Потом наступило утро. Его сердце было поймано, оно билось тяжело, всхлипами и чувствовало себя абсолютно счастливым. Неудивительно… Нарк, я люблю тебя.
Мы сняли комнатку в городе. Мы любили друг друга. Он мой тринадцатый. Я их всех любила. Они все – сильные, прекрасные, могучие, неповторимые. Красивые и калеки, рабы и короли. Они все мертвы… кроме одного, быть может. По всем я тоскую. По всем плачу порой. Но тот один предал мою любовь. Он отказался от меня. И я загасила пламя, залила его слезами, засыпала печалью, задула странствиями. Я не люблю его… надеюсь.
Нарк улыбался. У него огромное сердце, но я всё время боюсь, что огонь любви слишком горяч для него. И пока не делаю ничего для него. Моя самонадеянность… всегда служила мне во вред…
В какой-то момент, на пике ночной любви у фонтана (лишь мне позволялось такое на городской площади), он спросил:
- Крошка Ная, почему ты не делаешь меня любимцем народа? Почему не приведёшь моих братьев, его угнетателей, с цепями на шее, сюда, как я этого хочу?
Неожиданный вопрос вызвал у меня судорогу, любовную истому – никогда не могла угадать, как моя любовь среагирует на что-либо – которая, в свою очередь, заставила испытать его яростное удовольствие, похоже, он чудом сдержал крик.
- Ты этого хочешь? – прошептала я с закрытыми глазами, истекая его силой и мощью, чувствуя себя его неотъемлемой частью.
- А то ты не знаешь, - он открыл глаза, и я ощутила холод в его пальцах, - все говорят, что твои мужчины никогда не рассказывали тебе своих желаний.
- Нарк, - промурлыкала я, - я их всех люблю до сих пор. Милый Нарк, они действительно никогда ничего не говорили о том, чего хотели в жизни. Любимый, они этого добивались сами. Нарк, я не помогаю никому ничего делать. Моя сила – в твоих руках. Бери её и делай то, что ты хочешь.
Он нахмурился, задумавшись. Потом крепко поцеловал взасос, и мы пошли домой. Где-то в этот момент я поняла, что снова в чём-то ошиблась. Когда тихое посапывание мальчика раздалось над моим ухом в кровати, я села на полу и воплотила старые вырезки из газет. Я их всегда хранила в своей памяти.
«Даркстар поднимает кубок и кричит:
- Да, я сразил всех их, врагов ваших! Одним мечом и своим сердцем, думаете вы? О нет, взгляните сюда, Ная, прекрасная Ная подарила мне свою любовь и любовь её сделала меня сильным! Слава любви!
Гости поднимают бокалы. Наш город свободен».
«Пергу смеётся и на все вопросы лишь показывает рукой на девушку, что сопровождает его, её, кажется, зовут Ная, она немного улыбается и смотрит влюблёнными глазами на воина. Воина, который вырвал принцессу из лап людоедов…»
«Вуркен хмур, как всегда, но крепко держит за руку Наю, девушку легенду, она жила двести лет, но по-прежнему молода и влюблена. Она молчит, а Вуркен выходит вместе с ней к королю и говорит лишь несколько слов, которые потрясли всех нас:
- Это не я. Это она. Она просто любит меня, не я, но любовь её сделала долину мирным краем».
И ещё восемь старых записей. Одну я забыла. Не хотела её помнить. Слишком больно, и она раздувает искру, что… тлеет, несмотря на время, воду и песок…
Я задумалась, вспоминая их. Ночь проходила, звёзды тихо крались по небу.
Я люблю рассвет. Когда ласковый и нежный свет касается ресниц. Рыжее сияние просачивается сквозь лес и низкие облака. Я поднимаю голову, позволяя лучам скользить ниже, по щекам и подбородку, пусть спускаются на шею. Лёгкое горячее покалывание. Тепло спускается к груди. К сердцу. И старый ожог вспыхивает болью. Я её плохо переношу. Прижимаю руки к шраму. Я не злопамятна. Но тот момент слишком въелся в память. Когда человек прижимал раскалённое клеймо к рёбрам и шипел, что выжжет моё сердце. Ему это почти удалось.
С кровати послышалось завывание. Это Нарк проснулся и зевал, широко распахнув свою пасть... Я улыбнулась. Он такой сильный варвар. Варваров у меня было только трое. Их мощь порой вспоминается и не даёт спать ночами. Я подошла и прижалась к его груди. Мне на плечи легла его рука, тяжелая и нежная. Я начала целовать его ключицы, но он отстранил меня. Мой удивлённый взгляд столкнулся с хмурым его.
- Я пойду, - сказал он, поднимаясь и накидывая рубаху, - пойду и приведу их всех в цепях сюда.
Доспехи на него садились, как вторая кожа. Как он красив…
- Иди, - сказала я спокойно, - у тебя всё получится. Я буду скучать по тебе. Возвращайся скорее.
Он гордо задрал голову. Какой же ещё ребёнок он. Взял из угла меч, купленный только вчера за гроши у кузнеца и ушёл.
Я обернулась на смятую кровать и… внезапно память подвела меня. Первый раз за четыреста с лишним лет. Слишком яркий был момент в моей жизни.

Маленькая четырнадцатилетняя девочка входит в комнату, ведомая стражником.
- Вот, - заявляет воин, - это она околачивается у замка, желая видеть Вас, просить помиловать отца.
У стен много светильников. Камин. Огромная постель, одеяло на полу, простыня в крови и смята. У окна, загораживая утренний свет, стоит обнажённый по пояс человек. Он строен, не очень высок. Волосы у него черные и кудрявые, спускаются до лопаток. Совсем немного загара на коже создаёт ощущение дальних дорог и ветра. Он оборачивается.
Молодой феодал Чернар. Небольшой, но решительный подбородок. Узкие тёмные губы в игривой улыбке. Чуть крючковатый нос. Высокий лоб, небрежная челка. Глаза… Черные как адская бездна, с ярким блеском. В его взгляде играл огонь, огонь веселья и безумия, хитрости и игры. Странный и манящий взгляд. Пугающий и опасный человек.
Ная смотрела, не отрываясь.
Чернар увидел в ней маленькую девочку, бесспорно, симпатичную и живую.
- Ты хотела просить о помиловании своего отца? – голос был тихим, шепчущим, но прекрасно слышным, - человека, который убивал единорогов на моей земле? Ты понимаешь, что ты говоришь? Из волшебных существ только они и остались. Я не стану его миловать. Он умрёт сегодня. Что ты хочешь сказать ещё?
А Ная забыла, зачем пришла. Она всегда и сразу видела людей насквозь, замечая не только внешнюю красоту, но и состояние души и сердца. Тот, на кого она сейчас смотрела, был очень жестоким, не признавал никого, кроме себя, и сердце его было покрыто людом. Это её притягивало как магнит. Она ничего не могла с собой поделать. И сказала только четыре слова.
- Позволь мне любить тебя.
Его саркастическая усмешка.
- Ты первая, кто это просит, кого не приволакивают насильно. После обеда я, пожалуй, найду для тебя время, - он уверен в себе. Он эгоист, он не просто жестокий, кровь будит в нём зверя, зверя который готов на всё, чтобы удовлетворить своё желание. И пока сердце покрыто льдом, зверь будет жить.
Ная знает, на что идёт. Редкая девушка покидает живой его постель. И всё же… первый раз сердце её затрепетало. Зажглось и засияло при виде мужчины.
Её смиренная поза у кровати не привела ни к чему, одним ударом кулака он опрокинул её навзничь и уселся сверху.
…Удар. Ещё один, по лицу. Губы разбиты, щёки исцарапаны, шея искусана. Он вонзился в неё как копьё входит в оленя, причиняя страшную боль, но она не чувствует её. Ей хорошо, оттого что Чернар в экстазе, но грустно, что радуется зверь. Она покорна под ним и лишь смотрит влюблёнными глазами, которые будто и не смущают его.
Он близок к концу. Сдавленное рычанье из его горла, он вытаскивает откуда-то нож, ещё мгновенье и сталь окажется у неё внутри. Ная взывает к своей любви, поднимается на локтях и целует его губы. Нежно, трогательно и с благодарностью. Удивлённый звон металла на каменном полу - Чернар выронил нож. Она продолжает его целовать, будто утоляя жажду, и чувствуя, как тает лёд на его сердце, трескается и обнажает Огонь. Мужчина падает с кровати и хватается за грудь. Ему больно. Огонь первый раз коснулся его. Она бросается к нему и прижимает его голову к своей груди. Что-то обжигает её, она отодвигается и видит на щеках Чернара слёзы. Он смотрит на неё удивлённо и с мукой, хотя глаза его сияют, и он спрашивает её:
- Что ты сделала со мной, девочка? Что же это? – на губах его появляется улыбка, чуть пьяная, счастливая и страдальческая, - я плачу… я сошёл с ума? Девочка, что же ты сделала?.. Что? Я теперь люблю… ты веришь мне?
Она торопливо кивает, и тоже начинает плакать, от счастья… Чернар полюбил первый раз, чувство было для него ново, но он чётко знал – это самая настоящая Любовь, которой завидуют даже боги.

Я очнулась. Всё это время я провалялась на кровати, сжимая в руках кусок одеяла. Простыня была мокрой от слёз, сердце неистово колотилось. К счастью, никакого жара по отношению к прошлому я не ощутила, и это заметно меня успокоило. Сейчас придёт Вервуд, и мы пойдём на любимую рыбалку, где покормим медведей… ээ… так. Вервуд погиб тридцать четыре года назад от когтей медведицы. Ну, ничего я не смогла сделать против разъярённой матери!
А кто же сейчас придёт? Я не одна, подушка хранит запах мужчины. Красный волос… Это не Огенц? Маг, который всех продавал. Его любят многие, а он любит только меня. Нет. Я очень хорошо помню столб пламени, когда он сказал, что слишком много сделал зла и должен уйти из этого мира.
Нарк! Ну да! Но где же он? Он пошёл совершать свой подвиг. Я его люблю, и у него всё получится. «Нарк, я тебя жду. Ты сильный. Твоим рукам покорно пламя, вода, деревья и железо, кони и я… Милый, возвращайся».
Несколько дней в ожидании любимого я провела немного в бреду, словно в забытьи. Бродила по улицам, вдыхала запах пыли и рынка, бумаг и камней. Всё это наполняло душу радостью и предвкушением чего-то сладкого. В то же время было ощущение чего-то тягостного, память играла со мной, едва не каждое слово напоминало о том, что было. Я поняла, что если не вспомню сейчас тот год, то сойду с ума, пытаясь убежать от своих мыслей.
Всё-таки, мне позволено очень многое. Кого ещё, кроме меня, пропустили бы на крышу храма? Я села рядом со статуей бога, и обхватила руками колени. Один из главных богов стоял рядом со мной. Он покровитель насмешников, и потому всегда изображается с приподнятой бровью и усмешкой на губах. Высокий и красивый, как все боги. Чернар тоже высмеивал решительно всё в своей жизни.

Казалось, нет пары более счастливой, чем эти двое. Они бежали по траве навстречу рассвету и смеялись. Они сидели у окна в башне и считали звёзды. Они обвязывали деревья ленточками на праздник лета. Они сходили с ума от своей любви. Их сердца пылали и ярко освещали всё вокруг. Их улыбки отражались на лицах окружающих и неслись дальше, разнося радость и любовь по всем деревням.
Молодой феодал, похоже, забыл всё, что любил раньше: издеваться над девушками, наблюдать, как собаки рвут людей, охоту. Он был занят только своей любимой. И Ная, хотя отец её и был казнён, забыла всё, чем жила раньше, даже единорогов, чьи гривы обожала расчёсывать.
Они шептали друг другу самое ласковое, что только могли придумать; она называла его лунным лучом, который будит в сердце жизнь, а он отвечал, что солнце – это лишь отражение её прекрасной души. Они купались в озёрах, и не было никого счастливее их.
Жаль, это длилось лишь месяц. Но ведь ничто не бывает вечным.
Чернар сказал ей, что не хочет, чтобы она умирала. Взял ласково за руку и повёл к волхвам. Немного подумав, он приказал связать его с девушкой так, чтобы Ная не смогла умереть без его позволения. Волхвы заметили, что тогда, в случае его гибели, она останется бессмертной. Он задумался…
- Пусть я умру тогда, когда она разрешит мне это, - сказал он, наконец.
