И шестеренки были целы, и механизм исправен, но в полночь городские куранты пробили ровно двести шестнадцать раз. Лампы на всех уличных фонарях заменили еще месяц назад, но свет этой ночью непрерывно гас и вновь зажигался, а с двести шестнадцатым ударом бледно-золотые потоки света зазмеились, устремились по спирали к одним им известной цели. Лучи сошлись в одной точке на главной площади. Все затихло, даже пойманное проблесками облако пыли замерло в атмосфере. Застыл на месте и одинокий силуэт случайного прохожего. Асфальт на месте пересечения лучей вздулся – сначала небольшим, почти незаметным бугорком. Потом чрево земли исторгло больше жара, и площадное покрытие буквально закипело. Густая черная жижа бурлила, выстреливая в студеный ночной воздух клубами зловонного пара. Скользкие щупальца с хлюпающим звуком вырвались из эпицентра кипения и присосались к холодному щебню. Если бы звуки можно было осязать, повисший над площадью монотонный металлический гул попросту раздавил бы насмерть бедолагу прохожего, все еще неподвижно стоящего на месте. На мгновение – тишина... И ночь взорвалась оглушительным, нечеловеческим хохотом, гремевшим как тысяча чугунных цепей:
- Все теперь изменится! Все теперь будет по-моему!
Ему ответил обычный человеческий голос. Звонкий, высокий, странно неуместный на сошедшей с ума площади:
- Фу, как банально и пафосно! Еще скажи, что весь мир теперь у твоих ног будет!
На одно из скребущих шипящий асфальт щупалец с силой опустился женский сапог на низком каблуке. Надавил, повертелся. Ветер взметнул полы длинного черного плаща. В пульсирующем свете фонарей сверкнуло причудливо изогнутое лезвие.
Нечто в ярости прогремело:
- На этот раз ты так легко не отделаешься, Ба-Гхалель!
- В гробу я тебя видала или, в крайнем случае, на японской кухне, кальмар-переросток! – сказала Ба-Гхалель и взмахнула мечом. На месте каждого отрубленного щупальца вырастало одиннадцать новых; извиваясь, они тянулись к меченосице, пытались схватить, опутать и утащить в клокочущее нутро. Но Ба-Гхалель без труда уворачивалась от них, перепрыгивала играючи, выскальзывала из тисков. Снова и снова свистела в воздухе обоюдоострая стальная спираль... Задыхаясь, девушка пробивала себе дорогу к центру бешеного гигантского клубка щупалец.
- Ты просто смешна! – проревело нечто. Ба-Гхалель поморщилась – ушам стало больно. – Тебе и твоей грязной булавке ничего не изменить!.. Я все равно ЗОХАВАЮ ВСЁ!!!
Несмотря на усталость, скептическая улыбка скользнула по лицу девушки. Она собрала последние силы, хорошенько размахнулась и вонзила меч в самый центр клубка. В тяжело колыхающуюся сферу, что переливалась всеми цветами радуги подобно бензиновым разводам на мокром асфальте. Сухой треск. Сноп искр ударил ввысь и осыпался огненным дождем. Щурясь, Ба-Гхалель силилась разглядеть хоть что-то сквозь грязную завесу дыма. Девушка стояла посреди груды толстых проводов и оплавленных металлических обломков. Присев на корточки, она приложила ладонь к земле. Асфальт ровный и холодный, будто ничего никогда и не было. Фонари-астеники вновь смотрели в одну точку, себе под ноги. Каждый – собственным сияющим глазом. Ба-Гхалель прикрыла темные глаза и презрительно фыркнула:
- «Зохаваю», как же...
Девушка поставила меч острием вниз и приложила рукоять к виску, прошептав:
- Спасибо, Пеот-Штопор.
И меч моментально уменьшился в размерах, сталь смягчилась и рассыпалась на черные, как смоль, волокна. Так грозное оружие вновь стало лишь курчавой прядью на виске Ба-Гхалели.
