В этом проклятом лесу не светлеет.
Солнце стояло над кронами. С неба спускались колонны золотистого света, облегая изумрудную зелень папоротников. Но упрямый сумрак только ухмылялся. Он танцевал меж лучей, носился от дерева к дереву, раскачивался на ветвях, уцепившись бесформенными лапами. И глядел. Токаге то и дело оборачивался в страхе увидеть за спиной его лукавое лицо.
Волки умолкли к середине ночи. Они не успокоились, нет. Лес пропитался их недовольством. Тобо ощутил себя на сцене императорского театра. Сотни глаз улавливали каждое движение, каждый вздох. Почему не пытались его остановить? Неужели им всё равно? Быть не может. Волки наблюдали. Липкой паутиной тянулось их ожидание.
После короткого завтрака воин зашагал дальше. Идти становилось тяжелее. Штуцер, купленный у союзника-Рейха, давил на плечи. Пищаль и аркебуза, казалось, весили не меньше пушечных ядер. Левая нога опухла и налилась свинцом. Вдобавок по телу пролегла фиолетовая полоса.
О сне думать нельзя. Лес этого не упустит. Токаге шел всю ночь и без остановок большую часть дня. Надо выбраться. Мысль плеткой хлестала сознание, заставляла делать шаг за шагом. Когда у человека есть цель — у него есть всё. Корабль бесстрашно разрезает волны, движимый целью, а пуля пробивает преграды. «Моя же цель проста – покинуть ненавистный лес». Воин с трудом переставлял ноги. «И меня не остановишь ни ты, Ооками-но-мори, ни твои визжащие собаки. Даже если…»
Тобо замер. В двух шагах от него стоял вросший в землю каменный идол. Он едва ли доходил взрослому человеку до пояса. Воин подошел ближе.
— Э-э, ты, смотрю, давно тут. Вон как мхом зарос… Отчего же я тебя не видел, когда шел? – Токаге нагнулся, чтобы лучше разглядеть. – На божка ты не похож.
Идол изображал существо, весьма напоминавшее ребенка. Капюшон длиннополого наряда обрамлял детское лицо, большие глаза (совсем не детские, а скорее рыбьи) смотрели вдаль. Полоска сжатых губ покрылась сетью трещин. Маленькие ручки — одна, вытянутая вперед, держит небольшой, будто игрушечный, фонарик, а вторая прижимает к телу табличку. Похоже, статуе забыли сделать нос.
— Да ты вообще ни на кого не похож. Сколько живу, таких не встречал. Что же ты за тварь? – он содрал мох с таблички, чтобы разглядеть иероглифы. – «Гаки»… Отродье?
У Тобо побежали по спине мурашки.
— Знаешь, ты не злись, но я пойду.
Возникло желание понестись, сломя голову. Спокойнее. Держась неестественно прямо, воин зашагал прочь. Нельзя оглядываться. Нервно дрожали пальцы. Он испугался, но чего – сам не знал. «Это Ооками-но-мори. Здесь ничего просто так быть не может. Удивляюсь, почему деревья на меня не кидаются». Токаге шел, а страх не давал и головы повернуть. Когда показалось, что прошло достаточно времени, он позволил себе обернуться. Идол скрылся за стволами.
«Кажется, пронесло» – Тобо вздохнул. Всё-таки если видеть опасность в каждом листке, далеко не уйти. Конечно, статую сделали люди. Ведь они же построили храмы и часовенки, раскиданные по лесу, подобно фигуркам на доске сёги. Ходили слухи даже о заброшенных поселениях. Века назад, когда только возвели злополучный мост Торабуру, здесь…
— Чёрт!!!
Тобо отпрыгнул назад, споткнулся о булыжник и грохнулся на землю. Голова ударилась о корень. Коробка с боеприпасами больно впилась в поясницу, а правая рука оказалась прижатой стволом штуцера. Не теряя времени, чтобы подняться, воин отполз в сторону.
