Моя личная сказка. Глава 1 Степень критики: Сюжет и стиль, объективно
Короткое описание: Когда в привычное, спокойное и размеренное существование врывается странный, непонятный субъект и говорит, что эта жизнь – не твоя, начинается сказка…
1
Я родилась, когда была поставлена точка. Не та, последняя точка, после которой в центре страницы появляется одинокое слово «Конец». Иногда я его ненавидела, искренне считая не чем иным, как издевательством над терзающим душу желанием узнать – что же было дальше? – безраздельно господствующим там, где глаза настойчиво искали продолжение интересного повествования. В иных же случаях ждала его как благословение Господне. Всегда очень тяжело закрыть книгу и больше не открывать, не дочитав до конца. Будто я на самом деле наношу оскорбление, обижаю, обламываю чьи-то надежды, если угодно. Казалось бы, ну кто об этом узнает, кроме меня? А все равно не могла, поэтому читала до конца, с невыносимым зубовным скрежетом продираясь через конгломераты нудного, откровенно бессмысленного набора фраз.
Точкой, после которой я родилась, заканчивалась краткая глава моей жизни.
Я родилась для того, чтобы через четырнадцать страниц умереть страшной смертью, так и не получив имени.
Я родилась, будучи двадцатипятилетней, но прекрасно помнила свое детство и юность. Школу, родителей, друзей, все-все, а также и то, как оказалась в этой комнатке с несколькими зеркалами, столиками с косметикой и разноцветным тряпьем на вешалках. Слегка спертый воздух насыщен запахами пудры и невообразимой смеси множества парфюмерных линий, а также трудовым потом бессчетных обитательниц небольшой гримерки. Я тоже принадлежала к их числу. Мой запах вплетался в эту сложную ароматическую композицию, сценические наряды висели на стойке за дверью, а проведенное здесь время однозначно превышало кратковременные визиты в съемную квартирку.
Однако, по праву считая себя частью этого мира, я все равно держалась особняком. Исполнительница экзотических танцев в элитном столичном клубе – занятие спорное, но только не для того, кто любит танцевать, да и платят неплохо. А еще предпочтительней восторг зрителей, вызванный пластикой моего тела, выделывающего иногда совершенно невозможные вещи под звуки медленной, тягучей мелодии.
Политика клуба в отношении танцовщиц была однозначной – неприкосновенность. И это являлось главной причиной, почему я выбрала для работы именно это место, а также определяло лояльность всех девушек, ведь ни одному другому клубу не удалось переманить нас.
Неприкосновенность. Никто не мог заставить меня сделать что-то, выходящее за рамки выступления. За пределами клуба собери хоть всех, некоторые девушки встречались с посетителями. Но на сцене мы – порочные скромницы – обнажая свои тела, частенько выглядели более целомудренными, нежели некоторые девицы в зале.
Перебирая вешалки с костюмами, задумчиво трогала гладкий атлас, нежный шелк, мягкую кожу… Даже за полчаса до выхода я не всегда знала наверняка, какой наряд предпочту сегодня. Конечно, все зависело от музыки, самого танца, аудитории, которую можно было обозреть из иллюминатора в коридоре. Но большей частью я руководствовалась настроением. Неуловимыми импульсами, нашептывающими на ухо, как изысканно будет мерцать гусарский мундир с гипертрофированными золотыми аксельбантами под вон тем софитом, установленным только вчера. Пальцы задержались на алом шелке, прошлись по витым шнурам отделки. Да… Еще один элемент костюма – черный кожаный кивер – задорно украшенный страусиным пером вместо традиционного белого султана. Будет неплохо. К нему подойдет вот эта черная маска на красной шелковой подкладке. Да, я не упомянула об этом, маска на лице – основной элемент любого образа.
Даже больше – из клуба я выходила, переодевшись в спортивный костюм, спрятав подбородок в высоком вороте олимпийки, а глаза за большими темными стеклами. Вокруг этой причуды ходили забавные слухи, иногда мы с девчонками смеялись до икоты, услышав, что на самом деле я дочь известного политика, актера, а то и вообще потомок императорской семьи, тайно вернувшийся на родину. Ребята из охраны изощрялись в прозвищах: то Ваше Высочество, то миледи, а официантки все пытались выведать, зачем я это делаю. «Без комментариев!!!» - вот что они получали в ответ. Девушка имеет право на любую прихоть, если она не вредит ей и окружающим, а уж этот каприз выглядел гораздо безобидней многих привычек.
Как всегда, на сцене я становилась порочной. Будто что-то щелкало в голове, и там открывалась тайная дверь, откуда и лезли все эти невыразимо чувственные движения, в обычной жизни мне не присущие. Я совершенно случайно узнала об этой особенности. Просто однажды услышала прекрасную медленную музыку, под которую захотелось двигаться именно так, вот я и… Ладно, никто этого не видел. То, что вытворяла тринадцатилетняя девчонка в линялом спортивном костюме, это, я вам скажу, зрелище не для слабонервных.
А прожектор и правда классный, под его лучами алый шелк блистал, будто обсыпанный алмазной крошкой, сопровождая каждое чувственное, насыщенное невероятной негой и эротизмом движение взрывами искр. Этим вечером только одно выступление, потому что будут работать еще приглашенные исполнители. Обычно в такие дни я сижу и жду остальных, чтобы смешаться со стайкой выходящих из задней двери девушек. Можно посмотреть телевизор, тут удобный диван, из бара принесут любой напиток – нас с девочками обожал весь персонал. Тут же почувствовала горьковатый вкус грейпфрутового сока, даже язык защипало, но… нет, нет, не сегодня. У меня встреча. Очень важная. Поэтому придется уйти пораньше.
Я заканчивала снимать сценический макияж, когда из-за ширмы кто-то вышел. Если непонятно, я уточню – из-за ширмы в японском стиле, три створки, обтянутые белой тканью с изображением священной горы Фудзиямы, отгораживающей место, за которым мы могли уединиться, если вдруг приспичит переодеть белье или выщипнуть темный волосок с подбородка. Она стояла у дальней стенки, куда нельзя было пройти незаметно для присутствующих. Тем более, минут пять назад я заглядывала туда, когда искала ватные диски. Уверяю, там никого не было.
Ну вот, видение из разряда галлюцинаций. Зажмурившись, я потрясла головой, а когда открыла глаза, в гримерке никого не было. Схватив с тумбочки огромный баллон с лаком для волос, я осторожно подкралась к ширме и резко заглянула, замахиваясь своим орудием. Никого. Действительно, глюк.
Вернувшись на место, посидела, задумавшись, потом качнула головой и встряхнулась. Все точно, показалось. Но осадок остался, я торопливо провела по губам бальзамом – сохнут, заразы – и, подхватив сумку, направилась было на выход. И застыла.
Около двери, загораживая путь к спасительному выходу, стоял маньячного вида дядечка в сером измятом плаще и потерявшей форму неопределенного цвета шляпе, поля которой волнообразно изгибались, как если бы ее прокрутили в стиральной машине не меньше десяти полных циклов на самых высоких оборотах. Росточка дядечка был небольшого, не очень стройный, но и не толстый, и лицо такое невыразительное, по крайней мере, та его часть, что виднелась из-под полей шляпы. Оно, лицо это, улыбалось мне какой-то отвлеченной улыбкой, утонувшие в добродушных складочках глазки безмятежно и благостно обозревали неприбранное помещение и застывшую мраморной статуей меня.
Шаг назад. Еще один, поменьше. Надо как-то его отвлечь, может, протяну время до прихода девчонок из кордебалета, с которыми делила сегодня гримерку. Поэтому ляпнула первое пришедшее в голову.
- Э-э-э-э… вам нужен автограф?
Дядечка залился неожиданно приятным смехом.
- Да, в принципе, нет. Я просто хотел посмотреть… Ну, и что прикажешь теперь с тобой делать?
- Да ничего не надо! – осторожно, будто боялась колебаниями воздуха уничтожить некое эфемерное произведение искусства, ответила я. – Что-нибудь сама придумаю.
- Сомневаюсь, - он склонил голову к плечу и задумчиво пробормотал, - очень жаль. Ну, как бы то ни было…
Он тихо, сожалеюще вздохнул, потом развернулся и открыл дверь.
Бред какой-то! Это что вообще было такое? Да зачем он заходил сюда, этот чудик? Псих, наверное. Но ведь зачем-то…
Я ненавидела неразгаданные загадки. Они не передать как сильно беспокоили меня, зудели, свербели в голове, постоянно маяча на периферии сознания, постепенно завоевывая новые рубежи, пока полностью не затмевали все мысли, сгоняя их на свое прежнее место.
