5.

     Она все-таки не успокоилась, и решила мстить дальше. Мои надежды по поводу того, что никто не узнает об этой нашей связи, не оправдались, и через несколько дней у меня на стене появилась запись: «А ты хорошо целуешься». Не понимаю, какого лешего она творит? Есть у нее мозги или нет? Чем она вообще руководствуется, делая все это. Заблокировал ее, удалил запись и удалил ее из друзей, пускай пишет кому угодно, но только не мне.

……………………………………………………………………………………………………………………

Эти девушки такие странные. Вот, к примеру, жила-была девочка. Прилежная, примерная, хорошенькая. Родители до конца надеялись, что она всегда будет такой: поступит в престижный ВУЗ, закончит его с отличием, займет какую-нибудь хорошую высокооплачиваемую должность. А пока она в школе учится, пускай даже не отлично, но очень хорошо. И постоянно она родителей радует, оценки хорошие приносит, рассказывает, как что-нибудь хорошее сделала, - бабушку через дорогу перевела, котенка с дерева сняла, и родители нарадоваться на нее не могут. Они ведь отдают ей все самое лучшее, вкладывают в нее частичку своей души, всем сердцем стараются помочь, чтобы вырастить Человека.

     Дочка растет, ей уже лет 13. Она начинает взрослеть, и в ее организме, в ее голове происходят необратимые изменения, и на того мальчика, который вчера дернул ее за косичку, она смотрит уже по-другому, не так, как на врага. Она и сама не может этого объяснить, и мальчик тот тоже ничего не понимает. А родители, воспитанные еще в советское время, конечно же, ничего ей не рассказывают. Только откупаются одной фразой: «Вырастешь, сама все поймешь».

Время идет, любопытство терзает ее юную голову, и она уже не может жить так же спокойно, как раньше. Она начинает гулять со своей компанией, у нее появляется парень. Первые поцелуи, первая нежность, первое признание. Ей уже 15, а она еще ничего-то толком и не знает. Подруги уже вовсю обсуждают, кто, как и с кем, а она просто отшучивается. Те же подружки подсовывают ей диск, затертый уже, поцарапанный, уговаривают взять, это ей поможет, они же ничего плохого не посоветуют. И вот эта девочка, принеся его домой, пока родители еще на работе, включает диск, и видит, как на экране дергаются голые тела, как одна плоть входит в другую, видит, какое наслаждение на лицах актеров. Сначала это вызывает у нее отвращение, а потом ей начинает нравиться, она начинает возбуждаться и получает первое удовольствие от первой мастурбации.

Может быть, в глубине души она понимает, что то, что она делает – неправильно, что родители ее учили совсем другому. Да и кто они теперь, совсем не авторитет, сами говорили, что поймет, когда вырастет. Вот она и выросла, вот и поняла.

В следующий раз после прогулки со своим парнем, в подъезде, при прощании они заходят все дальше и дальше. И вот она уже стоит перед ним на коленях, и глотает, лижет, сосет, стараясь от всей души, делая все по примеру, прямо как в том фильме. А когда они в следующий раз остались с парнем наедине, целые выходные, потому что родители уехали на дачу, у них такой бурный секс, он трахает ее во все дыры, везде, куда только можно засунуть свой подростковый конец.

А в школе она по-прежнему тихая, спокойная, прилежная. И где та грань, которая все разграничивает? И где та настоящая, искренняя девочка?

Через пару лет она уже хочет большего. Сразу она спит со своей подругой, потом с 2 парнями одновременно, потом она снимает это на видео и выкладывает это в сеть. Ее выгоняют из университета, и одним никчемным будущим педагогом в нашей стране становится меньше. Но самое страшное, что она не видит в своих поступках ничего зазорного. Днем одна, а ночью другая.

Все ее друзья об этом узнают. Все ее бывшие одноклассники. Какой-то задрот, которому никогда не везло с девушками, решив передернуть дома, случайно увидел это видео, узнал ее и отправил всем. Или еще хуже – она сама всем рассказывает, до чего докатилась. И при этом совершенно спокойной считает это поводом для гордости. И никто не понимает, как получилось, что примерная, хорошая, умная девочка вдруг начала брать в рот, давать в жопу и трахаться с несколькими парнями одновременно. Она ведь тоже не чувствует всех этих границ. И самое главное, что в этом никто не виноват.

Но стоит только представить, каково теперь жить родителям этой девочки. Ведь своим глупым поступком она испортила жизнь не только себе, но и родителям. Вокруг все только и говорят, что их дочь шалава, проститутка. А ведь у таких хороших родителей, и такая дочка. И ведь они ее все равно любят, но сделать с этим ничего уже не могут.