Меченосица вытянула правую руку, уронив на землю тонкую длинную тень, и несколько раз быстро ударила кончиками пальцев по пустому пространству под локтем. Тень задрожала, раздался высокий дребезжащий звон.
- Да отразит и перевернет сетчатка ока моего тебя, Аа-Рмоо-Шиах! – сорвалось с пересохших от волнения губ.
- Я здесь, - ответил мужской голос из-за ее спины. Нахмурившись, Ба-Гхалель обернулась:
- Быстр ты, да не тогда, когда надо...
- Я никуда и не уходил. Я все время был рядом. Следил. Но ты и сама отлично справилась. – Аа-Рмоо-Шиах склонился над все еще искрящимися проводами. Оранжевые огоньки мигали с неуловимой скоростью. Мужчина неизвестно чему рассмеялся. – Вот оно, значит, как устроено...
- Дешевка, - сердито бросила Ба-Гхалель, поджав губы.
- Чудо техники, - возразил мужчина, рукой в перчатке погладив оголенные пучки медной проволоки. – Таких реалистичных оптических эффектов мне еще наблюдать не приходилось.
- По сравнению с тем, за что они эту поделку пытались выдать – дешевка. Плод простуженной фантазии орийских программистов. Кто еще вечно изображает Ктулху – да не предастся забвению его грозное имя во веки веков – в виде осьминога? Кто еще приписывает ему всякие идиотские фразочки? «Зохаваю», ты это слышал? «Зохаваю»!
- Бойцы Ория Белого особым умом никогда не отличались. Зато упорства и однобокости – хоть отбавляй. – Аа-Рмоо-Шиах поднял взгляд своих больших черных глаз на меченосицу. – Пойдем, Ба-Гхалель. Пойдем со мной. Электронным хламом займется Нгламмон-Цион. Ему как алхимику ничего не стоит за миг превратить в пар эту кучу металлолома.
Ба-Гхалель хотела возразить, но вытянувшийся из-под левой лопатки мужчины блестящий черный тентакль нежно и игриво провел по ее щеке. Этим нехитрым намеком он дал девушке понять, почему хочет увести ее с площади прямо сейчас.

* * *

Вселенная неоднородна – она слоиста. Ба-Гхалель всегда знала это. Даже у простейшего Мира Земли число слоев бесконечно. У каждой мельчайшей доли секунды – от сотворения Земли до абстрактного будущего – есть свой слой. Слои существуют параллельно, ни в чем не имея точек соприкосновения. Жители разных слоев и не подозревают о существовании друг друга. В Мире Земли жизнь не стоит на месте. У каждой цивилизации свой путь развития. Свои календари... Но был один слой, где времени отродясь не существовало.
Этот слой ей показал Аа-Рмоо-Шиах. Жыды, бойцы ордена ЖОГ умели запросто переходить из одного слоя в другой. Их вечные враги – орийцы – в последнее время добились таких же способностей с помощью техники. Но конкретно сюда до Аа-Рмоо-Шиаха ничья нога еще не ступала. Этот слой – один из самых примитивных, но Ба-Гхалель любила его. Здесь нет ничего, кроме мертвого серого песка, потрескавшихся скал и вечной беззвездной ночи. В замершей навсегда пустыне их единение становилось полным...
Даже самые суровые и беспощадные воительницы в недоступных глубинах сердца лелеют мечту хоть немного побыть беззащитными и беспомощными. Нет разницы – как. Есть разница – с кем. Аа-Рмоо-Шиах угадывал каждое желание Ба-Гхалели и в тоже время умел ее держать в напряжении и попытках осмыслить – что же дальше, каким будет его следующий шаг? Девушку каждый раз охватывал трепет, сравнимый разве что с волнением самой прекрасной девственницы какого-нибудь древнего племени, которую этой ночью должны принести в жертву. Аа-Рмоо-Шиах сегодня в непривычно хорошем настроении. Даже пошучивает, чего за ним раньше не водилось. С гордостью демонстрирует, до чего здорово научился владеть тентаклями. Бережно и ловко, словно пальчики опытной швеи, они одну за другой расстегивают «молнии», пуговицы и ремни ее костюма.
Ба-Гхалель запустила тонкие смуглые пальцы в волосы Аа-Рмоо-Шиаха – темные, чернее ночи даже в этом слое Мира и вьющиеся – как у нее самой. Гладкое щупальце оплело ее талию, острием пощекотав кончики тугих кофейных сосков. Другое вкрадчиво поглаживало бедро, подбираясь все ближе к алчущему, сумасшедшему лону, начавшему сочиться любовной влагой. Будто дразнясь, обвело створки кораллово-красных нижних губок и осторожно скользнуло внутрь. Застонав, Ба-Гхалель порывисто подалась вперед, навстречу рукам мужчины, и он, незаметно улыбнувшись, убрал тентакли. Овладевать ею он предпочитал сам...
- Ну?.. – нетерпеливо пробормотала распаленная ласками и пережитой битвой девушка. Коснулась дрожащими губами щеки, выжженной тысячами полуденных солнц. – Я тебя перехвалила... да? Не такой уж ты и быстрый...
- Вижу, мне повезло больше. Моя женщина – самая быстрая. И самая храбрая. – Аа-Рмоо-Шиах взял ее руку в свою и поцеловал свежую ссадину – нежно и почтительно. Потом его крупные ладони накрыли грудки девушки и легонько стиснули. – Впусти меня.
Повинуясь прикосновениям мужчины, Ба-Гхалель откинулась на спину и с нескрываемой радостью приняла его. В темноте под опущенными веками беспорядочно роились золотые пчелки, шею обжигало частое дыхание Аа-Рмоо-Шиаха, а его щупальца захватили в тиски ее руки. Болезненное наслаждение миллионом сладких ледяных иголочек сковало тело Ба-Гхалели, и вот она уже ничего не видит, но завернутый в вату голос разума шепчет: быстро, слишком быстро... Аа-Рмоо-Шиах почти беззвучно вскрикнул, прикусив ее плечо. Лед растаял мгновенно; кровь вскипела, и даже громкий вздох экстаза Ба-Гхалели, казалось, безжалостно расплавил сухой воздух пустыни... И тишина. Девушка медленно, будто только что проснувшись, открыла глаза и с чувственной сытой улыбкой взглянула на Аа-Рмоо-Шиаха.
- Быстро... – лениво прошептала она.
- Знаю. – Мужчина отвел глаза.
Как и тысячу раз до этого, Ба-Гхалель спросила:
- Ты меня любишь?
- Я люблю твои победы, - в тысячный раз ответил он.
А она ненавидела его честность.
- А нас никто не... – начала она и осеклась – звон вероломно убил вековое безмолвие слоя. Сначала он тихо дрожал над землей – как воздух над раскаленным металлом, потом сила его понемногу стала нарастать... Источник звука определить невозможно было – он доносился отовсюду. Чудилось, что звучит каждая песчинка, что в каждом глотке кислорода притаилась вибрация. Прислушавшись, Ба-Гхалель и Аа-Рмоо-Шиах различили сливающийся со звоном человеческий голос:
- Да отразит и перевернет сетчатка ока моего тебя, Ба-Гхалель! Да отразит и перевернет сетчатка ока моего тебя, Аа-Рмоо-Шиах!
- Ребе Фхтагн, - поняла девушка. – Уже узнал обо всем. И когда он только успел?
- Ты забыла про Тцетрафеймгле, – проговорил Аа-Рмоо-Шиах, помогая ей одеваться. – От этого типа в бою толку мало, зато шпион прирожденный. Когда ты ломала орийскую машину, не видела ли ворону или воробья на ближайшем дереве?
- Иди ты! Меня провода душили, а я на птичек любуйся? – Ба-Гхалель зажмурилась и фыркнула. Она недолюбливала Тцетрафеймгле, четвертого бойца ЖОГа, но подозревала, что тому на это было глубоко наплевать. Он держался особняком с самого первого дня – когда ребе Фхтагн, лидер жыдов, воскресил его.