Это было непередаваемо нудное тревожное состояние, лихорадочные попытки выудить что-то более-менее похожее на правильный ответ оттуда, где его просто не могло быть. В эти моменты я не могла думать ни о чем другом.
И сейчас, подгоняемая только необходимостью предвосхитить безостановочный поиск несуществующего ответа, противиться которому была уже не в состоянии, я ринулась вперед и схватила дядьку за полу плаща. Совсем ополоумела! Останавливаю непонятного типа, тогда как должна немедленно выставить его за дверь, закрыть ее и забаррикадировать всеми имеющимися под рукой предметами. Но эта мысль долго не прожила. Вместо этого…
Исчезло все. И одновременно все было вокруг. Я видела каждый миг моей жизни даже те, которые по идее помнить не должна, что-то из раннего детства, они кружились вокруг в строгой последовательности, возникая ниоткуда, все быстрее и быстрее. Но чем большую скорость они набирали, тем становились отчетливей. Вот я снимаю макияж в гримерке, именно сегодня, потому что до мелочей повторялось каждое действие, проделанное всего пару минут назад. Только не было никакого дядьки. Провела бальзамом по губам, надела черную бейсболку, подхватила сумку и вышла за дверь, перед которой никто не стоял. Длинный пустой коридор вывел на кухню. Кивнула охраннику. Да, сегодня там дежурил Стас. Привычно прошла мимо холодильников, еще один коридор и дверь, выпустившая меня на тихую темную улочку.
Прохладно. Легкое облачко пара, хорошо заметное в свете яркой лампочки над дверью черного хода, вырвалось изо рта, когда я порывисто выдохнула, поежившись от пробравшегося под олимпийку ветерка. Оглядевшись, поежилась еще раз, только уже не от холода: снова, как былинный богатырь, оказалась перед выбором – долго, но безопасно, или быстро, но с большой вероятностью потерять кошелек/честь/жизнь. Тяжело вздохнув и поправив ручку сумки на плече, нерешительно повернула в более темную сторону, освещенную всего-то парой фонарей, выбрав короткий путь до метро. Проходя мимо сложенных штабелем деревянных ящиков, я не заметила выскользнувшей из-за них тени. Вернее, не заметила та, идущая по улице. А вот я… настоящая я, которая наблюдала за этой сценой со стороны, очень даже заметила. И замерла, охваченная нехорошим предчувствием. Как-то не к добру вспомнилась мысль о чести и кошельке, хотя это были меньшие из зол, бояться следовало именно за жизнь. Очень уж зловеще выглядела крадущаяся между ящиками и забором из рабицы тень.
Я на улице насторожилась слишком поздно. Обернувшись, увидела только темную фигуру и блеснувший в тусклом свете далекого фонаря нож. Сильный удар в грудь опрокинул на спину, глухие стены и пятна света взметнулись над головой и ринулись куда-то вниз. Дыхание перехватило, но не это вызвало острый приступ паники – нож, холодное мерцание которого уже затмило собой все остальное. Вот его-то я запомнила очень даже хорошо: широкое гладкое лезвие, зловещего вида желобок, зубцы около хищно изогнутого острия. Он опустился к шее, и я почувствовала холодное прикосновение к горлу, ледяные молнии пронзили живот, а по рукам пробежалась стайка шустрых мурашек. Причем, у обеих… ну, меня, как бы странно это не звучало. А потом стало нечем дышать. Я всхлипнула и кашлянула, что-то захлюпало, забулькало, резко кольнуло в груди, а две светящиеся точки медленно тускнели, пока темнота не стала абсолютной и… все, я снова существовала в единственном экземпляре и наблюдала со стороны, как темная тень удаляется от лежащей на мокром асфальте сломанной фигурки.
Эта страшная тускнеющая картинка быстро подлетела к еще одной, где я открываю глаза, крайне недовольная вмешательством в личное пространство чьей-то руки, которая с силой сжала мои щиколотки, предварительно вытащив из уютного теплого местечка в пропитанное светом огромное пространство. Делаю глубокий вздох и начинаю орать благим матом, испуганная светом и холодом, а вереница картинок, крепко сцепившихся друг с другом, закружилась вокруг широким хороводом. Да, уж, понятно без всякого уточнения: это начало моей жизни, и, по всей видимости, ее конец. Мысль ввергла в панику – как, сегодня?! Уже сегодня? Но… у меня много дел, эта, как ее?... встреча… с кем, когда, по какому поводу? А вот здесь провал, ничего не помню.
