1

            ...Неясный шум поднял меня где-то часа в два ночи. Едва слышное ритмичное постукивание по оконному стеклу, на кухне, за стенкой, словно маленькие молоточки в ручках маленьких невидимых существ. Или капельки падающей воды. Я нехотя поднялся, еще переживая сюжет прерванного сна, натянул старое, драное на заднице трико и поплёлся посмотреть, какого, собственно, там происходит.

            Если опять соседи залили – прибью, гадов...

            Мёртвенно-голубой свет Луны наполнял кухню призрачным таинственным  ореолом; отражённый от линолиума он преломлялся в люстре, бокалах, тарелках, заставлял стекло окна светиться словно само собой. Было тихо, не считая легкого постукивания, в такое позднее время даже машин на проспектах не нарисуешь, не говоря уже о людях. Только некий странный гул довлел над всей этой тонкой тишиной; я не один раз его слышал, когда выходил покурить ночью, далёкий и одновременно близкий он пугал и заставлял почему-то постоянно оглядываться. Всё забываю спросить у знакомых, может мне это чудится, и только я один слышу странные звуки спящего города по ночам. А может это действительно будоражащий обострённые в темноте чувства пульс сонной столицы.

            Или шаги приближающейся шизофрении...

            Я сделал шаг в направлении окна, как непонятный стук резко прекратился. Вот теперь точно наступила полнейшая тишина, лунный свет потускнел и сошёл на нет. Я не спеша подошёл к окну, посмотрел вверх: небо выгнулось словно гигантское блюдо, усыпанное мириадами ярких холодных звёзд, облака, прикрывшие ночное светило, казались серебряными в пробивающемся ярком белом свете. Наконец они освободили Луну из своих пушистых объятий, унёсшись в дальнейшие странствия по океану ветров – и мир чуть ли не взорвался искорками сияния, наполнился ароматом мрачных открытий, таящихся в кромешной тьме подъездов, квартир, арок и подворотен. Ночью город красив как никогда, и пусть говорят, что, мол, только на закате или на рассвете – именно ночью, когда люди прячутся по своим домам, и на молчаливых улицах можно встретить чрезвычайно странных путешественников, идущих словно бы из ниоткуда и уходящих в никуда, во мрак. Я опустил глаза на подоконник, пытаясь что-нибудь разглядеть в ярком, но совсем ничего не освящающем, скорей слепящем, свете.

            На подоконнике не было ничего, ни малейших следов воды или чего бы то ни было, словно какая-то ночная птица до этого просто присела отдохнуть, а после, заслышав мои шаги, молча сорвалась и улетела. А я-то думал, что тут будет нечто интересное! Мда... В ожидании чудес мы с тоской наблюдаем за скучными, обыденными реалиями жизни. Желание завалиться на скрипучую кровать и продолжить просмотр очередной программы сновидений куда-то запропастилось. Я взялся за ручки, со скрипом повернул – и распахнул окно.       Порыв свежего ветра ворвался в квартиру, наполнил далёким и одновременно близким лёгким городским шумом, зашевелил волосы, приятно охладил кожу чистыми невидимыми струями. Ночной свет стал еще ярче, аж в глазах зарябило, да на душе появилось возвышенное волнение перед таким прекрасным зрелищем. Я зажмурил глаза, представил как лечу над ночным городом, внимательно изучая его таинственную жизнь, вглядываясь в лица редких прохожих, заглядывая в слепые и мёртвенно-чёрные окна, пытаясь увидеть таинство жизни других, совершенно незнакомых и потому интересных людей...

            ...Как вдруг что-то большое и тяжёлое с силой заехало мне по лицу, забило чем-то по голове. Я инстинктивно дернулся назад, одной рукой прикрыл голову, а второй, сжатой в кулак, наугад  махнул перед собой. Ни по чему определённому не попав, я осторожно приподнял веки, быстро осмотрел комнату, пошарил глазами по столу, плите, раковине, полной не помытой из лени посуды, потом глянул на подвесные шкафы.

            На самом крайнем из трёх шкафов, возле дырки вентиляции, сидела здоровенная чёрная ворона и очень внимательно смотрела на меня, не шевелясь, и словно бы даже не дыша, как мёртвая. Я, в свою очередь, не отрываясь, пялился на нее. Не знаю, сколько мы так вот играли в «гляделки», минут может пять, может десять, не отрывая глаза друг от друга, не двигаясь и не произнося ни звука, но вскоре мне эта игра надоела и я, с хрипотцой от долгого молчания, проговорил:

             - Ну и какого хрена тебе здесь надо, птица?

            Ворона словно бы ожидала этого, как команды: дёрнулась, встряхнулась, громко – а в тишине просто оглушительно – каркнула, переступила с лапы на лапу, нагло и смачно нагадила на шкаф – и снова вперила в меня свои немигающие зенки.

            Я, мягко говоря, несколько опешил от такого зрелища. Рука автоматически начала щупать второй стол, за спиной, в поисках чего-нибудь тяжёлого, словно передо мной была не птица, неведомо по каким причинам залетевшая ко мне в дом, а здоровенный жирный таракан. Причём нагло ухмыляющийся, облизывающийся и косящийся на мой холодильник с определённой целью проглотить его вместе с содержимым. Да и меня прихватить на закуску.

             - Послушай, голубь ты мой чернозадый, улетай-ка отсюда подобру по-здорову, пока я не применил особо превентивные меры, а?

            Ворона слегка двинула крыльями, словно по-человечески пожала плечами – и осталась сидеть на месте. Правда, на меня она уже не смотрела, с интересом осматривая мою кухню, заляпанные стены, тёмный прокопчённый потолок, немытую посуду, усыпанный крошками стол. Когда она посмотрела на меня, в ее взгляде отчётливо ощущался немой укор. Мне вдруг стало стыдно, будто вместо сумасшедшей вороны на кухне была моя девушка.

             - Хошь, сделаем вместе ремонт? - неожиданно вырвалось у меня, вызвав приступ дурацкого смеха. Более комичной ситуации, чем этой ночью, трудно было себе вообразить. Ворона смотрела на меня как на идиота. Моя рука наконец-то нашарила какой-то продолговатый мягкий предмет – и я резко швырнул его в птицу. Предмет, оказавшийся недоеденным французским батоном, с глухим стуком ударился в шкаф, чуть ниже вороны. Та с карканьем взлетела, метнулась в мою сторону, чуть не задев здоровенными крыльями, капнула на пол – и умчалась в глубь квартиры.

             - Вот зараза!... - Я подбежал к мусорному ведру, сиротливо примостившемуся в углу, схватил валяющийся возле него веник и ринулся за незваной гостьей. Забежал в спальню, с криком «а ну вали из моего дома, тварь» осмотрел ее, однако птицы не увидел. Нащупал выключатель, щёлкнул, но свет почему-то не зажёгся.

            Опять свет отрубили, что ли...

             Чертыхнувшись, развернулся и направился в зал, уверенный в том, что чокнутая ворона уж точно зашилась где-то там и усердно дрищет с перепугу на диван или секцию. Я ворвался в зал, словно разъяренный викинг с топором-веником, готовясь не раздумывая ни минуту расправиться с ночным лазутчиком, проникшим в мою келью дабы украсть секретный рецепт приготовления кислого супа.

             - Ну где ты?! - рявкнул я, надеясь, что от моего крика эта зверюга позорно выдаст своё местоположение. - Выходи на честный бой, а не то поймаю, сварю в кастрюле и сожру вместе с костями!

            Ничего, глухая тишина, как в танке. Хитрый птиц, ведомый древним инстинктом самосохранения от озлобленных викингов, притаился хрен знает где, и чтобы выкулапать его из схрона надо было, наверное, подпалить квартиру.

             - Эй, мать твою за ногу, если засрёшь мне мебель, я тебе крылья оторву и на жопу пришью, скотина!

            Странно всё это, если честно...

            Тишина казалась ватной и какой-то неестественной. Я вглядывался в призрачную темноту, с удивлением вдруг почувствовав, как зашевелились маленькие волоски на коже, начали вставать дыбом. Весёлый азарт, гнавший меня на охоту за чёртовой птицей, теперь потихоньку вытеснялся некой странной тревогой, словно бы я пытался выгнать не ворону, а собаку Баскервиллей.

             - Ну, где ты засела, чтоб тебя? - голос теперь почему-то напоминал не разъярённый рёв конунга северных морей, а жалобный дрожащий писк маленького щеночка, случайно забрёдшего в конуру к волкодаву. Где-то за секцией, в углу комнаты, заставленном мешками с сахаром, раздался странный треск. Я с криком «Ага, попалась!» подхватился и ринулся туда. Замахнулся веником, приготовившись к воспитательным процедурам (простите меня, уважаемые защитники животных), однако пред моим изумлённым взором предстал совершенно пустой угол, не считая пыльных мешков, хотя я ожидал увидеть там уже целое гнездо. Обычные мешки, положенные один на одного, никаких признаков пернатых, ни помёта, ни гнезда.

            - Ёлки-палки, она мне что – почудилась?

            Вряд ли. Я, конечно, увлекаюсь алкоголем, но не до такой же степени, чтобы в приступе «белой горячки» носиться с веником за несуществующими зверями и птицами.

            Если завтра ночью у тебя в квартире будут пастись стада динозавров, можно спокойно вызывать санитаров...

            Я внимательно осмотрел каждое место, куда предположительно могла спрятаться ворона, ничего не нашёл (и, собственно, даже не удивился этому) и направился обратно на кухню. Поставил веник на место, аккуратно закрыл окно, подавив в себе желание закурить, сквозь зубы обматерил старуху-ночь за ее шутки и свой разум за такие антраша, развернулся, намереваясь пойти и всё же попробовать поспать – и обмер.

            В дверном проёме, облокотившись о косяк, стояла тёмная фигура, смотревшая на меня бледно светящимися глазами. Сердце ухнуло куда-то вниз, понеслось, понеслось в пропасть, коленки ослабли, подкашиваясь, от резкого ужаса брызнули слезы – и я, не удержавшись, грохнулся на колени.

             - Ой, да перестань, - неожиданно густым мужским басом сказала фигура, едва заметно шевельнувшись. - Тебе пока еще рано вставать передо мной на колени – хе-хе. Да и за веник хвататься больше не надо - я пришёл сюда к тебе не в салочки играть, а для одного очень серьёзного разговора...