Время – оно многослойно, как и пространство. Слоев пруд пруди, а хороших бойцов по пальцам перечесть можно. Лет пятьдесят назад, когда жыды отстояли наконец священные руины Петрограда в долгом-долгом бою с орийцами – длился этот бой аж тридцать два года – раввин командировал Аа-Рмоо-Шиаха в девятнадцатый век. Носитель тентаклей отправился в соответствующий слой на поиски яростного живого воина, а вернулся с еще не остывшим телом нищего пекаря из украино-еврейского местечка.
- Ты что, издеваешься? – Сдвинув брови, ребе Фхтагн хмуро воззрился на Аа-Рмоо-Шиаха. – Это с погрома?
- Он так бился... – Аа-Рмоо-Шиах виновато улыбнулся и передвинул труп так, чтобы кровь из рассеченного горла не капала ему на сапоги. – Столько злобы в простом человеке я еще не видел.
Раввин продолжал сурово глядеть на него.
- Они его жену и детей грохнули, - добавил воин. – Тогда-то он себя во всей красе и показал.
Ребе Фхтагн строго кашлянул.
- У него оружия не было, он голыми руками семерым шеи посворачивал...
- Достаточно, - оборвал его раввин. – Так и быть. Я подумаю, что с ним можно сделать. Нгламмон-Цион, ты с биомассой когда-нибудь работал?
- Было дело, - ответил механик-алхимик. – Шалил по молодости. Нашел как-то раз убитую кошку, заменил ей все внутренние органы на механические эквиваленты. Особенно с нервной системой пришлось повозиться, а у меня самого – ха! – разыгрался тремор. Зато какой результат! Ожила тварь. За крысами гонялась как ни в чем не бывало. А меня сожгли. Что вы хотите, Средневековье! Инквизиция людям мозги затрахала.
- Сможешь повторить? – спросил ребе Фхтагн, указывая на мертвого пекаря. – Оживи его тело. Можешь поэкспериментировать и добавить пару модификаций. А я вселю в него душу.
- Почему бы и нет?.. Всегда мечтал опробовать трансформацию. – Нгламмон-Цион склонился над трупом, пальцами раздвинул веки и задумчиво уставился на неподвижный серый глаз. – На металле не срабатывало. На пластмассах – тоже. Органическая ткань. То, что нужно! Ни один материал так не изменчив, как живые клетки...
- Впрочем, если у тебя ничего не выйдет – это тоже будет неплохо, - с усмешкой сказал ребе Фхтагн, поглядывая на смущенного Аа-Рмоо-Шиаха.
Но у Нгламмон-Циона получилось. У него редко что-то не получается. Тцетрафеймгле, как после не менее удачного воскрешения нарек нового бойца раввин, мог по собственной воле изменять структуру и свойства тканей тела. Злобой и яростью, которые так расхваливал Аа-Рмоо-Шиах, он не обладал. Зато был хитер, изворотлив и совершенно непредсказуем. Ба-Гхалель опасалась, что в один прекрасный день он с потрохами заложит ЖОГ орийцам...
- Идем же! – Окрик Аа-Рмоо-Шиаха вырвал девушку из воспоминаний. Судорожно встряхнув головой, она шагнула вслед за товарищем в привычный слой тайных встреч ЖОГа.

* * *

В свое время мне пришлось двадцать лет потратить, чтобы этому научиться, вспоминала Ба-Гхалель, рука об руку с Аа-Рмоо-Шиахом бездумно перелистывая государства и эпохи. И то после особого обряда, в ходе которого ребе Фхтагн активировал у меня еще двадцать три процента мозга. Чтобы запросто шагать из одного слоя в другой, одним сознанием не обойдешься. Надо уметь контролировать и подсознание. Чтобы не оно тобой управляло, а ты – им...
- А, вот вы... Черт!
Ба-Гхалель вскрикнула от неожиданности, врезавшись с разбегу в что-то мягкое и тяжелое. Аа-Рмоо-Шиах отреагировал оперативно – все шесть тентаклей рванулись вперед, мгновенно опутав незнакомца.