И тут все кончилось. Меня грубо оттолкнули. Не удержавшись, отлетела к вешалке и запуталась в висящих на ней костюмах.
- Черт тебя подери, ты какого рожна в меня вцепилась? – громко орал срывающийся от ярости голос. – Ты что себе позволяешь, закорючка! Хоть представляешь, что наделала? Да ты… что теперь делать-то? Что мне с тобой делать?
Чьи-то цепкие и не очень нежные пальцы крепко схватили за руку и выдернули из разноцветного тряпья. Я вылетела из затхлого капкана, так и не обретя равновесия, потому что грубая рука сразу оттолкнула куда-то в сторону. Совершив несколько вальсирующих шагов, больше напоминающих потуги пьяной коровы изобразить тройной аксель всеми четырьмя ногами, я неуклюже завалилась на кстати подвернувшийся диван. И сразу же отшатнулась от внезапно выросшего напротив лица визитера, уже не такого безмятежного. Оно пылало от гнева и время от времени покрывалось непонятной рябью, изменявшей черты, не критически, но заметно. Будто дядька был одержим раздесятерением личности, и все жившие в нем особы пытались вырваться наружу одновременно. Некоторые из них были чудовищны, точно знаю, таких существ не бывает. Я плотно прижалась к спинке дивана, стараясь оказаться как можно дальше от припадочного, а дядька все орал, как старшина на новобранца, плюнувшего на его вычищенный сапог. Мне было все равно. Это какой-то обман, сложная галлюцинация, навеянная этим маньяком, но в ней не было никакого смысла.
Будто в забытьи я махнула рукой в сторону дядьки, спасая собственные уши, непрестанно подвергавшиеся потокам отборной брани, причем на трех, как минимум, языках. И он, как ни странно, заткнулся. В наступившей тишине слышалось только мое тяжелое дыхание. Никак не могу прийти в себя после того ужасного эпизода, который пережила во всех подробностях, несмотря на то, что не покидала гримерку – удушье было чудовищно реальным, каждая потерянная капля крови, каждое биение замолкающего сердца были скрупулезно сочтены и навечно вписаны в гроссбух памяти. Теперь я знаю, что чувствуешь перед смертью – глубокое искреннее удивление. Что, уже? Что-то больно быстро… Никто никогда по-настоящему не готов к ней, даже те, кто полагают иначе. Она всегда приходит внезапно, неожиданно, нежданно. И неотвратимо.
Но что же произошло со мной? Может, этот крендель экстрасенс и открыл мне будущее? Даже если и так, чего тогда разоряется? Я его не приглашала, за язык не тянула… только за пальто. И просижу тут теперь как минимум год, шагу не ступлю за порог, что б уж наверняка!
Украдкой скосила глаза на унявшегося посетителя. Он вроде успокоился и находился теперь в глубокой задумчивости. Бродил перед диваном туда-сюда, покусывая кончик большого пальца. Потом резко вскинул ладонь в жесте непонимания, задрал брови и покачал головой.
- Я вот даже не представляю себе, что теперь делать! Как все вернуть обратно? Ты ведь теперь туда не пойдешь? – я решительно покачала головой. – И что?! Целый год насмарку! Хотя, конечно, не фонтан, но все же, все же. Самому тебя прирезать? Ну, это не выход. Да и не могу я. Сам виноват, идиот! Любопытство заело! Осторожность потерял! А ведь в прошлый раз поклялся, что ни-ни! И опять такой косяк!
Он заскулил, сгреб ладонью лицо и засновал еще быстрее. Причитания страдальца умиляли и поражали туманным смыслом: он что, реально считает, что мне нужно обязательно помереть, чтобы не пропал даром какой-то труд? Чей труд-то?
- Писательский, дорогая моя, писательский!
Я и не заметила, что рассуждаю о наболевшем вслух.
- Более того, под угрозой сама репутация писателя, дальнейшее творчество, будущее в литературном мире, я даже скажу больше, его жизнь. То есть ее.
- И во всем этом, что, я виновата?
Он снова гневно глянул на меня, подышал немного, расширив ноздри, потом вдруг успокоился.
- Да нет, это я так, пары выпускал. Виноват во всем я один, и самое главное, не первый уже раз. Постоянно у меня такие срывы. Нет, конечно, я не специально! – сказано с нажимом, будто мужичок оправдывался передо мной. – А все любопытство, будь оно проклято. Оно точно меня погубит. Но самое главное, после того раза, когда я подвел такого мастера, железно пообещал себе, что все, больше никогда, и снова такой прокол…
Он тихонько завыл.
