать под крыльями клещей-пухоедов. У каждого голубя должен быть аварийный запас блох на случай непредвиденных обстоятельств. Например, если приходиться совершать перелет от Северных берегов к сердцу Юга.
Подкрепившись клещами, голубь неуверенно расправил крылья и нырнул в первый же экспресс-воздушный-поток до Торкена. Он летел еще сутки. Хищные иглы Гранитного Леса нехотя уползали на север, пока их не сменили зеленые поля, похожие на бесконечную мозаику из полевых цветов. Это было удивительное место, укрытое от потока времени естественной преградой для всего живого, смеющего проникнуть извне. Здесь цвели растения, которые не менялись миллионы нерестов, с того самого момента, как Первый выковырял их из уха. Струился хрусталь ключевых рек, которые пробивались из самого лона земли, очищенные пластами угля, пахнущие минералами глубинных пещер. В них жили существа, которых весь остальной мир давно заставил вымереть, приставив к горлу кинжал естественного отбора.
Выглядели эти твари неважно.
Эволюция знает, что делает. И если она говорит, что свинорылый рыбожаб должен вымереть, то, видимо, его бесполезность для фауны действительно достигла критического уровня. Животных было множество, и все они выглядели как артефакты из музея спелеологии. Собственно, долина бонков тем и являлась – хосписом для древности, которой не было места ни в настоящем, ни, тем более, в будущем.
Над озерами и запрудами слышалось кряхтение и прерывистые вздохи. Это с трудом переживали очередной день официально вымершие земноводные и рептилии. Вырождающиеся рыбы с трудом дышали кристально-чистой водой и постоянно забывали, как именно нужно делать дело, связанное с продолжением рода.
Больше всего эти генетически-престарелые страдальцы хотели одного – спокойно вымереть и неторопливо превращаться в нефть, как и все их родственники по ту сторону от Гранитного Леса.
За полями начинались папоротниковые джунгли. Без единой тропки, первобытные глухие кущи. Они сотрясались от кашля и трубных звуков, которые у людей, почему-то, прочно ассоциируются с бобовой кашей. В свое время у неискушенного человечества в почете были существа называемые драконами. Те драконы были многометровыми благородными ящерами, с широкими крыльями и коронами из белоснежных рогов. Они могли выдыхать испепеляющее пламя и пробивающий холод, смертельные яды и едкую кислоту. Людям такие фокусы были по душе настолько, что дракон стал главной медиа-фигурой на тысячи нерестов. Массовые легенды, рассчитанные на широкую аудиторию, просто обязаны были упомянуть дракона. А лучше всего расходились те эпосы, а так же баллады, сказания и пьесы, в которых дракон был центральной фигурой. Ящеры общепризнано являлись самой твердой художественной валютой. Творческие мастерские перепробовали все, что могли. Дракон был персонажем злым, добрым, трагичным, комичным и, иногда, даже становился объектом… осуждаемой межвидовой любви. Принцессы – народ искушенный, что тут еще сказать.
После почти целой эпохи нещадной эксплуатации, образ ящера так всем остозмеячил, что от одного упоминания слова на букву Д, людей тянуло расстаться с утренней кашей. Драконов буквально возненавидели и стремились уничтожить все, кто знал, с какой стороны нужно браться за меч. Особенно целое поколение счастливчиков по имени Драконов Драконис Драконьерович.
Несчастные ящеры, перворожденные сверхразумные звери, с трудом понимали, в чем причина такого экстремального отношения к ним. Им казалось, что все дело в золоте, которое самцы накапливали, чтобы привлекать внимание самок. Когда стало действительно жарко и за голову дракона в некоторых провинциях Авторитета давали полкоробки дорогих конфет «Царство», драконы явились в Гигану и сказали, что готовы раздать золото даром, лишь бы их оставили в покое.
После этого широкого жеста, рынок оказался переполнен изделиями из драконьей кожи.
В конце концов выжили только те ящеры, которые предпочли гордость спасению и затаились в долине Бонков.
Здесь. В этих самых непроходимых папоротниковых джунглях. Бурелом трещит под рахитичными лапами. От былого величия осталась одна чешуя. Драконов было мало, кровосмесительные связи довели их род до того, что появилось множество самостоятельных уродцев, которые получили собственные имена. Например, брицератопс или шнегоящер. Самых злобных бонки звали деспотоящерами. Иногда все эти мрачные вымески выбирались из джунглей на поля, и с тоской смотрели в небо, туда, где осталось их славное прошлое. И устало горбились бескрылые спины.
Голубь летел над джунглями, над трубными вздохами и ревом. Над торчащими из озер жующими головами. Впереди теперь был только Торкен.
Торкен.
Третья Цитадель Одинокого мира.
В самом лоне долины, поднявшееся из недр планеты вместе с самим Зрачковым Континентом, выситься легендарное Троегорье. Белоглавые высоты, Сихар, Торальдар и Цот, срослись в голубоватую корону мира. В каждом камушке они берегут Память и Волшебство. От подножий, до пиков, где пасутся стада облаков, камень Троегорья звенит и мерцает, переполненный силой планетарного ядра. В скалитых чертогах обитают существа из кварца и гранита, жующие руды и пьющие ртуть. В отличие от безобидных жителей долины, эти неспокойные булыжники – очень агрессивны. Ночами нередко можно наблюдать фейерверки высвобождающейся магии – это бьются друг о друга каменные лбы.
Но где же сам Торкен?
Голубь, тяжело дыша, боролся с пронзительными ветрами. Он с трудом обогнул Цот и оказался над центром Троегорья. Почти полторы лиги отделяли его от земли. Если б голубь мог понять, что он не в состоянии подняться на такую высоту и выжить, его наверняка хватил бы удар. Но вырастившие его бонки не дали ему шанса разобраться в собственных возможностях. В Одиноком мире вообще маловато птиц, способных взлетать так высоко. В основном потому, что жнецам проще их там поймать.
А внизу тянуться Несущие цепи. Звенья их, каждое не меньше дома в три этажа, давным-давно были серебристыми, отражающими светозверя. Сейчас они, тусклые, заросли лохмотьями мха. Цепей множество, они сидят на вбитых глубоко в скалы крюках. Все Троегорье помогает Торкену оставаться вдали от земли. Цепи десятками спускаются со скал и стремятся к центру, к гигантской полусферической колыбели радиусом в полтора километра. Эта колыбель, выплавленная на заре времен из легчайшего металла, как и Несущие цепи, не знает рук строителей – она полностью порождение коллективной магии бонков. Во всяком случае, так они утверждают.
Это и есть Торкен.
Единственный город и столица Ранней расы.
Голубь пошел на снижение, спиралью срезая путь вниз. Он спускался к куполу грязного стекла, который накрывал колыбель. Купол был разделен на пятиугольные сегменты. Некоторые из них были открыты, в них лезли ветви. Под стеклом теснились разноцветные кроны редчайших деревьев. Кроме раскидистых ветвей видно ничего не было. Чтобы понять как выглядит Торкен, проще всего представить себе оставленную без присмотра теплицу. Надолго оставленную без присмотра теплицу. От этой теплицы расходятся лучи застекленных обсерваторий.
В одной из них голубь увидел одинокого бонка, который стоял у самого стекла, приникнув к нему мохнатым лбом. Резон размышлял о чем-то, глядя вниз, на озеро Слеза, застывшее в центре Троегорья, точно под Торкеном. Прозрачное как воздух до самого дна.
За несколько секунд до того как голубь ударился о стекло, треугольные уши дрогнули.
Голубь смотрел на бонка сверху красными голодными глазками. То правым, то левым. Резон поднял вверх руки и зашипел от натуги. Хвост его вытянулся трубой.
- М-м-м-иии-а-а-а-р-р-р-г! – проурчал он.