Шагах в четырех от него из земли торчал каменный идол. Рыбьи глаза без выраженья смотрели вдаль. Вытянутая рука держала фонарик. Как? Отродье будто всегда тут стояло. Но как оно появилось за спиной Токаге? Не мог же он не заметить.
— Чёрт тебя возьми!
Стараясь не подходить близко, Тобо обошел статую. Страшно. Колени трясутся. Часто оглядываясь, он пошел дальше. Идол стоял на месте, уставившись в другую сторону. «Останься там, останься!» – молил про себя воин. На морщинистом лбу выступила испарина. В висках стучало.
Одно за другим мелькали деревья. Что-то друг с другом бурчали. Ноги то и дело цеплялись за наглые корни. Сумрак, прыгая по огромным, как голова великана, валунам, скалил зубы в едкой усмешке. Тобо не останавливался. Он чувствовал себя лошадью, безжалостно загоняемой страхом-кучером. Казалось, вот-вот вынырнет, разбрасывая прошлогодние листья, идол, протягивая в немом требовании крохотную ручку с фонариком.
Токаге не замечал, как вместе с деревьями позади остаются часы. Уверенность в подвохе не покидала головы – в любой момент может показаться идол. Когда он оглядывался, то никого не видел. Ну и что? Статуя прячется за стволами. Конечно, она только и ждет минуты, чтобы подкрасться. Отродье…
Лучи больше не касались земли. Небо, видневшееся сквозь прорехи в кронах, окрасилось в бледно-розовый, словно цветущий персик. Полумрак играл с тенями, впитывая их и разбухая, будто губка.
Усталость взяла своё. Страх отступил. Воин больше не мог бежать. Он прислонился к влажному, пахнущему плесенью камню и сполз на землю. Сил не хватало даже на сколько-нибудь связные мысли. В голову пробрался серый, будто облачное небо, пустой сон.

Токаге выбился из сил. После пережитой ночи что-то в нём (и не только в нём) изменилось – он это чувствовал. И беспокоился. Страшило то, что он не мог понять причину.
Полумрак неохотно уступал место утренним лучам. Сверху слышалось радостное пение птиц. Иногда между зарослями папоротника пробегало лесное зверье, скидывая с листьев алмазную росу. Между деревьев летали бабочки величиной с мужскую ладонь.
Тобо прислушался. Вот что его беспокоило. Ооками-но-мори выглядел… довольным. Словно произошло то, чего хотел. Или должно произойти.
— Ведешь себя как обычный лес? Меня ты не обманешь. Я спиной чувствую взгляды сотен твоих зверюг.
В ответ где-то в чаще завыл волк. Воин стянул штуцер, аркебузу и пищаль, и, открыв коробку с боеприпасами, принялся заряжать. На всякий случай.

Болото источало отвратительное зловоние. Вязкая жижа шипела и булькала. В воздухе висела липкая пелена испарений. Изъеденные гнилью корни болезненно скрючились. Некогда могучие деревья зачахли, опустив в изнеможении голые ветви. Гиганты ждали, когда же гниль окончательно изувечит их корни, и они присоединятся к мёртвым товарищам, чьи облепленные слизью бока наполовину поглотила жижа.
Над болотом носились небольшие, размером с кулак, ярко-синие огоньки. Десяток таких собрался возле группы камней, что возвышались над черно-зеленым месивом, образуя маленький островок. Уцепившись за край валуна, Тобо, погрязший по пояс, пытался взобраться. Оружие и сумка уже лежали там. Воин промучился не меньше пяти минут, прежде чем оказался на камнях. Токаге глянул вперед – примерно шагах в трёхстах болото заканчивалось. Островок находился почти на середине.
Краем глаза Тобо заметил, как разбегаются огоньки. Он оглянулся, и его сердце замерло.
С того берега на него смотрел Ужас.
Прошла секунда. Вторая. Третья. Воин не провалился в бездну. Поняв это, он кинулся вперед. Токаге схватил штуцер. Прогремел выстрел. Пуля врезалась в темное тело и прошила его насквозь, чуть не задев око. Ужас заревел от боли. Сколько же он сожрал, чтобы сотворить себе осязаемое тело? Через пару мгновений стало понятно, что много хлопот рана ему не доставляет.
