Короткое описание: Подлинный случай произошедший с автором.
1983 год. Зима. Марки.
I Вернусь на десять лет назад из 1993 года. Сейчас я буду прыгать по годам туда-сюда постоянно. Я вас предупреждал в предисловии, если вы его читали конечно.
Не помню кто первый это начал. Кто первый показал. Но всех мальчишек в нашей школе, начиная от нас - младшеклассников, заканчивая старшими пацанами обуяла страсть к коллекционированию почтовых марок. Не минута сия чаша и меня, и моего друга - Сашку С-кого. Марки разных стран, нам мальчишкам, живущим в далёком северном городе, в самой прогрессивной и справедливой стране Мира - были окном в какую-то другую, сказочную жизнь. Сколько их было! Ярких, цветных, с непонятными для нас надписями, прямоугольных, квадратных, треугольных. Больших, очень больших и маленьких. Мне купили большой тяжёлый специальный альбом - кляссер, и я стал собирать. У Сашки такого роскошного альбома не было, мать развелась к тому времени с его отцом, машинистом тепловоза, и работала в железнодорожной больнице. Денег не хватало. И поэтому она купила ему два маленьких альбомчика. Дешёвых. Чтобы коллекционировать (мы говорили "собирать") марки их нужно покупать. Потом меняться с другими. Или не менять, а только показывать завидующим, упиваясь своими сокровищами. Для покупки марок нужны были деньги. Их у нас не было. Конечно, мне взрослые марки дарили, но не всегда те, что мне были нужны. Те марки что мне не нравились я отдавал Сашке для пополнения его коллекции. Я пускался во всяческие ухищрения, чтобы раздобыть хоть двадцать копеек. Сашке давала деньги мама, но не часто. Сумма на какую нибудь серию марок копилась долго, и много раз бывало, когда мы с моим лучшим другом приходили за вожделенными прямоугольниками из бумаги, их уже кто-то купил до нас. В то время мне до зарезу нужны были шесть рублей. Огромная для меня сумма! Купить я хотел серию с тропическими глубоководными рыбами. Они, эти рыбы, такие чудные, так поразили моё воображение, что я надолго "зависал" над витриной разглядывая зубчатых чудовищ, живущих в глубинах океанов. С каждым моим походом в "марочный рай" - магазин "Союзпечать", желание обладать этим сокровищем возрастало. У нас, мелюзги, марки прежде всего ценились не за редкость, или ещё что-то. А прежде всего за красоту, необычность формы или размера и тематики. Никому были не нужны разные бородатые мужики: физики, химики, писатели. Что на них смотреть! Мы ведь любовались той необычной красочностью, что хранилась в наших альбомах. Или в альбомах друзей, или недругов (они, эти недруги были тогда игрушечными, не настоящими. Это потом, когда чуть повзрослели...) Бесплатно можно было: выменять, выпросить, выкрасть (да, да и крали), чего только не было. Не мог я скопить шесть рублей, постоянно на глаза попадались какие-то другие марки, и я тратился. Рыбы же всё плавали за стеклом, загадочно смотрели на меня - маленького мальчика со светлыми прямыми волосами и голубыми глазами, одетого в пальтишко с воротником из кролика, в кроличью же шапку-ушанку с опущеными ушами, и рукавички связанные мамой. Кажется они были на резинке, как у маленького, чтобы не потерял. И я не хотел их носить из-за этого, ведь уже учился в третьем классе, ходил на дзюдо, а тут варежки на резинке! Валенки не носил никогда, не любил. Поэтому на ногах детские унты из собаки. Как одет был Сашка в ту зиму я не помню. Но бедны они были, мать санитарка мало получала. В общем и целом с финансами дела у нас обстояли плохо. Денег вовсе не водилось. Успеваемость тоже хромала, по не любимым троечки, четверочки. По любимым - пятерки. Вот с поведением было совсем плохо. Оно было стабильно неудовлетворительное. Ну как можно в девять лет сидеть в классе во время перемены? Вы, когда учились в начальной школе сами, спрашиваю вас, вот именно вы! Пробовали просидеть всю перемену не двигаясь за партой? Да? Жаль мне вас! Мы вот с Сашкой и другими мальчишками на перемене усидеть не могли. Ведь столько игр! Шквара. Ляпа. Три Пятнадцать! Беготня. Крик. Визг. Вот бывает, убегаешь, оглядываешься на преследователя...