Волхвы наложили заклятье, и молодые направились к реке. Они сели спиной друг к другу на невысоком берегу и стали слушать. Это была их новая мысль – если долго сидеть в тишине, можно многое услышать, например – как растёт трава, или как шепчутся гномы.
Так случилось, что удача преследовала всех, кого любила Ная. Так получилось, что Чернар был слишком горд. И произошло такое, что не понравилось молодому мужчине, нельзя, чтобы женщина брала на себя все трудности. Неважно, как это случилось, важно лишь, что в какой-то смертельно опасный момент Чернар понял, что это не его победа, что это Ная, стоя неподалёку, шептала слова любви и помогла ему осилить врага.
Этого не смогло выдержать его гордое, хоть и влюблённое, сердце. Как?! Женщина? Делает за него его работу? Холодно он попросил её больше не вмешиваться в его войну. Она девушка, вот пусть и занимается рукодельем, домом и единорогами.
Промолчала Ная. Не нашла она слов объяснить, что ничем не может обуздать своё сердце, что мечется и вливает силу в ослабшие руки возлюбленного. Она постаралась избегать зрелищ, когда Чернар дрался или как-то иначе требовалась вся его сила и хитрость. Некоторое время ей это удавалось, пока не пришёл Турнир. И она обязана была там быть. Всё время сидела она, опустив глаза долу, но в конце не выдержала, стала жадно смотреть, как легко побеждает её воин. Вот последняя битва, схлестнулись две равные силы, и чуть не погиб Чернар, но вскочила Ная, и будто испуганный, полный обожания взгляд её придал ему силы, одолел он противника. Но потом…
Потом Чернар выпрямился, мрачно, исподлобья посмотрел на девушку, проворно, несмотря на раны, вскочил на коня и умчался в замок. Ная немедленно бросилась за ним, на своей быстроногой кобыле. Она не знала, что и думать, но чувствовала, что Чернар зол, как никогда.
Она оказалась права.
- Я же тебе сказал – не смей мне помогать! – зарычал он, едва она вбежала в комнату. Он дал ей пощечину. Девушка упала, но не издала ни звука.
- Неужели так сложно выполнить мою просьбу, женщина?! Это не твоё дело! – он поднял её и снова ударил.
Глаза её заблестели, она заговорила.
- Я не могу, милый. Я слишком тебя люблю. Я не виновата… - его глаза сузились, он не верил, - если бы я могла, я бы, конечно, послушалась тебя, но моё сердце не знает слов, он знает лишь великую любовь к тебе. Это его сила, это оно помогает тебе, не я, не моя это воля…
Чернар выпрямился. Как он красив был в этот момент, и как страшен.
- Тогда я выжгу его. Лучше быть нелюбимым, чем бесчестным.
Она сначала ушам своим не поверила. Но видела его глаза, его серьёзность и мрачную решимость, и судорога охватило её тело… она потеряла сознание.
А потом был кошмар. Вернулся Зверь, который был в Чернаре. Он смеялся ей в лицо, прижимая раскалённое добела железо к груди. Страх перед Зверем не давал чувствовать боли от ран, но боль в сердце была куда сильнее.
Чернар её просто предал. Он смотрел с ненавистью в её лицо, она видела в глазах его ещё что-то, но посчитала это частью Зверя. Из горла его вырывалось рычанье и сип:
- Любишь меня? Да? Любишь?!
Наконец сердце девушки кольнуло особенно сильно, и она выкрикнула ему в лицо:
- Да я тебя ненавижу! Урод! Знать не желаю! Забуду на другой день!
Словно удовлетворенный этим, Зверь отступил. Чернар с брезгливой жалостью окинул взглядом её тело и вышел. Едва она потеряла из виду его глаза, как вновь провалилась в забытье.