Тобо вскинул на плечо пищаль. Руки дрожали. Ужас оказался в каких-то пятидесяти шагах. Воин прицелился. Содрогнувшись, пищаль извергла потоки искр вперемешку с дымом. В этот раз пуля пробила лапу, что тянулась к Тобо, и впилась в глаз. Рёв твари, наверное, заглушил бы даже вулкан.
Ужас заметался. Токаге взял аркебузу, но выстрелить не успел. Лапа сдавила рёбра и подняла вверх. Ружье, выпав, утонуло в жиже. Задыхаясь, воин выхватил короткое танто и по самую рукоять вогнал его под острый коготь. Лапа, дернувшись, разжалась. Он грохнулся просто на камни.
Превозмогая боль, Тобо приподнялся на четвереньки. Схватил ремень штуцера и сумку, намереваясь достать боеприпасы.
Тварь беспорядочно размахивала лапами, разбивая деревья, а если удавалось ухватиться, вырывая их с корнями. Крик не смолкал ни на секунду.
От удара Токаге пролетел все триста шагов, проломил спиной гнилой ствол и погрузился в зловонную трясину. Удивительно, как он сумел не выпустить из рук ни штуцер, ни сумку, да и вообще остаться в живых. Выползши на берег, воин вытряхнул содержимое сумки, надеясь, что коробка с боеприпасами не намокла.
На счастье, большая часть осталась сухой. К коробке тут же слетелись синие огоньки. Когда Тобо спешно попытался отогнать, чтобы не подпалили порох, руки прошли сквозь них. Кое-где появились небольшие ожоги. Рёв стал ближе. Воин схватил наугад свёрток бумаги и развернул. Из него на ладонь выпал увесистый предмет, напоминающий маленькую коробку с фитилём.
Дальше всё произошло за каких-то пару секунд.
Не успел Токаге удивиться гранате – впереди от него в землю впились две огромные лапы. Он ощутил, как над ним навис Ужас. Из пасти несло бездной. Тобо успел провести фитилём по убегающему огоньку и бросить гранату, не глядя, вверх. Он схватил вещи и, как мог быстро, побежал.
Взрыв гранаты на мгновение остановил рёв, чтобы затем тот хлынул с удвоенной силой. Загудели деревья, по земле пошли трещины. Воин оглянулся. Граната угодила твари в глазную впадину. Переднюю часть черного туловища, где, по-видимому, находилась голова, разнесло почти наполовину. Ужас обезумел, но, безусловно, остался жив. Дух Ооками-но-мори цеплялся за растекающееся тело.
Поняв, что скоро тварь справится с болью и продолжит охоту, Тобо заторопился вперёд.

Ночь не закончилась.
Токаге бежал, падал в изнеможении, лежал на сырой дрожащей земле, поднимался и снова бежал, пока опять не падал. Ужас давно затих, но за Тобо не погнался. Наверное, побрел искать пищи, чтобы восстановить тело.
Деревья перешептывались, провожая воина покачиванием скрипящих ветвей. Холодный ветер опрокидывал его на спину, присоединялся к ночному мраку. Рассказывал ему о досаде волков. А мрак скалил зубы. Над ним волки не властны. Только солнце, а оно что-то не спешило появляться.
Взбираясь на высокий холм, Тобо услышал журчание потока. По ту сторону лежала поляна. Стремительный ручей пересекал её поперек. Тесно сплетенные ветки пропускали лишь маленькие лучи, которые, впрочем, сразу же тонули во мраке, заставляя искриться поверхность воды.
Вдоль русла развалились валуны. Тобо ещё не встречал таких гигантов. Один из них, пожалуй, мог бы сравниться с домом зажиточного купца. Когда Токаге оказался в долине, он зашевелился.
Черный Волк, которого воин в темноте принял за громадный камень, поднял с лап голову и уставился на человека.
— А вот и ты. Я уже начал думать, что ты сдался.