и в этот миг влетаешь в живот. Хорошо если к старшекласснику. Они правда сами в наш коридор ходить боялись. Или они на нас наступят ненароком, или мы толпой их затопчем. Но случалось и им у нас оказаться. Вот врезался ты в живот старшекласснику. Ударился лбом о белые пуговицы на его пиджаке. Он тебя осторожно поднимет, спросит:"Не больно?". Я мотну головой. В он так же осторожно отставит в сторону. Пока в руках наверху, успевают ещё увидеть всех кто за мной погоню устроил, стоят, ждут, рубашки вылезти из штанов, красные, потные, и дышат тяжело. Вот сколько можно заметить, когда оказываешься в руках старшеклассника! Ну а если ты врезаешься злой училке из третьего "А"? Она вон на родительском собрании говорит чтобы ремнем по жопе били. Всё, неуд по поведению и запись:"Бегал на перемене". А что ещё на перемене делать? Сиднем сидеть? Насиделись на русском этом, с правилами. Все свои маленькие задницы отсидели. Нам двигаться надо! Мы живчики! Значить получить гипотетическое вознаграждение в виде энной суммы за примерное поведение и оценки нам не светило. Да и не платил никто тогда денег детям за оценки. По крайней мере у нас в классе. Даже круглым отличникам. Может на улице поискать. И ведь искали же! Надеялись на чудо. Вижу как мы вдвоём идём медленно. Головы опущены вниз, глаза рыскают по снегу. Ищем. В один из таких "поисковых" дней. Женский голос. - Мальчики, что с вами случилось? Почему такие грустные? Головы повесили. Обидел кто? Или двоек нахватали? Поднимаю голову и вижу толстую повариху из столовой которая вместо детской площадки стоит у нас во дворе. Когда строили дом, столовая уже была. Там и осталась. Повариха толстая - значит хорошая. Толстые поварихи всегда вкусно готовят. Это я знаю. Худая какая повариха наготовит чего, наварит там. Все не вкусное, самой пробовать не охота, вырвет ещё. А толстой нравится что сама приготовила. Стоит возле плиты, пробует. "А как там соль? Может мало?" - и ррраз ложкой, черпанет и соленость определяет. "А как там лук? Ужарился ли?" - и опять ложкой ррраз, ужариваемость лука пробует. Вот и толстеют от этого они. Слыхал про это от кого, или сам додумался, не помню. Про худых и говорить не охота. Продукты только переводят. Спрашивает нас повариха, которая толстая. А нам и сказать нечего. Не будем же мы говорить что деньги ищем. Подумает ещё, родители сказали купить что-то в магазине, а они растяпы такие шли, баловались (Всем известно что мальчишки вдвоём ходить спокойно не могут, они всегда баловаться начинают. Один мальчик идёт, как-то сдерживается, чтобы не баловаться, а вдвоём никак) и деньги потеряли.
В столовой я конечно был и раньше. Ещё летом, когда переехал в новый дом и подружился с Сашкой С-ким. Мы бегали туда и покупали вкусные горячие пирожки с рисом-мясом. Металлические столы с отверстиями для кастрюль огорожены длинным деревянным забором до потолка. Перед этим "забором" (я его так называл тогда) стоят столы с пластиковым покрытием на железных ножках. На них чистые подносы и стаканы с тарелками. В горшочках алюминиевые вилки и ложки. Стоят два таза с хлебом. Чёрным и белым. Хлеб, как и горчица, чёрный молотый перец и соль - бесплатны. Над хлебом - плакат, там комбайнер и поле с пшеницей. Как растёт пшеница я видел только на картинках и по телевизору. Внизу пшеничного поля на плакате надпись:"Хлеба к обеду в меру бери, хлеб драгоценность - его береги." Понятно, что хлеб бесплатный, но надо брать столько сколько съешь. Почему он "драгоценность", я не понимал. Ещё над пластмассовыми подносами другой плакат: "Помоги товарищ нам, убери посуду сам!" - это чтобы тарелки не оставляли на столе, а в окошко уносили. Наверное уносят плохо, потому что внизу ещё один со стихотворением, без рисунков. На нем: "У нас порядок такой! Поел - убери за собой!" Два стиха лучше чем один, и нижний мне больше нравится. Люди читают и уносят грязную посуду. Мы стоим на пороге. Толстая повариха говорит: - Чего же вы потеряли, мальчики? - Ничо мы не теряли, - отвечаю я, - нам по "природе" за снегом надо наблюдать. - Вот ведь! Наблюдатели! Нашли где наблюдать. Он же грязный от тепловозов и угля. "Железка" рядом! Врёт она. Чистый снег, я ел. И ничего, живой хожу. - Да мы уже понаблюдали... - Ну и хорошо, покормлю вас, кто накормит, родители на работе... - Я разогреть могу - важно и враждебно отвечаю я, что маленький что ли, кастрюлю на плиту поставить и включить... - Раздевайтесь давайте, "наблюдатели", "разогреватели"...