Очнулась в темнице. Там был ручей, струящийся из камня, она перекрывала ему путь. Наверно, это и вернуло её к жизни. Спустя несколько минут, она ощутила больше сил, со стоном перевернулась и припала губами к воде. Холодная влага лечила её раны. Ная с удивленьем заметила, как посветлели обожженные раны, даже провела по ним пальцем, но воющая боль не возвращалась. Она коснулась груди, пытаясь прислушаться к сердцу, и со вскриком отдёрнула – ощутив, как от простого прикосновенья словно вонзается холодный нож. И эту боль вытравить было нельзя…
Она плакала несколько часов. Раны все залечила вода, обиды на Чернара она не держала, но сердце болело и не проходило. Она чувствовала огромное желание забыть предателя, освободиться от него и одновременно всю ту же нежную любовь, что от неё текла к нему в душу. Она слышала через окошко темницы, как говорил о своей победе её воин. Голос его чуть дрожал – ну да, в первый раз столько народу пришло им повосхищаться. Она глубоко вздохнула, закрыв глаза. Его надо забыть, чтобы не умереть. Его предательство… после такого она просто обязана его забыть.
Она ушла из подземелья той же ночью.
И она загасила своё пламя, залила его слезами, засыпала печалью, задула странствиями…

Ночь. И запах… всё тот же мягкий и тёплый, но более богатый и приятный. Память перестала стучаться острыми коготками по сознанию, но теперь тихо ныло сердце. Не ныло даже – пело, что-то печальное, давно забытое. Оно на что-то надеется? Но надеяться не на что. Я не стану больше иметь с ним никакого дела. Я забыла его. Я ненавижу его Зверя и связываться с ним не хочу.
Я спустилась с храма и побрела к себе. Может, Нарк приедет сегодня. Может завтра. Я отправилась к реке. Вода меня любила. Может, кто-то из моих предков породнился с речными богами, может это что-то личное. Но то, что вода всегда лечила мои раны – чистая правда. Даже душевная боль притуплялась с ней.
Я погрузилась по шею. Поплавала, наслаждаясь мягкостью ночной реки. И, когда вышла на берег, сердце стучало радостно и счастливо. Я предоставлена сама себе, я люблю Нарка, он любит меня, мы свободны…

На следующий день Нарк отрёкся от меня. Я… я не могу на него обижаться, что он присваивает победу себе, но меня возмущает эта слабость. Он стоял на площади, и рассказывал, как он в одиночку отрекся от братьев и стал бороться на стороне Города. Это было как несколько быстрых ударов ножа в сердце, на самом деле оно просто забилось чаще и болезненнее. Это было как сон… кошмар прошлого, от которого всю жизнь пытаешься убежать, и если он тебя нагоняет, молишь всех богов чтобы это был просто сон… просто сон… нет… я чуть не прокляла его, но это было бы моей слабостью. Я сильнее… я попыталась выпрямиться и поднять голову, но вместо этого ноги мои подкосились, и я свернулась калачиком прямо на крыше храма, откуда все наблюдала. И я никак не могла унять своё сердце. Оно болело невыносимо. Я тоскливо посмотрела вниз, на манящую пустоту до земли.
Нет.
Палящая жара. Душно и ветер. Солнце и пыль.
Спустя пару часов я поднялась и побрела прочь из города. Я вспомнила, когда только ушла из темницы, как встретила бледного маленького блондина. Он мне сильно помог, дал кров и пищу, верность и покой. Он был поэтом. Стоял на рассвете на крыше и читал сам себе, и трогал мою душу, ласково, как ветер или дождь. Однажды я поднялась к нему, и, когда он закончил, взяла за ладони и отвела к кровати. Он и сам был как ветер, нежен и неутомим…
Я думала, что нашла своё счастье, но через пару лет по деревне проезжал рыцарь. Он видел меня, когда я одевалась у окна. Взгляд его был как пламя дракона. В нём была власть и мощь, а я всегда любила Силу. А маленький блондин слишком любил меня, чтобы удерживать. Я любила их всех…
С каждым днем, что я шла по дороге, минуя города и деревни, боль улетала, как бабочки из пепла, сердце начало радоваться дождю, как в детстве. Улетала и память о мужчинах, которые спали со мной. Не то чтобы забывалась любовь – уходило всё, связанное с ними. Я снова начала танцевать в высокой траве под музыку туч и солнца. Я рисовала фонтаны в реке, и дети в восторге плескались вокруг них. Я создавала в лучах и листьях деревьев дельфинов и птиц, и это было так красиво, так спокойно… Я смеялась, глядя как единороги брызгаются у озера, помню, мне было семь лет, когда в первый раз прекрасное животное позволило до себя дотронуться. Я перебирала его гриву и мечтала когда-нибудь оказаться на его спине…
Подумав, я свернула с тропы и приблизилась к ним. Мягкие губы защекотали мою шею и руки. Я гладила их спины и целовала нежные глаза.