Возможно, в другой ситуации Тобо мог бы рассмеяться, наблюдая за тем как волчья морда пытается копировать мимику людей, однако сейчас от едкого голоса на мгновение его сковал страх. Уже через секунду он направил дуло штуцера на зверя.
— Стрелять будешь? – Волк оскалился в ухмылке. – А заряжать-то когда собираешься?
У Тобо похолодело в груди. Как он мог забыть? Штуцер упал в траву, и катана покинула ножны.
— Это другое дело, – Куро Оками вытянул вперед лапу. Его когти превосходили размерами клинок, по меньшей мере, вдвое. – Нападай.
Токаге ощутил дрожь в коленях. Волк зашелся хохотом. В отличие от брата, Широи Оками, его смех больше напоминал противный лай.
— А ты молодец, – Черный продолжал скалиться. – Даже добыл себе имя. У нас тебя называют Бегущий. Это брат дал прозвище.
— Мое имя – Тобо Токаге!
— Ты так уверен? А не кажется тебе, что Тобо Токаге остался там, у храма? И твое, твое, Бегущий, место – тоже там.
— Я сбегу из этого проклятого леса, Куро Оками!
— Сбежишь?! – у зверя на загривке вздыбилась шерсть. Ухмылка превратилась в оскал. Казалось, его разозлило то, что Тобо произнес его имя. – Да куда ты сбежишь? Это Ооками-но-мори, это Волчий Лес! Думаешь, сможешь обмануть нас? Обмануть себя? Люди построили Торабуру и теперь расплачиваются за свою глупость.
Воину хотелось что-нибудь возразить, ошеломить Волка.
— Я сбегу! – Всё, что он смог из себя выдавить.
В ответ Тобо снова услышал противный гавкающий хохот.
— Потрясающе! Ты уже и говорить еле можешь! Видишь? Слишком много времени прошло. За пределами тебе не жить.
Лес содрогнулся от рёва, словно боги ударили по нему кулаками. Воин понял, что Ужас
напал на его след. Токаге подхватил штуцер, перепрыгнул ручей и скрылся во мраке. Жгучими плетьми его нагнал хохот.
— Это Ооками-но-мори, Бегущий! Волчий Лес!

Лесник знал, что Тобо придёт. Знал он и кто такой Тобо, и от кого бежит, и куда стремится. Токаге понял это, когда их взгляды встретились.
Старик сидел возле костра, пламя которого могло обрисовать лишь контуры хижины и небольшого дворика, окруженных плотным кольцом деревьев. Как только воин ступил сюда, у него появилась уверенность, что это Обиталище.
— Я не божок, – послышался хриплый голос. Лесник словно прочитал его мысли. Старик указал рукой на хижину. – Можешь остаться у меня. Ужас сюда не придет – лес его не пустит.
— Почему? – Тобо с горечью заметил, что хотел сказать совсем не это. Он и вправду мог говорить теперь только односложные фразы.
— Ооками-но-мори благодарен мне. Тысячи лет назад я позволил поселиться ему на этом острове.
Тишину нарушал только треск костра. Токаге и подумать не мог, что существует кто-то древнее Ооками-но-мори.
— А Волки?
— Волки пришли вместе с ним. Когда лес начал разрастаться на весь остров, они обратили волков, живших здесь, в своих.
— На острове жили люди?
— Только я.
— Вы — человек?
Старик задумчиво оглядел свои морщинистые огрубелые руки.
— Отчасти.
— Вы знаете, в какой стороне Торабуру?
Лицо старика вытянулось.
— Ты собираешься уйти?
Тобо кивнул.
— Я предлагаю тебе свое гостеприимство.
В этот раз воин покачал головой.
— Мне нужно сбежать с этого острова. Покинуть Ооками-но-мори.
Лесник нахмурил брови и уставился на пламя.
— Выспись. Утром я покажу тебе мост.
Токаге замер.
— Утро будет?
— Я попрошу лес.
Идти в хижину воин не стал. Он лег у костра, развернувшись к нему спиной, и, обхватив руками сумку и штуцер, отворил двери глубокому сну.