Я посидела немного, уставившись в пол, потом легонько вздохнула и решилась.
- А можно задать вопрос? Если уж что-то там сорвалось и уже нельзя повернуть все вспять, что это все значит, и… во-первых, кто вы такой?
- Я-то? – он скосил на меня глаза, еле поблескивающие под полями винтажной шляпы. – Зови меня Переплетчик. А вот по поводу остального, тут посложнее. Скажи, ты представляешь себе, сколько в мире книг?
Я больше удивилась необычному прозвищу, чем вопросу.
- Много?
- Ты даже не представляешь, насколько!
- Ну, кое-что могу себе представить, - я насмешливо смотрела на него, - я люблю читать.
- Да знаю я! Но, детка, ты даже не догадываешься, сколько их на самом деле! Я имею в виду все, когда-либо написанное, изданное или лежащее в ящике, размещенное в интернете, начатое, но так и не законченное, абсолютно все. ОЧЕНЬ МНОГО! И в каждой книге уйма персонажей, разные сюжеты, события, чего только нет. И пишут их обычные вроде люди, но не все так просто. Гениев, способных без помощи и поддержки создать произведение, крайне мало. Другим требуется помощь. Иногда достаточно намека, легкого толчка, мимолетного касания. Тогда у нас мало работы, сплошная синекура. Но бывают случаи посложнее. Как говорится, тяжелые роды. Вот тогда-то мы крутимся как заведенные. А иначе нельзя.
- Да кто вы-то? Помощники, секретари?
- Вовсе нет. Их музы.
- Вы – муза? – вроде, он мужчина? – Это та, которая покровительница искусств?
Я иронично обозревала «музу». Мягко говоря, не больно он тянул на обитательницу Олимпа. В лучшем случае – на немолодого сатира, и я даже начала приглядываться к его ногам – не смотрят ли коленки назад?
- Ну, типа того. Ты ведь слышала, что когда создается литературный шедевр, к писателю или поэту приходит муза?
- Так это образное же выражение! Не думаю, что на плече у них сидит крошка в белой хламиде, нежно шепчущая на ушко слова очередной нетленки.
- На плече действительно, никто не сидит. Мы сидим в… другом месте. И хламиды теперь никто не носит, из-под низу так задувает – все себе застудишь!
Я снова отклонилась назад, как можно дальше. Этот дядя нес такой бред, что и слушать противно. И начала тревожно поглядывать на дверь, ведь номер явно давно кончился, где же девчонки? Им надо переодеваться. Время ближе к полуночи, все сроки уже прошли. И еще – не доносилось ни одного звука, ни музыки, ни голосов. Обычно хоть что-то слышно, правда, слабо, но уловимо, даже при закрытой двери. А еще шорох шагов по коридору, отголоски разговоров, другие звуки, возникающие там, где собирается много людей. Это же клуб, настоящий муравейник. Ничего, признала я удивленно, полная тишина. Переплетчик усмехнулся и покачал головой.
- Сюда никто не войдет. Мы давно уже и не в клубе.
- А где же мы, по-вашему? – эта ситуация нравилась все меньше, но нельзя расстраивать тронутого.
Еще покусает. С ним надо поаккуратнее, главное, со всем соглашаться.
- Ты не поймешь ничего, пока, во всяком случае.
- Вроде, не дурней других, – говорить, говорить, поддерживать разговор.
- А вот тут ты права. И даже многих других. Это-то меня и привлекло, заинтересовался, почему она тебя лучше всех проработала, гораздо лучше остальных, вместе взятых. Вот и вляпался!
Он поморщился. Потом походил по комнатке, оглядывая ее, повздыхал, что-то бормотал под нос. Я расслышала что-то вроде: «Ну, могло быть и хуже». В своем мятом плаще и надвинутой на лоб шляпе выглядел он довольно забавно, этаким комическим персонажем. Но тут меня перестал интересовать его внешний вид, а тем более, болтовня. Путь к двери теперь открыт, нельзя не воспользоваться этим. Ринувшись вперед, я в два прыжка (комнатка и правда маленькая) оказалась у двери и, рванув за ручку, распахнула ее.