напевает повариха и уходит за деревянный забор - загородку. Обед у рабочих с железной дороги уже прошел, в зале нет никого. Мы с Сашкой снимаем варежки, шапки и пальтишки. Остаётся в темно - синей школьной форме. И у него и у меня октябрятские звёздочки с маленьким кудрявым Лениным. Вещи на пустые стулья и мы идём за едой. Повариха наложила нам картофельное пюре с котлетой и налила клюквенный кисель. Мы поели, отнесли посуду в окно приёма грязной посуды и оделись. - Спасибо! Очень вкусно! - хором благодарим с Сашкой толстую повариху. - Пожалуйста! Заглядывайте в гости "наблюдатели"... Мы выходим в белый от снега мир. Мороз. Нам жарко. И мои варежки болтаются на резинке. Поиски потерянных кем-то денег отложены. Я прощаюсь со своим другом, и иду к своему подъезду. Сашка живёт через два подъезда от моего. На следующий день мы тоже ничего не нашли. И потом. А в четверг я украл десять рублей у своего отца. Красивую купюру с Лениным. Специально воровать я не хотел. Отец пришёл пьяный с работы, он часто приходил пьяный оттуда. У них всегда отмечали. Он говорил от пьянки увильнуть никак нельзя. Это торговля и какая-то "порука". Слова такого я не знал и для меня оно было страшным. Отца привозили на машине, и всегда с подарками, каким нибудь "дефицитом" - это слово обозначало для меня вкусные продукты и вещи. В тот день, доставая что-то из кармана, он рассыпал бумажные деньги. Я принялся помогать собирать, и не помню как, но у меня в кармане школьных брюк оказалась красная десятка. Решив, что если её хватятся, я полезу под кровать и вроде бы найду ее, я успокоился. Денег не хватились. А в пятницу, утром (учились в тот год во вторую смену) мы с Сашкой пошли за марками. Марки продавались на привокзальной площади где стоял старый двухэтажный вокзал. Жилой вагончик был приспособлен под магазин "Союзпечать". Там, под стеклом и лежали они - пацанячие мечты. Возле витрин постоянно толпилось много мальчишек учившихся во вторую смену. Это утром и днём. Что было вечером, не знаю. Вечером мы туда не ходили. Я купил своих вожделенных рыб, их никто не успел забрать, они все таки дорого стоили. Потом таких марок больше не привозили. Глубоководные рыбы плавали только в моём альбоме. Сашка купил на подаренные мной три рубля кубинских боксеров - негров. Рубль я приберег. В тот день был мороз, и в "Союзпечати" был кроме нас ещё мальчик нашего возраста восемь-девять лет. Его мы знали плохо, он жил другом дворе и учился в третьем "А". Но он пошёл с нами вместе. У всех троих в рукавичках зажаты конверты с марками.
II Выйдя из магазина все втроём, мы пересекли площадь и дорогу. Путь наш лежал между новых красных кирпичных пятиэтажек. Стоял мороз и светило солнце. Машин проезжало мало, прохожих тоже почти не было. Шёл пар из подвала и подъездов дома. - Эй пацаны! Марки посмотреть хотите? Может вам подарю... Говорил это мужик. Мы его не знали. Я вот совсем не помню, молодой он был или старый, во что одет. Помню во что одеты были мы все трое. Я, Сашка и мальчик с другого двора. А вот во что тот одет был - не помню совсем. Я и Сашка марки посмотреть хотели, третий тоже. - Тут холодно, - мужик поёжился,- пошли в подвал, там тепло и свет есть... - Пошли,- сказал я И мы все трое девятилетних мальчика пошли смотреть марки с незнакомым мужиком в подвал. В подвале было тепло, влажно и пахло канализацией. С двух сторон на потолке из бетонных плит светили две неяркие жёлтые лампочки. Пол песчаный. А вдоль стены шли большие трубы обернутые рубероидом. Мужик шёл впереди, мы за ним. Нам не терпелось узнать какие же марки есть у этого мужика. Он подошёл к трубам, достал откуда-то (я не видел) толстый альбом коричневого цвета. Альбом был меньше моего, но толще. Открыв его, он сказал почему-то шепотом:" Идите сюда, смотрите." Я, Сашка и тот мальчик подошли, встали рядом и стали смотреть. Таких марок я не видел ни у кого. На всех, на всех, всех, всех марках были нарисованы голые бабы. В разных видах и позах. Мне такие марки не понравились, рыбы были намного лучше. Я стоял и смотрел. Пацаны стояли и смотрели. А потом я почувствовал как рука мужика лезет через двое трико, через трусики и трогает мою письку. - Что? Стоит? У тебя стоит? - мне в ухо шептала мужик, он дергал мою письку, она не вставала. А он спрашивал, спрашивал, спрашивал