- Вы позволите мне покататься? Я не упаду, - улыбнулась я одному из них. Он тряхнул головой и повернулся боком, приглашая. Это было как в сказке. Никогда единороги не общались со мной как с равной. Я вскочила на него верхом и взялась за гриву. Он мчался по лесу, как белая птица счастья, бесшумно, быстро, певуче. Лес сменился лугом, луг – рекой, и я заметила замок.
- Стой!!! – я закричала едва не в ужасе. Вдруг вспомнив, что единороги оставались только в Его землях.
Нет, белоснежный словно оглох ко мне, он перепрыгнул реку и понесся к почему-то распахнутым воротам замка. Наверное, я была такая же белая, как и он. Ни одной мысли в голове, сердце не билось вовсе, только холод во всем теле – что же сейчас будет?

Единорог остановился, я беспомощно соскользнула с его спины.
От замка осталась только башня. Остальное – нагромождение камней, будто землетрясение или хвост дракона поработал. Много людей. Они пытаются растащить глыбы, словно под ними лежит что-то очень для них важное. Призрачная надежда, что они ищут сокровища, растаяла, не успев появиться. Они искали Его. Я сделала маленький шаг назад. И ещё один. Но сильное тело преградило путь. Умные глаза смотрели на меня. Говорят, единорог по Силе своей равен дракону. Он кивнул головой, показывая, куда идти.
- Пожалуйста…- пролепетала я.
Он будто ласково усмехнулся. «Иди». Меня учили верить единорогам.
И я медленно, как на казнь, пошла туда.

Чернар был красив. Даже весь в крови. С липкими волосами. С синеватого оттенка кожей. От груди и ниже он был под тысячами камней Замка. Люди, бесспорно, узнали её, но никто ничего не сказал, лишь расступились, давая дорогу. И между ними также вдруг воцарилось молчание. Ная села на землю рядом с ним. Положила ладонь на его ладонь.
Чернар открыл глаза.
- Ная… - прокаркал он. В его глазах…был весь мир. И он дарил его ей. Всех сильных и прекрасных птиц, золотые моря и зеленые небеса, рыжие леса и синие снега. Все улыбки и песни, все дворцы и корабли. Храмы и пыльные города, ветвистые реки и звезды. Да что там… он дарил ей Любовь. И ещё было в его глазах счастье, облегчение и спокойствие, что теперь всё будет хорошо.
- Всё будет хорошо, - сказала Ная. Тихо, ласково. И вдруг поняла – не было этих четырехсот лет. Ничего не было. Есть только эти двое, которые разносят улыбки по всему миру и обвязывают деревья ленточками на праздник. Мир и гармония были в её сердце. Раны не затянулись – их не было. Как нет теней на гладкой поверхности.
- Я так долго искал смерть, - проговорил он, возвращая её из рая, - но не могу порвать заклятье. Ты так и не позволила мне умереть. Я убил лишь часть себя, самую беспринципную часть... И потерял покой навсегда. Спасибо тебе… за то, что вернулась и… за все, что ты мне дала. Прошу тебя… позволь мне… покинуть тебя.
Она молчала. Она понимала его желание. Камни причиняли ему неимоверную боль, а разобрать их – потребуется неделя. Она должна была отпустить. Их сердца были одним целым. Она погладила его щёку.
- Я не смогу жить без тебя. Сделай смертной и меня.
Он молчал. Что он мог сказать? Просто смотрел ей в глаза. Понимал, что она права. Но сказать это было невыносимо больно.
- Ная… Мы будем вместе и там… Я хочу, чтобы ты была со мной.
С её подбородка закапали слёзы.
- Идём, Чернар.
Ная легла рядом, положив голову ему на грудь, ту часть, что была свободна от камней. Он закрыл глаза.