Хорошо, что от рывка тело качнуло назад, и перед тем, как перепрыгнуть порог, я успела посмотреть вперед. Хорошо, что у этого психа была мгновенная реакция, и он рванул меня внутрь, пока нога в белой кроссовке не пересекла линию, за которой кончался порожек, и начиналось… что? Хорошо, что, когда это начало с силой всасывать все, что находилось в комнате, двинулся и тяжелый шкафчик, стоявший за дверью, который и захлопнул ее с такой силой и грохотом, что вполне мог расколоть в щепки. Хорошо, что от рывка упомянутого уже психа я пролетела назад и врезалась головой в стену. Хорошо, что моментально отрубилась.
Очнулась на диване в гримерке и обнаружила над собой знакомое невыразительное лицо. Ничего не кончилось. Я со стоном прикрыла глаза, но в следующую минуту подскочила, как на пружинах и в ужасе уставилась на дверь. Она была закрыта. Обессилено откинувшись на мягкий подлокотник, глубоко вздохнула. Немыслимо. Этого не может быть, особенно со мной. Предыдущего беглого взгляда было достаточно для того, чтобы охватить картину полностью. Все вещи, стоящие на полу или лежащие не прибитыми, совершенно определенно сдвинулись в сторону двери. Что-то и правда вытягивало их наружу. Я провела рукой по лицу и посмотрела на Переплетчика.
- Мы что, в открытом космосе?
- Сразу видно, каким жанром ты увлекаешься больше всего.
- Больше всего? Допускается, что я увлекаюсь разными жанрами?
- Конечно! Я знаю, что больше всего ты любишь фантастику и фэнтези, читаешь немного из классики, в детстве взахлеб проглатывала приключения и детективы. Что ты вообще любишь хорошо написанные книги и неважно, в каком они жанре, не можешь оторваться от понравившегося романа и читаешь запоем до утра, даже если рано вставать и бывали случаи, когда ты закрывала книгу в семь утра и начинала собираться в школу. Сказать, кто твой любимый писатель?
- Не надо, – прошептала я.
Откуда он знает? Я никогда не скрывала, но такие подробности… Обычно они известны очень близкому человеку. Или тому, кто следит и вызнает. Понятно теперь, как он тут оказался. Я испытывающе смотрела на дядьку.
- А вы вообще когда-нибудь шляпу снимаете? Воспитанные мужчины в помещении находятся без головного убора.
- Боюсь, не понравится тебе, если сниму шляпу. И кто сказал, что я воспитанный?
Он замолчал и оглянулся на дверь. Я ничего не услышала, но воодушевилась. Наверняка, сюда идет кто-нибудь из охраны. Точно, девчонки услышали, что кто-то со мной говорит, и позвали Стаса. Ну, сейчас этот маньяк огребет! По полной программе. И я еще добавлю. Чтоб больше не следил, не подсматривал.
Но никто не вошел в мою темницу, не освободил из плена прекрасную принцессу. Однако Переплетчик подскочил к двери, прислушался. Очкует, сволочь! Ну что ему надо?
- Так, ладно, рассиживаться некогда! Надо определяться, что с тобой делать.
Он подошел к дивану и нагнулся, уперев руки в спинку около моих плеч, пригвоздив к месту. Я вдавилась как можно глубже, стараясь отодвинуться от тяжелого взгляда, но все равно подняла глаза. И увидела то, что раньше не замечала – его глаза, скрытые полями шляпы. У Переплетчика были крестообразные зрачки. Серые радужки – и перекрестье прицела. Линзы? Да кому придет такое в голову? Тем более такому… чмошнику. Вот тут-то я испугалась по-настоящему. Даже дышать забыла. Отчего стала задыхаться и кашлять, крупно задрожала, вспомнив недавние ощущения. Настоящая паника жестким ошейником сдавила горло, и эти глаза… они давили, как низкое свинцовое небо, вызывая жесточайший приступ клаустрофобии.
Он отодвинулся, убрал руки, подождал, когда я приду в себя и выдал:
- Ты родилась, когда она поставила последнюю точку в пятой главе. Ты появляешься на десятой странице, а на двадцать третьей тебя уже зарезал маньяк. Вторая жертва. Первая заняла всего полторы страницы вместе с подробно описанной сценой умерщвления. Ты упоминаешься на четырнадцати. Умирала два абзаца. Почему она так подробно описала твое прошлое? Почему ярко обрисовала характер, гораздо ярче, чем у всех главных персонажей, вместе взятых? Почему ты умерла быстрее всех и не так мучительно? Вот что заинтересовало меня, ну а потом этот дурацкий импульс, ты схватилась за мой плащ и вытолкнула себя, и эту комнатку на поля, тем самым вычеркнув из книги. Но здесь нельзя долго находиться, поэтому надо определить твою дальнейшую судьбу, раз уж ваше величество не привлекла перспектива пасть второй жертвой маньяка.