- Стой! – сказала Ба-Гхалель, тяжело подымаясь и потирая ушибленную ягодицу. – Отпусти его, это Тцетрафеймгле... Вернее, половина Тцетрафеймгле.
- Фак-ма-мосск! – ругнулся Аа-Рмоо-Шиах, пряча щупальца. – Что ты тут делаешь? Ребе же запретил тебе шляться по слоям, пока ты действительно не научишься это делать!
- Будешь смеяться, но на этот раз он сам меня отправил, - пробубнила лежащая на земле ничком верхняя половина шпиона. – Он начал звать еще вас полчаса назад. А вы какого-то хрена возитесь. А если будет война? Да нас всех переловят, прежде чем вы соизволите пошевелиться.
- У нас по пути... в общем, трудности возникли. – пробормотала Ба-Гхалель, переглянувшись с другом. Никто из ЖОГа не знает, что их с Аа-Рмоо-Шиахом отношения давно переступили грань товарищеских. И слава Ктулху, если никогда не узнают. Вряд ли ребе Фхтагн одобрит такой «служебный роман».
- Ваши трудности меня не колышут! – огрызнулся Тцетрафеймгле. – Соберите меня в кучу, ежели вам это труда не составит...
- Займись им, Ба-Гхалель, - обронил носитель тентаклей, с нарочитым вниманием разглядывая ногти.
- Почему всегда я? – простонала девушка. Подобрав с земли половину Тцетрафеймгле, она шагнула в соседний слой, поучая его по дороге:
- Включи подсознание... Сознанием думать перестань! Утопи его полностью! Да не так... Не сюда!
Аа-Рмоо-Шиах закусил губу, едва сдерживая смех и наблюдая, как бесконечно ворчащая Ба-Гхалель то появлялась, то исчезала, а Тцетрафеймгле все никак не мог обрести былую целостность.
- В каком слое твои ноги остались?
- В другом.
- В другом справа или слева?
- Через несколько!
- Через сколько несколько?!
В итоге шпиона разорвало на три части. А измученная и растрепанная Ба-Гхалель, вновь очутившаяся перед Аа-Рмоо-Шиахом, сердито крикнула:
- Давай сам! Я не могу... Он достал.
- Отдохни, Вороненок. – Аа-Рмоо-Шиах показал ей язык и, подхватив охающую и причитающую голову Тцетрафеймгле, в считанные секунды нашел остальные части. Девушка помрачнела. Глупо, конечно... Глупо и пакостно завидовать самому близкому другу. Но ничего поделать с собой она не могла. С самого первого дня она мечтала стать лучшей в ордене. Стать лучше быстрого и чудовищно сильного Аа-Рмоо-Шиаха. Лучше даже Нгламмон-Циона, который семьсот лет потратил на изучение алхимии. Тцетрафеймгле не в счет – его способности Ба-Гхалель всерьез не воспринимала.
Гадкая детская мечта.
- Наконец-то! – едко пробормотал шпион, отряхивая от пыли старомодный серый кафтан – он ни за какие коврижки не соглашался предать моду родного времени. – Возьмите меня за руки, что ли, и идем...

* * *

- Быстрее, быстрее! – торопил Аа-Рмоо-Шиах. Шумная троица со всех ног и на пределе умственных способностей летела сквозь измерения... Впрочем, пару раз пришлось возвращаться – в одном слое Тцетрафеймгле потерял ногу, а во втором умудрился оставить печень. Только час спустя они наконец ступили на почву юной Земли – какой она была шестьсот миллионов лет назад. Ребе Фхтагн выбрал для тайных встреч именно этот слой неспроста. От него наотрез отказались все прочие жыдовские отряды. Он был так тонок, что в него вступить можно было как минимум с пятой попытки. Протерозойские измерения вообще не пользовались большой популярностью по одной простой причине. Воздух. Для жыдовских легких, привыкших к сомнительной экологии двадцать второго века, он был, мягко говоря, неприятен. Но раввин и тут нашел выход, расположив в одном прибрежном гроте непрерывно работающий двигатель «Запорожца». Как ни странно, загазованным воздухом грота дышать оказалось легче, чем кристально чистым – не тронутым отходами человеческого прогресса.