……………………………………………………………………………………………………………………

     Эту проклятую запись заметил, ну или не проигнорировал, только один человек, - Вадимка – мой хороший друг. Да, именно друг, не знакомый, не прохожий, а именно друг. Теперь ведь не так просто отличить, кто настоящий, а кто нет. Вадим – всегда бескорыстный, честный со мной. Он мне написал: «Димон, это что, правда?». Я ничего лучше не смог придумать, как: «Я тебе потом все объясню». Конечно, ничего объяснять я не стал, и он все и так понял. Он не стал мучать меня лишними расспросами. Мне ужасно стыдно за этот поступок, но я же не могу показать вида, а тем более стыдно рассказать кому-то из друзей. В этом-то и плюс настоящих друзей – им не нужно лишних слов, оправданий, они поймут все и так, сами.

     Познакомились мы с Вадимом, кстати, в лагере детском, который носил гордое название «Ласточка». Лагерь это мы называли «школой жизни». Там, оторвавшись на целых 3 недели от родительского контроля, мы впервые пробовали курить, первый раз выпивали, учились флиртовать с девочками. Такого «образования» нас не смогла бы дать ни одна другая «школа». Нам тогда лет по 12 было. Но это не мешало мне водиться и со старшими ребятами, особенно девчонками. Ну а что, смазливый милый мальчик с хорошим голосом и плохими привычками. Я всегда соглашался, когда меня просили спеть, и им это всегда нравилось. Это теперь я понимаю, что они ведутся всегда на то, что для них выглядит милым.

В то время считалось ужасно круто там отдыхать. Может быть потому, что у нас больше некуда поехать. Да, там когда-то такая движуха была… Старшаки постоянно приезжали вечером на дискотеку, привозили с собой пойло, курево… Казалось, у этого лагеря было две жизни – дневная и ночная. Днем начальник и вожатые еще что-то решали, но ночью они не вмешивались в нашу жизнь, и тут начиналась полная анархия. Как раз то, что можно назвать пресловутым славянским блядством. И никого не смущало, что все это делали дети. Для взрослых, работающих там, смена тоже была отдыхом. Они отрывались по полной. Начальство всегда творило бесовщину в отдельном здании, поэтому и на то, что происходило в лагере ночью, всегда смотрело сквозь пальцы.

Конечно, самый младший отряд – четвертый, мирно засыпал, только в вожатской почти до утра горел свет. Порой там просто пили, порой просто трахались, порой совмещали эти два интереснейших занятия. Помню, был случай, когда вечером, выйдя из своего корпуса, а отдыхал я тогда в третьем отряде, заметил малышей, бегающих вокруг своего корпуса и что-то очень живо обсуждающих. Когда я спросил у первого же попавшегося мне малого, чего они так разрезвились, он мне ответил, что они видели в окне, как их вожатая трахается с парнем из первого отряда. Естественно, что из первого и второго отряда всю ночь доносились крики и скрипы кроватей, а утром, собирая мусор вокруг корпусов, приходилось выбрасывать бычки, гандоны и бутылки. Мы, кто помладше, просто пили, потому что о половой жизни как-то рановато было думать.

     Кстати, водку впервые я попробовал именно в «Ласточке»… В тот год я ездил туда 2 раза. Это было под конец моей первой смены, на королевскую ночь. Королевская ночь – последняя ночь смены. Назавтра все должны были разъезжаться, поэтому ночью никто не спал, дискотека была до самого утра. И разъезжались ведь не только дети, но и взрослые. Не всегда эта ночь заканчивалась хорошо. Пару лет назад, когда я еще отдыхал с самыми младшими, а четвертый отряд обычно на королевскую ночь укладывают спать, мирно спал, зная, что завтра буду уже дома. Конечно, мы побесились немного с ребятами, но потом все улеглись. И где-то под утро, в пятом часу, я проснулся от жуткого грохота и крика. Я разодрал глаза и увидел нашего физрука, метающегося по корпусу. Он орал и матерился, размахивал руками, гремел ногами. На полу сидела девочка восьми лет и плакала, не помню уже, как ее зовут. Я даже не знаю, как она там оказалась. Физруку нашему, видимо, рев ее изрядно достал, и с криком: «Да заткнись ты уже, наконец!!!», он пнул ногой в шкаф. Картина была ужасная, я просто в шоке был от всего происходящего. Шкаф сначала пошатнуло, он опасно наклонился над девочкой, и медленно начал на нее падать. Все было как в пелене, как в замедленном кино. С места сорвался один мальчик, он был старше всех года на 2, подхватил бедняжку и спас ее от опасности. А шкаф с грохотом упал на пол. Конечно, к этому времени подоспели взрослые, вывели физрука из отряда. Наша вожатая начала успокаивать расплакавшихся детей, ту девочку восьми лет, и парня, ее спасшего. Мало-помалу все улеглось, успокоилось. Утром мы увидели этот погром: разбросанные табуреты, отломанные дверцы шкафов, да и сами эти изуродованные чудовища с дырами в стенках. А нам сказали, чтобы мы никому этого не рассказывали, забыли, как страшный сон. Но разве такое забудешь? Но это было давно, а сейчас…

