Так, сбросив камень ответственности, я прожил всю зиму. Тихо и спокойно. Я наслаждался затишьем в своей жизни. Поздними вечерами после тренировки смотрел сериалы, болтал в интернете с девчонками. Одной, Наташе, я даже дарил рисунки. Она как-то обмолвилась, что любит цветы, но ей никто никогда их не дарил. И тут я пообещал это сделать. Сначала она не поверила, ведь нас разделяли сотни километров. Вопрос я этот разрешил довольно-таки оригинально – нарисовал ее любимые ромашки, сфотографировал и отослал фото ей. А на День Святого Валентина я нарисовал ее портрет, и ей вроде он понравился, но мы как-то реже в итоге стали общаться. Я даже из друзей ее удалил. Видимо, интерес пропал.

     Точно так же, как и раньше, просиживали мы с Катюхой ночи напролет. И что только мы не обсуждали. Всего уже и не упомнишь. Но знаю одно, ни с одним человеком я не провожу столько времени, как с ней, пускай даже и виртуально. Каждый вечер начинается с банальной фразы «Как дела?» или с вопроса «Как прошел твой день?», и часа на четыре абонент временно недоступен для кого угодно, только не для нее. Иногда я задумываюсь, в очередной раз спросив о делах: неужели ей действительно интересно со мной общаться? Но ответ не заставляет себя ждать, тема переходит от одних вещей к другим, переплетается с третьими, и в следующий раз взглянув на часы, ты замечаешь, что уже утро. И все сомнения разбиваются в пух и прах.

     Весна принесла с собой не только тепло, но и череду праздников. Один из них, 9 мая, я люблю больше всего. Народ с самого утра вываливает на улочки городка, у всех счастливые улыбки на лицах, все друг друга поздравляют. Городок украшен флажками, по улицам расставлены палатки в угоду алкоголикам, готовым напиться прямо на месте, на всех улочках играет музыка. От этого какой-то восторг всегда наполняет душу. Видя такое всенародное гулянье, гордость берет зав весь народ, за страну, да и за себя самого. Каждый год я всегда встаю пораньше, чтобы посмотреть старые военные фильмы, подождать, пока начнется парад. Согласитесь, впечатляющее зрелище. Идеально-ровные строи, огромное количество техники, все это продвигается вперед в идеальном порядке. Мечта перфекциониста, да и только.

А самое трогательное во всем этом деле – чествование ветеранов. Хотя бы один раз в год вспоминают про этих несчастных стариков, которые в большинстве своем доживают свои дни в безумном одиночестве. И кроме воспоминаний у них не осталось ничего, да и теми бедные старики не делятся, потому что мы слишком неблагодарно относимся к их жертве, к их борьбе. Нам кажется, что все так и должно быть, мы говорим, что миллионы смертей оправданы, хотя на самом деле и представить себе не можем, каково все это пережить, перенести, вытерпеть. Мы не осознаем того ужаса, умея лишь только радоваться НАШЕЙ ПОБЕДЕ. Но нам ничего не стоит выселить старика на улицу, отобрав у него квартиру. «Здравствуйте, мы занимаемся решением квартирного вопроса у тех людей, которым требуется поддержка государства. Вы – ветеран, Вы одиноки, и наш долг – обеспечить Вам беззаботную старость. Подпишите, пожалуйста, здесь и вот здесь». Слезы наворачиваются на глазах у героя, его помнят, о нем заботятся. Но на следующий день в дверь стучат не внушающего доверия вида молодые люди. Наш герой, ничего не подозревая, конечно же, откроет, а его уже тащат под руки в комнату, с криком: «Собирайся и уебывай отсюда, ты свою квартиру нам подарил». Хорошо, что хоть вещи кое-какие дали собрать. Бедного старика силой выталкивают за дверь. Он сопротивляется изо всех сил, но силы уже не те, как когда-то в молодости. Тогда он до Берлина смог дойти, а теперь не сможет пройти собственный двор, умерев от инфаркта прямо возле собственного подъезда. Да уж, хороша память, хороши потомочки, ничего не скажешь. Великий праздник Нашей Победы.

……………………………………………………………………………………………………………………

     У людей есть один интересный обезьяний инстинкт – мы любим показывать другим голые части своего тела. Хорошо, если это просто рука с закатанным по локоть рукавом, согнутая в гневном порыве своему обидчику, еще, может быть, и с выставленным средним пальцем. Плохо, если это голая задница.

     С этим я сталкивался не раз. Еще в детстве мы любили собираться со своей бандой во дворе рядом с недостроенным зданием. Никто не может запретить мальчишке полазать по стройке, как бы опасно это не было. Мы все равно проводили там дни напролет и во время каникул, и уже во время занятий, собираясь там после уроков. Если нужно было найти кого-нибудь из ребят, вы могли смело пойти на эту стройку.

     Стройка эта представляла собой заброшенное здание в три этажа, без крыши и с тремя стенами. Одну то ли не достроили, то ли она сама развалилась от времени. Странным было то, что между этажами были уложены балки и простелены деревянные перекрытия, по которым мы постоянно и бегали. А пол, залитый бетоном полуподвал, помнил на своем веку столько поломанных рук и ног, сколько не видел ни один травмпункт города. Дети поскальзывались, срывались, просто падали из-за толчка или потери равновесия с завидной периодичностью. Каждый месяц какой-нибудь смельчак-идиот оказывался лежащим на дне и стонущим от невыносимой боли. Но мы это место все равно любили, несмотря на риск. Каждую весну мы строили внизу шалаши, и той весной задумали сделать то же самое.

     Шалаш в тот год мы делали добротный, капитальный. В поисках материала шлялись по всему городку, присматривали, а потом тащили, тащили, тащили. Почти две недели мы мастерили, строили, и в итоге из полуподвала торчала шиферная крыша готового шалаша. Каждый участник, каждый, кто увел откуда-нибудь хоть бы одну доску, был горд собой. Ведь у нас получился дворовой пент-хауз, и мальчишки, которые сначала относились ко всему этому с недоверием, уже выстроились в очередь, чтобы только побывать внутри этого творения. Но Тема, мой сосед по площадке, все никак не мог угомониться:

      - Да все равно неуютно здесь как-то. Я бы в таком шалаше жить не хотел, надо что-то менять. Но на его слова никто не обратил никакого внимания.

     К слову, Тема – мой безумный сосед, был в своих поступках совершенно непредсказуем. Невысокого роста, невзрачный, с маленькими черными глазками, всегда ехидно улыбающимися, что-то задумывающими. Несмотря на то, что выглядел он довольно щуплым, он был очень крепким физически и поэтому никогда не давал себя в обиду. Он всегда, по всей видимости, творил такие ужасные гадости, чтобы обратить на себя всеобщее внимание. Ему ничего не стоило пописать на леденец, завернуть его обратно в этикетку и предложить однокласснику. Тот съел конфету, ничего не подозревая, удивляясь только, почему леденец был сразу соленый. А Артем просто умирал со смеху от своей шалости.

Или, будучи на тренировке, он однажды случайно дернул ручку своего класса, когда шел в туалет, и она как назло была открыта. За каждым классом в нашей школе был закреплен определенный кабинет, так, за классом Артема был закреплен кабинет белорусского языка и литературы. Накануне они писали диктант, и, будучи не очень грамотным, Тема знал, что ему светит очередная двойка. А тут такая удача: класс открыт, и на преподавательском столе лежит стопка тетрадей с контрольными. Из Теминой груди вырвался крик восторга:

 - О-о-о, а как это Галя (наша белорусичка и его классная) так оплошала? А ну ка посмотрим, что тут есть, - глаза вспыхнули нездоровым бесноватым огнем, рот изогнулся в язвительной улыбке. Он уверенно подошел к столу и дрожащей рукой провел по верхней тетради, приговаривая:

 - Тааак, кто тут у нас? Танька? Снова меня сдала, когда я списывать пытался, - и на этих словах он открыл страницу, на который был злосчастный диктант, набрал слюны, харкнул и закрыл.

 - Следующий, Антон, вот тебе, - в этот раз в ту страницу он высморкался. По нескольким тетрадям он просто потоптался, в несколько плюнул, а потом натолкнулся на свою:

 - Ну что, Галина Чеславовна, проверить не успели? Так вот, что я вам скажу, да срать я хотел на ваш предмет, - проговорив  это, он вырвал лист, спустил шорты, и вытер им свой зад, потом расправил немного этот лист и вложил его обратно в свою тетрадь. Затем он надел шорты обратно, сложил аккуратно всю стопочку так, как будто ее и не трогал, и спокойно вышел из класса, брякнув мне небрежно:

 - Ну что смотришь, пошли в туалет, - и брякнул он это так, как будто ничего не случилось.

Он вел себя всегда так, как будто ничего не было. Да, порой его выходки были очень безумны, но у него тоже можно поучиться той хладнокровности, с которой он все это вытворял. И после выходок своих всегда был настолько спокойным, как будто ничего и не делал, и, как ни в чем не бывало, уходил.

На следующий день после того, как он выразил свое недовольство по поводу уюта, Тема притащил в шалаш ковер, взятый им непонятно где:     

 - Во, влажный только немного, но вполне сойдет, - с гордостью заявил он и расстелил ковер посреди шалаша. Да, выглядеть наше бунгало стало намного лучше.

     На все расспросы, где он его достал, Тема ничего не ответил, лишь пожимал плечами, как будто и сам не знал, и ковер этот свалился ему на голову в неба по дороге к стройке. Но загадка появления этого ковра разрешилась очень скоро – с дальней стороны двора мы услышали крик Ивана Степановича, пенсионера, который носился по двору в поисках своей постиранной драгоценности. Все пацаны вылезли наверх, выстроились, будто заняли места в кинотеатре, и начали дико ржать с этого бесплатного представления. Конечно же, Иван Степанович не мог этого не заметить, и начал орать уже на нас:

     - Что вы ржете?! Смешно вам? Я вам покажу! Это вы его и увели!

     Тема молча развернулся, взобрался на крышу шалаша, и крикнул:

     - Смотри, вот ковер твой, пидорас! – а потом спустил штаны и, развернувшись, показал голый зад пенсионеру. Пацаны начали хвататься за животы от смеха, а бедный Иван Степанович бросился к нам, чтобы схватить обидчика, но поймать никого не смог.

     Не знал я тогда, что с проявлением этой обезьянности мне придется неожиданно столкнуться намного позже…

……………………………………………………………………………………………………………………

     Этот День Победы начался у меня так же, как и все предыдущие, с просмотра парада на Красной площади. Снова я с восхищением посмотрел на шагающих военных под торжественную музыку, на танки и ракеты, и после этого сорвался из дома, как обычно.

     Стою, жду остальных, приперся, как обычно, раньше всех остальных. Мимо проходят радостные горожане. А вот как раз и ребята: Оля со своим парнем Женей, Игорек, Илона и Аллочка.

      - Ну где вы так долго ползаете? – спрашиваю я. – Уже полдвенадцатого.

      - Не бузи, все еще только начинается. Пойдем гулять.

     Присоединившись к остальным, мы гуляем, болтаем, развлекаемся. Несколько раз мы участвовали в конкурсах. Так мы не заметили,  как приблизился вечер, и потихоньку синеватая темень начала опускаться на город. Неярко начинают гореть фонари, невысокие, оранжевые. Я люблю этот момент, когда город окрашивается синевой и серостью, когда еще не поздно, но чувствуется, что ночь медленно побеждает. Наступает время спокойствия, умиротворения. И глупо этим не пользоваться, но на тебя как раз в этот момент нападает желание что-нибудь сделать, ты чувствуешь прилив энергии, ты активен как никогда. Может это оттого, что ты становишься одиноким ночью, и, чтобы этого не осознавать, ты пытаешься отвлечься на что-нибудь постороннее. А может потому, что тебя никто не увидит, сколько бы ошибок ты ни сделал, сколько бы глупостей ни натворил, тебя никто не сможет осудить, потому что ночь тебя сберегла, укрыла от посторонних глаз, дала тебе свободу, которой тебе так не хватало.

      - А салют сегодня будет вечером? – спрашивает Оля, - Это единственное, ради чего вообще можно было выходить из дома.

      - Должен быть, по идее, - ответил я, - хотя я программы праздника не видел. Пойдемте к площади, оттуда ближе к набережной, если салют начнется.

     Так и решили. Мы пришли к фонтану, сдвинули лавочки, расселись, продолжая болтать и смеяться. И вот из-за угла показалась компания - Женины друзья:

      - О, Женька, привет! – кричал один из них, - Давай, пацаны, сюда, тут Женька сидит.

     Это, наверное, их основной, подходит и тянет руку:

      - Саша.

      - Дима, - бросил я в ответ.

     Знакомлюсь с остальными двоими, но даже не запоминаю их имена. В этом нет смысла, я их после сегодняшнего дня ни разу, может быть, не увижу, а если доведется встречаться с ними чаще, то я все равно запомню их потом, в процессе общения.

     Как только они сели с нами, Саня сразу предложил:

      - Выпьем с нами?

     Сегодня у меня настроения нет, да и, чувствую, не полезет:

      - Нет, - говорю, в следующий раз. Сегодня не прет.

      - Как хочешь, - отвечает Саня, - а Женька не откажется.