Ба-Гхалель и ее спутники молча бежали к гроту. Каменный пол почти совпадал с уровнем моря, а проем был, пожалуй, низковат – Ба-Гхалели и Тцетрафеймгле при входе всякий раз приходилось наклоняться, а Аа-Рмоо-Шиаху и вовсе сгибаться в три погибели. Там, где узкие беспросветные коридоры уходили под землю, постоянно скапливалась морская вода. Девушка ненавидела такие коридоры. В водоемах сама собой заводилась отвратительная живность вроде слепых рачков-альбиносов или пятиметровых зубастых червей. Плевать на них, конечно, пусть живут своей слепой пещерной жизнью... но зачем они постоянно норовят присосаться к сапогам и вцепиться в брюки?
- Ба-Гхалель, чего ты возишься? Мы и так уже на полтора часа опаздываем! – на бегу обернулся Аа-Рмоо-Шиах. Прыгая на одной ноге и пытаясь стряхнуть приставучего червя, девушка крикнула:
- Да иду я, иду! – Оторвав наконец животное от сапога, она вслед за остальными вскарабкалась вверх по скользкому склону, стараясь не наступать на крупных темных слизней, которыми этот участок пещеры буквально кишел. Еще пара сырых коридоров, еще один шаткий мостик над грязным заросшим озерцом – и запыхавшиеся воины ввалились в просторный зал, оглашаемый гулом двигателя и возмущенными воплями раввина:
- Вот они! Краса и гордость ЖОГа! Ну что вы, могли бы прийти и завтра, не к спеху же!
- Простите, ребе, - выпалил Аа-Рмоо-Шиах, снимая шляпу. – Нас задержал Тцетрафеймгле.
- Эй! – разозлился шпион.
- Это правда, - закивала Ба-Гхалель. – Мы по кусочкам его собирали. Ребе, зачем вы отпустили его одного по слоям ходить?
- Я вас умоляю! Не такие уж вы и важные персоны, чтоб за вами почетный караул отправлять, - парировал раввин. С тоской уставился в ощетинившийся сталактитами потолок, очки при этом съехали на кончик носа. – Видит Ктулху, как же вы мне надоели... Сборище лентяев, нытиков и неумех. Жаль, что я не могу вас выгнать и набрать новый ЖОГ, мощный, послушный, пунктуальный...
- Ну и где вы найдете таких идеальных бойцов? – обиженно спросила Ба-Гхалель.
- Себя клонирует четыре раза, - сдержанно фыркнув, ввернул Нгламмон-Цион. За что и получил подзатыльник.
- Шутки в сторону! Включаем мозг! – Ребе Фхтагн красноречиво постучал пальцем по виску. – Вы с пустыми головами явились, ну да вам по молодости простительно. А мне четыре тысячи с копейками, и я, кхм, с новостями пришел. Но есть еще одно дело. Ба-Гхалель!
- Да? – Под ложечкой неприятно защекотало.
- Ругать буду.
- За что?!
- За безалаберность и разгильдяйство. Вот только не надо невинные глазки делать! Тцетрафеймгле мне обо всем доложил.
- Он врет, если что! – вскипела Ба-Гхалель, метнув уничтожающий взгляд в сторону ухмыляющегося шпиона. – Я за пять минут сразила машину орийцев. Ни один человек не пострадал. На площади-то ни души не было. Аа-Рмоо-Шиах тоже все видел, он подтвердит...
- Тихо! – Черные глаза раввина сердито сверкнули. – Ты вообще знаешь, что это за машина? Нет? Ну и молчи в тряпочку. Это, между прочим, новейшее изобретение орийцев. Гениальная ЭЛ-1488. Над которой мы на вчерашнем съезде раввинов хохотали до упаду три часа. Ребе Чаке-Пинха, опытнейшего механика, вообще литрами успокоительного отпаивали. Оптические, звуковые, даже обонятельные эффекты хороши, кто спорит. Но ее предназначение... Чисто детский сад! Мы прозвали эту машину «Пугачом». Она создана для имитации, ха-ха, Ктулху! Чтобы он появлялся в разных местах, проклинал жыдовскую расу и грозился все «зохавать». Якобы это должно повергать нас в ужас и панику. Вот как в сжатом виде выглядит это кошмарное порождение холодного орийского разума. – Раввин показал собравшимся крошечный, не больше булавочной головки, металлический шарик. – Крепится абсолютно на любой поверхности. Запускается при определенной амплитуде воздушных колебаний. Она как раз совпадает с... – Ребе Фхтагн выдержал многозначительную паузу, взглянул исподлобья на Ба-Гхалель и продолжил:
- С вибрацией, которую в воздухе вызывает бой курантов.
- А я тут при чем? – надулась девушка.
- Я тебе объясню. «Пугач» орийцы устанавливают там, где, по их расчетом, часто собираются жыды. На Красной площади же отродясь никаких собраний не проводилось. Только тебя сегодня туда каким-то ветром занесло.
- Я просто гуляла, срочных дел и заданий никаких не было...
- Гуляла она! Откуда орийские минеры узнали, что жыдовские бойцы пройдут именно по этой площади именно в этот час? Почему «Пугач» назвал тебя по имени? Ты не соблюдала Незаметность?
- Соблюдала!
- Не подводи базу, не надо... – поморщился раввин. – Ну забыла скрыть свою видимость по дурости девичьей. Ну память короткая – так и скажи. Зачем эти истерики?
- Но я же была невидима! – прошептала Ба-Гхалель, непроизвольно сжимая кулаки. – Я помню, как перед выходом произносила молитву и ловила световой угол... Я помню!
Раввин отмахнулся от нее как от назойливой мухи:
- Остынь. Ну облажалась разок. Впредь умнее будешь. И вы на ее ошибках учитесь, парни. Иначе орийцы вас, разгильдяев, запросто достанут. Я зачем, собственно, вас собрал... Как я уже говорил, у меня припасена для вас новость.
- Плохая, - уточнил Нгламмон-Цион. – Хороших новостей вы в последнее время не приносите.
- Молодец, держи печеньку, - меланхолично отозвался ребе Фхтагн. – Именно плохая. Нет. Ужасная. К сожалению, у орийцев встречаются действительно серьезные разработки. Не чета смешным погремушкам вроде «Пугача». Наши враги освоили клонирование. Причем идеальное во всех отношениях. Клону передается не только внешность до последней родинки на пятке, но и умственные способности клонируемого. Одним словом, если им взбредет в голову клонировать, например, Нгламмон-Циона – выращенная за считанные дни из генетического материала особь будет обладать его знаниями о механике и алхимии.
- А душа? – побледнев, спросила Ба-Гхалель. – У клонов есть душа?
- Естественно. Клоны вырастают без душ. Души им вживляют потом. Вручную. Неизлечимые, прокаженные души из царства мертвых – Фтопку. – Слово, пробуждающее страх в сердце каждого жыда, раввин произнес дрогнувшим голосом. – Вы знаете, из них можно лепить все, что заблагорассудится...
- Представьте, они могут клонировать и раввинов, а тогда... – Голос Нгламмон-Циона потонул в оглушительном грохоте. Что-то огромное снаружи настойчиво пыталось пробить потолок. Извилистая трещина прорезала каменистую твердь, сталактиты градом падали на оторопевших бойцов ЖОГа... Опять? – устало подумала Ба-Гхалель. Опять... Хотя, нет, отчего же? ЖОГ не задерживается на одном месте более чем на сорок лет. Для профилактики расположение штаба надо изредка менять. Подвал городской ратуши в родном две тысячи сто шестьдесят первом, древние развалины греческой библиотеки, протерозойский грот – орийцы до сих пор ни одно из этих убежищ не обнаружили. Надо было раньше гордиться. Сегодня все изменится.