…А сейчас мы с Семеном (погоняло у пацана такое), решили зайти за зажигалкой к вожатой четвертого отряда. Мы уже давно с ней познакомились - ее Аленка звали. Ей тоже понравился мой голос, и она постоянно просила меня спеть что-нибудь, когда я бывал у нее в отряде. Заходим мы туда, а дверь в вожатскую закрыта, щели покрывалом забиты. Дети ничего не знают, потому что вожатые плотно зашторили все окна. Ну конечно нам открыли, и первое, на что я обратил внимание – это плотная волна перегара, которой нас обдало на входе. Сложилось такое впечатление, будто в этой комнатке не было уже воздуха, только перегар. Зайдя, нам сразу предложили выпить. А что было терять, когда-то ведь надо было начинать. Сначала я не решался, но когда Сёма пригубил из бутылки, я уже не сомневался, что и мне нужно сделать то же самое. И по фиг, что из закуски там была только вода, зато это было так круто, так по-взрослому. Школа жизни, блин… А вот когда водку допили, да там ее и особо немного оставалось, буквально на дне, началось самое интересное – игра в бутылочку. Предложили играть, конечно, пьяные вожатые. Было неловко, неудобно, я жутко стеснялся вначале, ведь целоваться-то я совсем не умел. Игра продлилась, кстати, совсем недолго. Уже через несколько заходов все разобрались по парам, и начали просто целоваться. Вот тогда меня Аленка и взяла под свое крыло. Мы смеялись, ходили  курить, целовались. Но одного я до сих пор понять не могу - чем руководствовалась двадцатиоднолетняя девушка, когда целовалась с мальчиком 12 лет? Сейчас у меня только одна мысль – она просто извращенка. Но тогда, тогда я просто об этом не думал, да и, в общем, я тогда не думал ни о чем. Нам просто было хорошо.

     В этот же год, когда я был в этом летнике второй раз (и не в падлу же было столько ездить), мы с Аленкой договорились встретиться. Но только с одной небольшой разницей - она была уже вожатой в моем отряде. Как же это было круто, как же мне завидовали все пацаны, когда она говорила: «Дим, а ты где?», - я поднимал руку, а она целовала меня на ночь. Но потом, вероятно, у нее включились мозги, и она променяла меня на старшего и более половозрелого пацана, все-таки чесалось, наверное. Но ей надо отдать должное, она всегда меня пьяного отмазывала от ментовских проверок. Ведь пили мы с ней вместе, в одной компании, а потом она закрывала меня у себя, мы лежали у нее на кровати, целовались, курили, в то время как менты проверяли отряд.  И меня совсем не смущало, что днем она пойдет к Паше, тому старшему, будет тереться с ним. Меня тогда все устраивало, а сейчас я сам себе удивляюсь.

     А однажды был случай… Как-то мы засиделись ночью втроем. Я, парень тот, на которого она меня променяла, что, кстати, меня нисколько не смущало, и Аленка. Загонялись, пели песни, травили анекдоты, целовались по очереди. И тут парниша этот начал ее раздевать. Ну и я подключился естественно. Но мне тогда особо интереса не было это делать. И как это я мог так совершенно спокойно к этому относиться? Тогда меня особо не волновало, что подумают окружающие, что будет со мной, с ней. Тогда на это было плевать. Такое чувство, что мы создали какую-то маленькую вселенную на троих. И о ее существовании не было известно никому, кроме нас. Мы находились той ночью как будто под защитой каких-то силовых полей, и все, что происходило в тот момент вокруг, нас совершенно не касалось. Весь лагерь спал, а мы спокойно занимались развратом. Вокруг сопели спящие пацаны, кто-то спросонья бурчал: «Да сколько можно, ложитесь уже, наконец, спать», но нас это совершенно не волновало. Дошли мы, правда, только до белья, дальше постеснялись. Все-таки вокруг спал весь отряд, хотя не факт, что спал. Да и мне, малому, было немного стремно в тот момент. Я же ничего не знал и не умел.