Вот это чертов бред! Я зажала руками уши и мотала головой. Не хотела слышать ни одного слова и вопила во все горло:
- Заткнись, заткнись, я сказала! Заткни свою поганую пасть и оставь меня в покое! Я сейчас выйду отсюда и пойду домой, и никакие гипнотизерские штучки меня не проведут!
Для убедительности замахала руками и ногами, как взбесившийся паук всеми конечностями и завизжала.
Переплетчик ждал, когда я успокоюсь. Он скрестил руки на груди, потом начал изучать свои ногти, подышал на них и потер об рукав плаща. В общем, демонстрировал полное равнодушие к моей истерике. Когда я начала уставать, он спокойно спросил:
- Как тебя зовут?
Я заткнулась от идиотского вопроса. Что за глупости, при чем тут это? И вдруг замерла. Обычно люди, когда их просят представиться, начинают сразу произносить свое имя. Им не нужно его вспоминать, ну, за исключением особых обстоятельств, имя с рождения впечатано в память. Но у меня подобных обстоятельств не было, я вменяема (наверное), с памятью все в порядке, маразма еще нет. Но я ничего не видела. Никакого имени не было. Знаю, это невозможно, но все так и есть. Я судорожно шлепала губами, пытаясь что-то произнести, а он продолжал безжалостно кромсать убийственными вопросами:
- Как зовут твоих родителей? Чем они занимаются? Как называется этот клуб? Какой это город? Достаточно? Или продолжить экзамен? По-моему, ты его уже завалила.
Я всхлипывала, приложив к губам кулак. Этого просто не может быть! Я все это знаю, просто…
- Ты что-то сделал со мной, с моими мозгами! Я не могу этого не помнить, не могу!
Он снова приблизился и я в ужасе отпрянула. Но ничего угрожающего в этом движении не было, а смотрел он и искренним сожалением.
- Скажи мне, как ты можешь это помнить, если никогда и не знала?
Я продолжала мотать головой, отрицая его доводы.
- Как бы то ни было, это правда. Ты уже не можешь вернуться обратно, но и куда тебя пристроить, не знаю. Хотя…
Он оценивающе на меня посмотрел:
- Такая проработка… Она могла задумать что-то другое, но не утерпела и всунула в этот детективчик. А это мысль. Надо подвигнуть ее на что-то более интересное. И тебе близкое. Но простым персонажем ты не будешь. Ты будешь главной героиней. Да, я уже вижу… почти… Тебе должно понравиться. Обязательно понравится.
Я все слышала, но не реагировала. Не могла даже пошевелиться. Он немного подождал и вздохнул:
- Да-а-а-а, похоже, совсем плохо с тобой!
Он покачал головой.
Я вдруг разозлилась. Это со мной-то плохо? Разве я несу тут бред про то, что являюсь персонажем книги и меня должны были заколбасить через пятнадцать минут после появления? Или я… Стоп, стоп! А то видение, когда я схватилась за его чертов плащ? Там блестел нож, хлюпала кровь. Гипноз? Галлюцинация? А та серовато-жемчужная субстанция, мерцающая за дверью гримерки и пытавшаяся вытянуть нас и все предметы из комнаты? А эти его чертовы зрачки?!
Увидев, что я немного пришла в себя от злости, Переплетчик торопливо спросил:
- Хочешь узнать, кто она? Ее зовут Лусиана Обильная. Псевдоним, конечно, но кто бы читал любовные романы Люськи Закоркиной? Но это все фигня. Для любовных у нее есть недоразумение по имени Миота. Слезливое ничтожество, помню, все за головы хватались, представляя, что выйдет из-под пера ее подопечного. Но делать нечего, все-таки муза. Никто ничего особенного и не ждал. Но она теперь замахнулась на триллеры, и Миота уже второй месяц в истерике. А без музы у Обильной дела не идут вообще, ну, ты в курсе. Поэтому меня припахали. Заметив тебя, насторожился немного. Ну откуда у бесталанной Люськи такой всплеск? Уж не помог ли кто со стороны? Вот и хотел выяснить.
