- Андрэ, спустись, помоги матери! – прокричала дородная женщина лет сорока. Ее волосы были собранны сеткой, а полосатый фартук с цветочком весь заляпан мукой. В толстой руке она держала скалку, которой раскатывала тесто. В этот момент на плите что-то зашипело, и она, бросив свой инструмент, кинулась убавлять огонь. Недовольная таким обращением скалка упала на пол и покатилась прочь.
Но ее побег с кухни прервал спустившийся на первый этаж паренек. Излишне худощавый, в сравнении с матерью, Андрэ явно недолюбливал расчески. Каштанового цвета шевелюра торчала в разные стороны, словно каждая волосинка обладала своей, ярко выраженной индивидуальностью. Впрочем, такая небрежность у Андрэ читалась во всем, начиная с одежды (порою, он даже носил носки от разных пар) и заканчивая отношением к учебе. Из-за последнего аспекта девятнадцатилетний паренек не смог попасть в университет и сейчас находился, как он сам любил говорить: «в поисках работы».
Повертев в руках скалку, Андрэ присел на стул и стал наблюдать, как мать оттирает плиту. Когда та снова засияла, она обернулась и испуганно подскочила.
- Сколько раз тебе говорить, что бы ты так не подкрадывался?
- Прости, мам. Я не хотел – ответил Андрэ, понурив голову. Но сделал он это не для того, что бы придать извинениям должный эффект, а просто что бы скрыть улыбку. Справедливости ради стоит отметить, что сын никогда умышленно не пугал мать, а просто с детства любил бесшумно передвигаться. Он считал, что это полезное качество для исследователей, к которым себя относил. Ведь сколько интересного можно узнать о людях, если становиться незаметных для них. Впрочем, жертвы его исследований не всегда были рады такой слежке, и лицо Андрэ нередко украшали синяки.
- Отец с братом скоро придут, помоги мне с пельменями.
- Хорошо, мам.
Стул с единственной закрученной в спираль ножкой заскрипел, когда на него опустилась нелегкая ноша, но все же выдержал. Мать поставила на стол миску с фаршем, и быстро порезав тесто на ровные квадратики, начала штамповать пельмени. Иногда ее взгляд изучал медленно работавшего Андрэ, из-под рук которого выходило нечто столь причудливой формы, что даже самый добродушный человек не назвал бы это пельменями. Но помимо вздоха, действия сына она ничем не комментировала.
- Жозефина, а почему Джон решил стать архитектором? – вдруг нарушил молчание Андрэ. Он называл мать по имени только тогда, когда считал, что говорит о чем-то по-настоящему серьезном. И она прекрасно это знала.
- Потому что ваш отец - преуспевающий архитектор. Из-за этого у твоего брата всегда будет работа.
- Да, но неужели сам Джон этого хочет?
- Что за глупость, конечно хочет!
- Ясно – ответил Андрэ, рассматривая сделанную из теста грушу. Два листика постоянно сгибались, и он, смирившись с мягкостью теста, взял следующий кусочек.
- А с чего ты вообще решил, что Джону может не нравиться архитектура?
- Да так, просто спросил.
- Андрэ, не увиливай от ответа.
- Но мам…
Возможно, Жозефине и удалось бы разговорить сына, но в этот момент раздался звонок. Обрадованный возможностью улизнуть, Андрэ бросился открывать дверь, а его мать начала закидывать пельмени в кипящую воду.
Быстро справившись с замком, юноша открыл темно-коричневую железную дверь, впуская нагруженных продуктовыми пакетами людей. Первым вошел Карл, отец семейства, с солидной лысиной и в дорогом сером костюме, который он носил почти повсеместно. И если бы не уговоры Жозефины, то ее муж одевал бы такую одежду даже во время выездов на природу. Разумеется, из-за этого костюм быстро пачкался, и поэтому в шкафу Карла висело еще несколько, как две капли воды похожих на предыдущий. Свою любовь к строгому стилю Карл никому не объяснял, но многие его друзья подшучивали, что именно из-за одинаковых костюмов бог одарил его двумя сыновьями-близнецами. Правы они были или нет, но следом за Карлом вошел брат Андрэ, Джон.
Как это ни странно, но, не смотря на абсолютно одинаковые лица, двух братьев-двойняшек редко путали. Насколько Андрэ был неряшлив и рассеян, настолько Джон был аккуратен и собран. И хотя он не разделял любви отца к костюмам, с детства в его одежде прослеживалась строгость. Любое поручаемое ему дело он выполнял со всей ответственностью. А в школе Джон всегда был лучшим учеником, что впоследствии позволило ему с легкостью поступить в Институт Архитектуры и Дизайна.
Можно конечно предположить, что Джон был любимчиком родителей. Но это было правдой только по отношению к Жозефине. Карл же, даже несмотря на то, что старший сын пошел по его стопам, всегда с большей теплотой относился к Андрэ. Вот и сейчас, поставив на пол сумки, он нежно потрепал непослушные волосы младшего сына и прошел на кухню. Взгляды оставшихся наедине братьев встретились, и словно между ними прошел беззвучный разговор, они кивнули друг другу.
Ужин проходил весело и шумно, как это обычно и случалось в семье Густье. Вначале Жозефина пересказывала подробности заимствования соли у соседки. Причем из ее уст это больше походило на описание крестового похода, нежели на обычную бытовщину. Потом Карл, под неодобрительный взгляд жены, расхваливал форму пельмешка, сделанного Андрэ. А к концу ужина все со смехом обсуждали казус, произошедший с начальником строительной кампании, в которой работал Карл и проходил практику Джон.
И все же Андрэ подметил в брате-близнеце нервозность, которую тот тщательно скрывал от родителей. Поэтому, когда ужин закончился, предложение прогуляться и подышать вечерним воздухом его не удивило. Они пообещали родителям вернуться до двенадцати, и Джон почти силой уволок брата на улицу. Игнорируя вопросы Андрэ, он поймал такси и лишь внутри машины заговорил: