При первых проблесках зари
Город встает, готовый к работе.
Утро новое, нам подари
Божью помощь, любовь и заботу.

Так пела ночная стража, чья тяжелая поступь гулким эхом отдавалась в домах горожан в эти ранние часы весеннего утра. Уже отступает туман, стелящийся над рекой, уже в окрестных селах слышны веселые звуки пастушеских рожков, а домашняя скотина волнуется в предчувствии скорой встречи с сочной травой. Прохлада утреннего воздуха заставляет девушек, спешащих к колодцу за водой, выйти из тени домов. Солнце встало и теперь дарит свое тепло площадям и красным крышам. Звонко пересмеиваясь, девушки рассказывают друг дружке свои сны. Ремесленники берутся за работу, и город наполняется своими обычными звуками и ароматами. Улицы постепенно оживляет люд, движущийся в направлении Рыночной площади. Сегодня четверг, торги скоро начнутся, и нужно успеть разложить свой товар – первые покупатели ждут с открытыми кошельками.
Звон колокола, однако, внес определенное смятение в стройный ход мыслей горожан. Нет, это не набат. Наверное, кому-то есть что сказать жителям. Звук колоколов стал громче, по мере приближения к площади.
Выйдя на большую площадь, Петер увидел скопление людей рядом с эстрадой, выстроенной недавно для проповедей монаха-кармелита Фомы. Бюргеры любили его зычный голос, которым он порицал пороки и грехи каждого, кто не соответствовал представлениям монаха. Правда, ковры, покрывавшие возвышение, уже пылились в рыночных подсобных помещениях. Убран был и алтарь, у которого проповедник служил мессу.
Петер вспомнил, как сильно бранил Фома дам знатного происхождения, носивших высокие головные уборы. Стоило такой женщине появиться в его присутствии, она мгновенно становилась мишенью для мальчишек, в изобилии шнырявших поблизости. Ребятишки бежали за дамой, чтобы сорвать с нее шляпу, и кричали: «Сними колпак!». Несчастной жертве только и оставалось, что спасаться бегством.
Площадь быстро наполнялась народом. Красный флаг, вывешенный на ратуше, указывал на начало торгов. Внушительное количество повозок, окружавших рынок, предвещало жаркие споры, многократное пожатие рук, в знак удачной сделки, и пополнение городской казны. Сборщик налогов, как всегда, сидел за столом под навесом. Его правая рука уверенными движениями посылала в чрево кожаного мешка пошлину с проданного товара и плату за проезд через ворота.
В цветистом ковре площади особо выделялись платья городских домохозяек. Их оттеняли доспехи заезжих рыцарей да сутаны странствующих монахов.
Петер приблизился к эстраде, окруженной знакомыми и незнакомыми лицами. В этот, довольно ранний час, когда работа в городе в самом разгаре, он увидел своих друзей - суконщика Яна и портного Лазаруса. В числе прочих они толпились у возвышения, на котором переминался с ноги на ногу Серваций Броде.
- Привет, Петер, - поздоровался весельчак Лазарус. - Ты бросил свое тесто и примчался на звук колокола?
Петер Корсейн был булочником. Булочниками были его отец и дед. Шестое поколение Корсейнов, перебираясь из дома в дом, поближе к площади, вывешивало над дверью своей обители аппетитный крендель, увенчанный короной, с двух сторон придерживаемой львами. Уже несколько десятков лет семейство было поставщиком графского двора. Высокий и, не в меру, худой для своей профессии Петер, пять лет назад заменил своего отца, чья смерть явилась тяжелым испытанием для парня. Как видно, старый Корсейн успел передать сыну секреты мастерства: пекарня давала хороший доход и Петер начал подумывать о том, чтобы обзавестись семьей.
Лицо юноши можно было назвать красивым: большие карие глаза, с ниспадающей на них прядью почти черных волос, прямой нос, пухлые губы и чуть выдающиеся скулы привлекали не одну городскую красавицу. Но парень давно уже заглядывался на Жастин, голубоглазую и пышногрудую дочь банщика, с бархатной кожей и волосами цвета речного песка.
- По какому случаю сход? - спросил Петер друзей.
- Ты ведь знаком с Сервацием, - заметил Ян.
Профессия ткача наложила отпечаток на его внешность. Тяжелые руки с крепкими пальцами, легкая сутулость при небольшом росте и глубоко посаженные глаза оставляли несколько пугающее впечатление при первой встрече. Тот же, кто узнавал Яна поближе, испытывал странное чувство какого-то волшебного превращения: он вдруг начинал видеть длинные ресницы, чуть загнутые вверх, причудливо изогнутые брови и небольшие ямочки на гладко выбритых щеках. Но больше всего поражала его целеустремленность, чувство долга и верность дружбе, что и привлекло Петера в том возрасте, когда появляются друзья на всю жизнь.
- Да, - последовал ответ. - Он работал у меня до недавнего времени. Ремеслу учиться не стал, сказав, что еще не выбрал дело по душе. С обязанностями справлялся неплохо, но без души, да и не откровенничал ни с кем...
В это время Броде откашлялся, давая понять, что намерен держать речь. Люди, стоявшие ближе к нему, притихли и только шикали на задние ряды, призывая послушать выступающего. Серваций выглядел немного смущенным, но, в то же время, решительным.
- Многоуважаемые горожане, - начал он. - Один год и одну неделю назад я появился впервые на этой площади. Я попал сюда случайно, но всем сердцем полюбил ваш город и хотел бы закончить здесь свои дни. Многие из вас меня знают, - с этими словами он отыскал глазами Петера. Тот кивнул головой в знак согласия. - Поэтому я прошу вас оказать мне большую честь и принять меня в достойные ряды бюргеров. Обязуюсь чтить законы и защищать привилегии горожан.
Краткая речь просящего была принята собравшимися неоднозначно. Поднялся шум, и непонятно было настроение толпы. Серваций с надеждой переводил взгляд с одного на другого. Видно было, что человек этот искренне хотел того, о чем просил.
На эстраду поднялся Якоб Дамм, один из членов городского совета. Закон предписывал совету ежедневно посылать одного из своих представителей патрулировать улицы города, дабы назавтра доложить о происшествиях за день, настроениях горожан, их требованиях и просьбах, а также о соблюдении законов. И, уж конечно, в случаях, подобных сегодняшнему, член совета обязан был действовать по закону.
Якоб осмотрел присутствующих.
- Уважаемые сограждане! Устав нашего города говорит, что любой человек, просящий о привилегии быть одним из нас, должен: во-первых, прожить в городе год и один день; во-вторых, показать себя честным человеком и чтить закон; и в-третьих за него должен поручиться кто-то из горожан. Если все эти условия будут выполнены, совет рассмотрит просьбу и вынесет решение, которое может и не быть положительным, даже при выполнении всех пунктов устава.
Дамм спустился с возвышения и направился к ратуше. Броде, немного ошеломленный последними словами представителя власти, решительно направился к Петеру.
- Здравствуй, Петер, - обратился к нему Серваций. – Как поживаешь?
- Спасибо, все в порядке.
- Сможешь ли поручиться за меня? Ты, наверное, единственный, кто знает меня хоть немного. Я понимаю, что твое слово дорогого стоит и ты не будешь ручаться за кого попало. Можешь не отвечать сейчас, но, прошу тебя, подумай о моей просьбе.
С этими словами Броде отошел от друзей. Ян и Лазарус тут же обернулись к Петеру.
- Не знаю, что ты решишь, но я бы ответил отказом. Никто не знает, каким был этот парень перед тем, как появился в городе. Может он убийца, грабитель или графский шпион.
- Вечно ты сгущаешь краски, Ян, - возразил ему Лазарус. – Человек прожил год в нашем городе и ничем себя не запятнал. Неплохой работник, к чужим женам не ходил, да и в воровстве замечен не был. Броде парень крепкий и такие нужны нам в случае опасности.
- Ты сам не понимаешь, что говоришь, - набросился на Лазаруса Ян. – Весь город полон слухами, что кто-то докладывает графу все, что у нас происходит и это не просто заезжий монах – что он может рассказать, после недели или двух, проведенных в городе; нет, это человек, живущий здесь.
- Я тоже слышал об этом, но не очень-то верю сплетням, – сказал Лазарус. - Кроме того, какими секретами располагаем ты, я или Броде. Что мы можем знать. Сколько свиней продали сегодня на рынке, или через какие ворота вошла крестьянка, торгующая молоком?
Когда Лазарус распалялся, а случалось это довольно редко, он поднимал голову, выставляя на обозрение свой второй подбородок. Портной знал об этом, но сделать ничего не мог – так многим из нас трудно следить за своими привычками. Было время, когда он хотел отпустить бороду, но местные девушки любили гладкие лица.
Мощная фигура Лазаруса нависала над оппонентом, не излучая, при этом, враждебности. Добродушное лицо, голубые глаза, с лучиками рано появившихся морщин, девственные усы между пухлыми щеками – трофей в борьбе за право нравиться противоположному полу, и длинные русые волосы, спадающие на широкие плечи, внушали доверие и спокойствие.
- Перестаньте спорить, - вмешался Петер. –У каждого свой характер и, если человек угрюм, это не значит, что он что-то замышляет.
Ян посмотрел на приятеля, как будто говоря: "ты еще вспомнишь мои слова", и, махнув рукой, пошел прочь. Два друга переглянулись между собой, мол, это с ним бывает, и отправились восвояси. Продолжая переговариваться, они не заметили, что их беседу слышал еще один человек.