Очень трудно определится с первой фразой. Ведь она определяет основное направление, основную мысль, настроение, в конце концов.  А их в голове пусть не великое, но всё-таки множество, и все они недостаточно хороши, чтобы ими начинать. Приходится изощряться и нести чушь, чтобы хоть как-то определиться.  Вот и все 20 лет так: несу чушь, чтобы определиться…

Родной город Танкоград, а по карте Челябинск, воспитывал меня 16 лет. Разразившись своим первым криком прямо в День Знаний, я стала ещё одним злополучным ребёнком этого «города танков и тракторов». Жила я у бабушки, маму видела раз в неделю после шести вечера, поэтому неудивительно, что, в конце концов, я назвала бабушку мамой. Почему то был жуткий переполох.

Самое чёткое воспоминание из «садиковского» детства – прятки от детского окулиста. У неё было страшное имя Алевтина и безумный оранжевый крокодил, которым она, во время осмотра, всё время трясла перед моими глазами, чтобы привлечь внимание. Я была у неё частой гостьей из-за своего косоглазия, приобретённого путём «А ну-ка, посмотрим, умею ли я летать с дерева». Поход к Алевтине был мой детский страх номер один. Когда она приходила к нам в садик, я убегала в самый дальний угол здания и не смела шевелиться. А всё потому, что она каждый раз капала мне в глаза какой -то мерзкой гадостью, от которой я неделю ходила абсолютно слепая, тыкаясь носом в стены, двери и бабушку…

Со второго по десятый класс я ходила в три школы одновременно. В общеобразовательную, в музыкальную по классу виолончели, и в театральную. Вставала в 6 утра, шла в школу и обретала там знания до полудня. Дома сметала приготовленную бабушкой еду, и к двум часам ехала через весь город в театралку. В театралке впитывала знания по актёрскому мастерству, классическому танцу, сценической речи, мировой художественной культуре, вокалу, гимнастике, изобразительному искусству, степу, модерну, карате и училась играть на скрипке и гитаре. Ну а музыкальная школа была либо вечером, либо в перерыве между школой и театралкой… В общей сложности я владела четырьмя инструментами. Счастливое детство с образовательной стороны, и несчастное с семейной. Я просто не умела дать сдачи маме.

Вне дома я была буйной. Дралась с мальчишками, лазила по гаражам и крышам домов, дразнила проходивших, не понравившихся мне, взрослых, жестко играла в футбол, отбивая всем лодыжки, ругалась как матрос и вместо кукол играла в скелетиков. И очень часто слышала: «Девочка, с такими глазами, и так себя ведёт!» А я хамски отвечала, постукивая палочкой по ладошке: «Вела бы себя по-другому, вы бы меня не заметили.» Такой характер позволял мне вытворять на сцене всё что вздумается, без стыда и смущения. Мне нравилось творить, но ещё больше мне нравилось вытворять…

В восьмом классе написала первые два рассказа. (первые, если не считать четверостишия про зиму в четыре года) Сразу. В один день. Просто пришла к маме на работу и начала пускать слюни при виде печатной машинки «Ромашка». Села за неё и настучала 2 листика. Один про любовь, другой про лесного чудовища (именно в мужском роде). Прочитавшая всё это мама только изогнула бровь.

Через полгода она хохотала как умалишённая над третьей моей писакой, (какой-то сатирический бред), а успокоившись, сказала, что это надо снести в редакцию. Я вытаращила глаза и брякнула: «Да щас! Я ж для себя пишу!». И я действительно так считала, пока мамины слова не разбудили во мне надежду и не зажгли надпись в мозгу «А вдруг?» Трепеща от ужаса, я поднималась на четвёртый этаж, где располагалась зловещая для меня редакция. Вручила трясущийся листок очкастому человеку и изложила цель визита. И снова изогнутая бровь, хотя он даже не взглянул на текст. «Позвони через недельку» сказал. Но я была рада и этому! Думаю понятно, что каждый раз, когда я звонила «через недельку», я слышала то же самое.

Тогда это не было главным в моей жизни. Я готовилась стать актрисой. Начиная с пятого класса, я уже точно знала, что после школы я еду  поступать в Москву. И знала это не только я, но и мама с бабушкой. У нас даже не было разговоров на эту тему. Поэтому эта история с редакцией была лишь очередным приключением.

И вот настал черёд поезда на Москву. Одна, с необъятной сумищей и кучей амбиций я сошла на перроне Казанского вокзала. Впервые я выехала за пределы родного города, да ещё с такой ответственной миссией. Поселившись у милой старушки, я начала обивать пороги театральных институтов… Никогда я ещё не чувствовала себя такой немощной, ничтожной и посредственной. Стабильно слетала со вторых туров и в слезах плелась в маленькую комнатушку. Тогда я ещё не могла себе признаться, что актрисы из меня не получится.

 Когда институты в Москве кончились, я решила ехать в Питер. Там меня постигла та же участь. И когда я осознала, что поступить мне не удастся, и придётся возвращаться домой, со мной случилась истерика. Как только я представляла, что опять придётся жить с мамой и учиться в местном кульке, сердце отправлялось гулять по кишечнику. Никого не было рядом, чтобы надавать мне по мордам и привести в чувство. К счастью, я это умела сама, поэтому решение пришло незамедлительно:  я поступаю хоть куда-нибудь и остаюсь в Питере.

В этом году я получила диплом по специальности конструктор-модельер одежды. Моя бабушка всегда мечтала для меня о такой профессии, но упомянула об этом только один раз…

Все четыре года учёбы в колледже я не прекращала заниматься театром, музыкой и танцами. Как выяснилось впоследствии, заниматься театром профессионально мне не позволило бы здоровье. Но кому какое дело, что там не позволяет здоровье, если ты любишь это всем сердцем. Не конкретно театр, а само искусство.