Один из сегментов тяжело, раскачиваясь и скрипя, приподнялся. Завыл, врываясь, дикий высотный ветер. Голубя буквально всосало внутрь, и он шлепнулся на помост перед бонком.
Резон подошел к нему и поднял на руки. Птица, тяжело дыша, расправила крылья. Бонк безжалостно встряхнул его. Потом еще раз.
- Ну, давай же, - проворчал он. – Какое?
Голубь сунулся под крыло и вырвал клювом перышко, испещренное крохотными буковками размером с осколки песчинки. Резон забрал перо и выпустил птицу.
- Лети в сад, покормись чем-нибудь, - сказал он.
Захлопали крылья.
Резон поднял перо к глазам. В текст он не вчитывался, разглядывал почерк. Когда Миумун пишет, любой его нервный вздох отражается на почерке. Каждая мысль. Все, что не найдешь в самом послании, легко можно увидеть в неровных петлях, сдавленных буквах, сильном наклоне.
Вот как сейчас, например. Паника писала сообщение вместе с Миумуном.
Трус.
Некомпетентный и слабый. Почти бесполезный. Именно поэтому он сейчас там, а не здесь. Его не жалко потерять. Логика своеобразная, но нет ничего важнее жизни бонка.
Резон без особого уже интереса прочитал послание и кивнул собственным ожиданиям. Ну что ж, Реверанс – все равно что хроническая болезнь. Излечиться нельзя, постоянный дискомфорт, случаются сильные приступы.
Очередной на подходе.
Рядом с резоном остановилось два человека. Почти нагие, только широкие трусы с символикой вида кутарис. На лицах тугие намордники, с них стекает слюна. На плечах хрустальные брусья.
- И что ты об этом думаешь, Резон? – с жирным клокотанием проговорили из точки немногим позади и выше людей.
Перешёл по рандомной ссылке, как обычно, приготовился быстро уйти. Авотxуй. Начало внезапно хорошее. Внезапно много кула. Прямо даже удивился. Не первый раз прозаические юкозы облетаю (это не мерянье линейкой, это так).
Вот до этого абзаца я просто читал, как читал в детстве книжки Желязны - вот как раз до этого:
"Один из этих доблестных сынов высоких голубятен, сейчас вкушал краткий отдых на негостеприимной скале Гранитного Леса. Конечно, это был не совсем обычный голубь, от своих родичей он отличался размерами орла и мощными крыльями, способными коснуться брюха облаков. Но мозги, а, следовательно, и дух, у него были голубиные. Вокруг него простиралась на тысячи лиг бесплодная щетина голых скал. Здесь нечем было прокормиться, и маленький мозг голубя капризно катался внутри черепа."
Вот тут читатель умер, и проснулся критик. Каких "этих", почему "доблестных", и прочие вопросы. Я не знаю, как писать прозу, я просто говорю читательские впечатления. Отсюда я перестал читать. То есть я ещё осилил немного, и...
...вот отсюда начал читать снова: "Все, кроме бравых почтальонов. Как уже упоминалось, у них было много общего с плесенью".
И потом особо не останавливался, проглядывал хоть вскользь, но не критично. А, да - какая блин медиа-фигура? Не отсюда слово же. ***
Короче, круто в целом. Я в отрочестве читал всякой фантастики и фэнтэзи (от совецких бездарей через студентов литинститута до Брэдбери/Желязны/Кука), и я думаю, особ с учётом нонешних воззрений, что прямо не то чтобы на уровне среднем (по ассортименту БиблиоГлобуса), а даже выше. То есть около Перумова. Это охфигенное начало (карьеры) да.
Теперь что мне подумалось. Описаний больше, чем действий. Лирика, пейзажи. То есть голубь сквозь текст движется, но ландшафта больше, чем голубя. Я не знаю, личное это и полезное ли, но я б предпочёл больше вовлечённости и меньше учебника по истории/географии. Конкретно в данном куске. Остальные главы не читал.
Но вы хороши. Вам тут немного кого надо слушать в плане советов коллег. Больше - публику в плане впечатлений.
0