- Выяснил?
- Не-а! Но постараюсь. Ну что, решилась? Давай быстрее, на полях долго нельзя, а то потеряешься.
- А ты нет?
- Я-то? Да как же я потеряюсь? Захочу – не смогу!
Я подумала.
- А давай! Хотя бы для того, чтобы опровергнуть всю эту чушь.
- Ладно, может, и увидимся еще. Да что я, наверняка увидимся, слишком уж ты... ладно, пока-пока!
Я все еще изумленно лупила глаза, когда он шагнул к двери, открыл ее и выскользнул наружу. Снова кинулась за ним, но в этот раз ухватиться не успела. Поэтому взялась за ручку только что закрывшейся двери и рванула ее на себя. В лицо ударил густой травяной запах свежевысушенного сена. (Продолжение следует)
Я аж зачиталась. В начале было непонятно, но интересно узнать, что происходит. Сюжет понравился, а потому есть желание читать дальше, думаю в любой истории это важно. Нечто подобное читаю впервые. Надеюсь дальнейшее развитие событий будет таким же интересным
Очень понравился отрывок! Оставил приятное впечатление и желание прочитать всю книгу. Единственное, что я бы поменяла,это самое начало.Дочитав до конца, я его перечитала и всё равно не смогла понять цели его написания. Создать интригу? Но она не создаётся, а путает читателя. Можно начать с "Я родилась, будучи двадцатипятилетней, но прекрасно помнила свое детство и юность" и там добавить про 14 страниц. На мой взгляд, будет логичнее. Удачи!
Написано интересно! Особенно мне понравились описания одежды, я не умею так её описывать. Смысл истории не новый, но интересный! Ведь каждый пишет по-своему! Буду ждать продолжение))
Итак... Сюжет: читать довольно-таки интересно, и чувствами к героине проникаешься, и конфликт чувствуешь, и задаешься вопросом «а что же будет дальше?»... Сразу, конечно, чувствуется, что роман женский. Не знаю, что будет в последующих главах, но первая глава интерес у шестнадцати-восемнадцатилетних девушек подобьет точно. Для мужского населения не хватает... экшена, что ли. Стиль: приятный и для глаза, и для языка, и для уха. Полуразговорный-полулитературный. Думаю, молодежная аудитория обеспечена. Есть пару троек пунктуационных ошибок, но тыкать в них пальцем не буду, так как автор в степени критики запретила. Единственное, что по стилю изложения минус: блеклость. Знаете, читаешь какого-нибудь автора и составляешь в голове пеструю палитру, а у вас она состоит из одного цвета. Серо-голубого такого. Это я абстрактно все... Текст, он такой ровный, а хотелось хотя бы несколько царапин. В итоге: если сравнивать с кинематографом, то напоминает «Страшно красив». Не знаю, почему, но напоминает. А если с литературой, то «Т» Пелевина. Там тоже Граф Т. был персонажем книги, а в конце все перевернулось вверх тормашками. Только у Пелевина присутствует некий... эм... интеллектуальный арт-хаус, назову его так. Но а вообще, в вашей работе привязаться не к чему. Будь я «опытным», тоже бы в рейтинг добавил. Спасибо.
Идея, сразу скажу, не нова. Но и не успела обтрепаться среди многочисленных начинающих и не очень авторов. Стиль приятный, умеренный, описания присутствуют, но в меру, не успевая надоедать обилием. Больше всего порадовал сюжет. Читается не натужно, интригует, заставляет любопытствовать: что же будет дальше.
Хорошее впечатление. Нетривиально. Делать замечаний по мелочам не буду ( и без меня есть кому) а оценивать сюжет и образы героев пока рановато. Подозреваю что ГГ станет творцом своей судьбы... Интересно какое "направление" она для себя выберет. Возьму на себя смелость добавить в рейтинг, для "начинающих" завязка написана неплохо. Если где-о в сети роман лежит целиком(например на СИ) могу прочесть и отписаться. Крупные работы у нас сложно выкладывать.
Огромное спасибо за оперативность! Благодарю за комментарий! По поводу СИ - да, я там есть, полностью выложила свой первый роман (не этот), но - о, УЖАС! - наивная, слишком поздно узнала, что там воруют рукописи, а я планирую его издать. Спешно разослала по издательствам, выйдет чего, не знаю. Тут можно дать ссылку на СИ?
0