     Женя в ответ на эту фразу только многозначительно улыбается, и ему наливают в пластиковый стаканчик. Пьянка как пьянка, веселье продолжается, все идет своим чередом. После очередного стаканчика, начинаются пошлые шутки. В этом нет ничего необычного, я сам так прикалываюсь, когда выпью. Но одна из шуток начинает заходить за границы дозволенного. Один из парней, которых привел Саня, снимает штаны, и начинает лить пиво на член. Его не смущает ничего: ни то, что на улице еще достаточно светло, ни то, что вокруг прохожие, ни то, что в компании девушки. Не знаю, что он пытается доказать своей дебильной выходкой, но чувствует он сейчас себя явно героем, не хуже тех, что воевали в сороковых.

     Саня и Женя пытаются его успокоить, кричат:

      - Убери конец, придурок, а то сейчас я встану, и ты ляжешь.

     Но эти угрозы только заводят этого человекообразного. Он начинает бегать вокруг лавочки, и кричит:

      - Это же всего лишь шутка, безобидная.

     К нему подключается второй:

      - Смотри, я тоже могу, - и с этими словами он спускает штаны до колен, и тоже начинает бегать вокруг лавочек, а потом подходит к фонтану и мочится прямо в него.

     Никто не понимает, что сейчас творится, все в недоумении смотрят на этот ритуальный танец вокруг лавочки, да и сам Саня в недоумении:

      - Я их такими в первый раз вижу, раньше такого не было.

     И тут они начинают выдавать фразы, вроде: «О, у тебя такой большой, детка», или «Трахни меня в зад».

     После этого они, с криками, что это всего лишь шутка, начинают тереться голым членом о голую задницу друг друга. Я в жизни многое видел, но такое встретил в первый раз. Сначала у меня родилось желание их ударить, по очереди, избить, чтобы они захлебнулись собственной кровью, но ко мне в голову приходит какая-то идиотская мысль, что если я хотя бы прикоснусь к ним, хотя бы на секунду трону кого-нибудь из них, то стану таким же и начну делать то же самое. И от этого я начинаю просто блевать. Один из них, чья задница поставлена под удар говорит:

      - Димон, ты чего, это всего лишь шутка, игра. Мы курнули сегодня немного, выпили, вот нам и весело. Ну чего ты?

     А я просто продолжаю блевать. Мне уже нечем, горькая едко-желтая по цвету жидкость вырывается из моего желудка, и я не могу просто так остановить этот рефлекс.

     Сердце стучит, пот проступает на лбу, руки дрожат. Блевать я перестал только потому, что больше нечем, даже противная желчь уже закончилась, а они мне говорят, что это такая шутка:

      - Нет, девчонки, вы как хотите, но я ухожу.

     Они сидят и молча смотрят на меня.

      - Что вы на меня, как овцы, палите?! Если хотите унижаться и дальше, оставайтесь!

     Я разворачиваюсь и ухожу, а они остались. Девчонки, которых я знаю не первый год, не глупые, остались с этими животными.

     Эта мысль не дает мне покоя. Почему случилось именно так? Я всю ночь не могу заснуть, думаю об этом. Эти двое, как будто доказывали друг другу, кто круче. Может это и травка виновата, но неужели у них не хватает мозгов, чтобы остановиться. Куда мы катимся? Сейчас они воспринимают это как шутку, считают, что это жутко смешно то, что они делают. Откуда это в нас? Почему нам промыли мозги так, что размыли в них все границы?

……………………………………………………………………………………………………………………

     Через неделю, когда все немного улеглось, я, лазая в интернете, случайно наткнулся на скрин записи, в котором было что-то вроде распоряжения начальника ЦРУ о развале СССР. Он говорит, что военным методами разбить Союз не получится, поэтому надо использовать наркотики, секс, внедрять в СССР порнографию. Да, у них отлично получается. Одну страну они уже развалили, на ее месте выросли другие. Но ребята ЦРУ-шники отрабатывают свои деньги на 100 процентов, и материал для нашего «культурного развития» продолжает проникать в наши головы через интернет, в частности, социальные сети; СМИ, через журналы. Но ведь мы сами выбираем, читать нам сегодня новости в интернете, или баловаться порнушкой. Мы сами себя разрушаем, разрушаем то, что строили до нас. Вот это мы делать действительно научились, кричим о свободе и прыгаем на концертах, подпевая вместе с тысячным залом, что жить нужно в кайф, а о будущем пусть заботится кто-нибудь другой.