     По сути, Аленка в то время стала для меня своеобразным секс-наставником. Правда, прошли мы программу сокращенную, положенную 12-летнему мальчику. Начальная школа, которой мне хватило сполна, чтобы разбить устои, правила, мораль в моей голове. Уже тогда мы начали бухать, курить и разлагаться. Я уверен, если бы кто-нибудь привез нам травки, если бы была самая малая возможность ее достать, мы бы закурили и ее. Потому что никаких запретов тогда для нас не существовало, были только наши желания, и мы творили, что хотели. Нас не ограничивали никакие рамки. В такой атмосфере я не мог стать нормальным человеком. Это как программа на будущее – я никогда не стану ответственным, никогда не стану хорошим мужем, хорошим отцом. У меня наплевательское отношение ко всему – будь то учеба, семья, девушки, друзья. У меня нет ни чести, ни совести, ни понимания своего идиотизма. Меня извратили, испортили, изменили взгляд на жизнь. То, что в обществе считалось дикостью, которую не могут допустить даже животные, ведомые лишь инстинктами, для нас было нормой поведения. И самое страшное тогда было то, что мы это прекрасно понимали.

     Нет, были, конечно, и безобидные дурачества, приколы, пакости. Девчонок мы постоянно обливали холодной водой из фонтанчика для питья. В пролеске, который заходил на территорию лагеря, мы делали ловушки – копали ямы прикрывали, чтобы их не было видно, а потом смотрели, кто хромает и смеялись над неудачником. Одну яму мы не поленились, и выкопали в человеческий рост, в ней один мальчик сломал ногу, тогда уже стало не до смеха. После этого нам запретили гулять в лесу, но это все равно никого не останавливало. А однажды, будучи дежурными по столовой мы решили подмешать нашим девчонкам слабительного. Тогда мы уже знали, кто и где обычно сидит.  Проблема была только в том, чтобы достать таблетки. Но тут как раз кстати подвернулись все те же старшаки. Одному из наших пацанов привезли упаковку. Мы насыпали в стаканы по две таблетки, но вожатые, которые контролировали порядок в столовой, нас спалили, и из этого коварного плана, увы, ничего не вышло. Но нам тогда не наказывали. Мы написали объяснительные, и все. Ходил слушок, что за три объяснительные выгоняли из лагеря. Но никогда в истории летника не было, чтобы кого-то выгнали, а наши бумажки хранились до конца смены у вожатых, а потом выбрасывались, правда, некоторые из них, самые оригинальные, они оставляли себе на память.

     И вот в этом порочном царстве все-таки был один хороший человек – Вадим. Как раз тот человек, который сохранял рассудок и не велся на этот дикий разврат. Вероятно, именно поэтому к нему меня всегда тянуло. Я, наверное, хотел видеть себя на его месте. Ведь я никогда не видел, чтобы он вообще сделал что-нибудь плохое. Тогда мы просто болтали все время, гуляли, любили петь вместе, и даже часто выступали вдвоем на лагерных концертах. Потом дружба сохранилась после лагеря. И вот теперь своим вопросом, правда ли это, он пытался отгородить меня от зла, потому что Сонюшка имела не то, что не очень хорошую, а очень даже плохую репутацию.

     Сегодня, кстати, видел ее у нас во дворе. Мы с пацанами играли в футбол, а она с подружками сидела на лавочке и  смотрела. Дернул же ее черт ляпнуть:

     - Привет, Дима.

     - Да пошла ты на хер, дура контуженная, - прошел мимо, зато перед пацанами я герой. Они, конечно же, уже давно все знали. Я им рассказал буквально по минутам, что между нами происходило, и все это мы уже давно обсудили. Вот тебе и «знают только два человека». Теперь вот сижу дома и думаю, почему я поступил именно так, почему веду себя, как конченый ублюдок. Но ведь она тоже хороша – сидит с видом невинного ангела, непорочная дева, и робко прячет глаза. Это так наигранно, так неискренне, может быть поэтому я не нашел ответа лучше. Сама виновата. И я виноват. Как же все сложно в этом мире, как просто попасть в эту паутину человеческих отношений. Это как омут, который засасывает тем больше, чем больше ты в нем барахтаешься. Он коварен, ведь в него очень просто попасть – достаточно только сделать маленький шажок в сторону, оступиться чуть-чуть, и все, ты барахтаешься и не можешь выбраться сам. Тебе нужна помощь, протянутый прут, рука, которая вытащит тебя из этой тины. Всегда нужен тот человек, который подскажет тебе правильное направление, и будет всегда подставлять плечо, если ты оступишься…