меня: - Почему у тебя не стоит? Должен стоять! Почему не стоит? Он шептал мне в УХО как-то присвистывая, Пацаны стояли рядом. Я чувствовал, но не мог отвести взгляда от марок. Я не понимал что хочет от меня этот мужик, ставший мне неприятным, зачем он трогает мою письку, и что у него должно стоять, или у меня. - Давай, вставай. Смотри, смотри. Почему не стоит?, - шептал он. А потом рука убралась, и он сказал:"Импотент", этого слова я тоже не знал. Рука проснулась вновь, уже сзади, и стала гладить мои маленькие половинки. Мне было жарко, очень жарко, но я чувствовал что мои ягодицы покрылись пупырышками. Но мне не было страшно. Я точно это помню. Я не понимал, что надо этому мужику от меня. Рука убралась из моих штанов. Настала очередь Сашки. Я видел, он стоял сзади моего другу, а правая рука его была у Сашки в штанах. И делала наверное тоже самое, что и у меня только что. - Стоит, стоит, почему не стоит? Почему не встал? Смотри какие марки, у тебя должен стоять! Они же все и я, рядом стояли, все мы. Я все видел и слышал, мужик шипел и свистел:"Стоит, не стоит, почему не стоит...?" Потом рука вылезла из Сашкиных штанов, и залезла под его пальто сзади. Сашка стоял не шевелясь, смотрел на марки с голыми женщинами. Поднял голову, посмотрел на меня, он тоже ничего не понимал. Опять слово "импотент" - обидное, он таким голосом его говорил. Третий мальчик. Все то же. Только мужик не шепчет, он кричит на пацана в ухо. Рука его спереди. - Не стоит! Не стоит сука! Почему у вас всех не стоит?! Должен стоять! У тебя стоит? Должен, должен стоять! Он кричит. Мы смотрим на него. Я не боюсь его, что он мне может сделать? Дурак какой-то! Трогает мою письку и жопу, и у Сашки, и у пацана. Что ему должно стоять? Я не знал тогда.
Нас всех троих спас Бог в лице не слишком трезвых сантехников. Я это понял через двадцать лет, когда мама нашла альбом с марками, она хранила его. Я увидел рыб и вспомнил все что предшествовало покупке этих марок и что случилось позже. Мужика, его лицо, одежду...не вспомнил. Только голос с при свистом, и слово "стоит". И дыхание в ухо, с запахом не болгарских, а других вонючих сигарет. А вот когда вспомнил. И все все понял, что этому пидарасу надо было от нас девятилетних мальчиков. И у меня вот реально волна холода пробежала по телу. Я как будто в могилу заглянул. А если бы мы были уже пубертатные подростки? Что было бы? А если бы сантехники не пришли, проверить услышав крик мужика? А если бы он не стал кричать, а продолжил шептать? Я позвонил Сашке. Мы помирились только после школы, очень сильно разругавшись в шестом классе по моей, только моей вине. - Привет Сань, я что звоню... - Привет, что? - Помнишь марки и того мужика в подвале? - Помню Вов, нам пиздец бы тогда был, если б сантехники не пришли. - Да Сашка, пиздец, а я не вспоминал эту хуйню никогда, марки увидел и вспомнил. - А я вспоминал, он мне снился потом, "Стоит?"...помнишь? "Почему не стоит?" - Пиздец, а что ты не говорил? - Кому? И зачем, помнишь же что дальше было?
А дальше нас нашли сантехники с перегаром, мужик когда дверь открылась впуская белый дневной свет и морозный воздух, как-то быстро схватил своих голых баб и убежал в темноту подвала... Полупьяные мужики спросили какого хуя мы тут делаем и почему не в школе. Сашка сказал:"Марки смотрели." Мы вышли на улицу. Так же никого не было, мороз. В подвале я сильно вспотел тепло одетый, было жарко и микро от пота...у каждого в руке, у меня, у Сашки, у мальчика с другого двора был зажат конверт с марками. Никто не потерял. - Дурак он - сказал я - Пошёл он на хуй, стоит не стоит, чо стоит чо не стоит? - Сашка ругался матом, я только начинал - А ты знаешь зачем письку трогал? Жопу? - Нет, а ты? - Нет, ну его на хуй, точно дурак - вынес я вердикт, и мы пошли домой.
Марки я собирал ещё год или полтора. Потом новые увлечения. Альбом забросил. Сашка тоже. И мы никогда не говорили про подвал. А я потом и забыл как что-то незначительное и не важное. И не вспоминал двадцать лет.
Этот случай ничему меня не научил, да и научить не мог. Чему учить, ничего же не было страшного.
Ещё раз напомню, все что я тут пишу - правда. И если я немного художественно обработал рассказ, то только для того, чтобы не читалось как протокол. "Стоит не стоит" - это было со мной..
0
