Сволочь

            Сволочь была разной – интересной, смешной, веселой, странной, почти с магической заговорческой улыбкой. Но чаще всего сволочь была сволочью – мерзкой, неподобающе грубой и забывающейся, эгоцентричной, в общем сволочью. Но, как и всякая сволочь, всю свою сволочность она заключала в своей непременной необходимости. Но на то она и была сволочью, чтобы пропадать в самый важный и нужный момент. В ней нуждались многие, а я ею болела. Сволочная болезнь держалась во мне, как и подобает долго и крючковато хватаясь за самые тонкие и нежные струнки моего сердца. Это было похоже на водоворот – он затягивал тебя с каждой секундой, когда ты скучала по сволочи и, не церемонясь, вторгалось в твою жизнь в любое время ночи и дня, и даже в самые счастливые, но редкие минутки жизни.

            Сволочь редко попадалась мне в руки, но это воскресенье было особенным и, вот она была здесь, такая далекая и всего в метре от меня. В этот момент я понимала все законы физики и относительности и отдаленности. Рядом, но так далеко. Сволочь искала кофе на моей кухне, и все ругалась на плохих политиков. Странные глаза ее скосились на черной упаковке итальянского кофе, и черные же ее брови собрались черной тучкой над глазами. Во всем взгляде сволочи была мировая сосредоточенность, пытавшаяся разобрать что-то то ли в упаковке, то ли в ее содержимом.

            Потом сволочь уповала на волнах ароматного напитка и опять без умолку рассказывала что-то из своей жизни. А я слушала во все уши и заглядывалась на свою сволочь, не понимая от чего, я ее так люблю. Наверное, судьба такая – каждому по сволочи! Скорее всего, моя сволочь меня не любила, но в перерывах между истериками и обидами, я к сволочи питала только самые нежные чувства – между мной и ею существовала своя сволочная магия, которая сильнее распространялась только на меня. Сволочь же почти всегда пребывала в засаде, предпочитая отсиживаться и отмалчиваться в периоды моей справедливой злости на нее.

            А когда шторм проходил, сволочь сворачивалась колачиком у моих ног и что-то мурлыкала про жизнь и про любовь, заглядывая мне в глаза своими сверкалками под бровями. Мне кажется, что у сволочей не бывает глаз, потому что глаза – зеркало души, а разве у сволочи есть душа, думалось мне. Часто я верила, что нет. Но моментами сволочь вдруг имела обычай становиться такой хорошей, что я вдруг сомневалась в своих сволочных  выводах.

            Это воскресенье и было таким днем, когда я почти поверила в то, что моя сволочь может измениться. Мы гуляли по зеленому городу, и лето творило чудеса с моей сволочью. Больше не было обрывистых фраз и страшного, почти пустующего взгляда, направленного в мою сторону. Я шла по аллее и сволочь нежно держала меня за руку, пригревая мои обнаженные бока и все без умолку спрашивая меня о том, о сем. А я не могла сделать ничего лучше того, чтобы жить этим моментом на одном дыхании, наслаждаясь каждой минуткой подаренного мне сволочью счастья. В ее глазах отражался мой мир, и она уже комкала мое сердце в своих волосатых руках.

            Ночью сволочь была как никогда теплой. Ее волосатое тело терлось об мою спину, и обнимала мою шею, что-то шепча на ушко. Сволочь была мягкой и даже напоминала какую-то странную плющевую игрушку. А я думала о том, как до этого могла жить без своей сволочи, такой близкой, плохой временами, пропадающей по подворотням, забывающей звонить даже на третий день и временами избегавшей встречи, но такой любимой. Наверное, оттого я его так любила, что он был сволочью. И когда луна мерно заканчивала свое путешествие по ночному небу и, заглядывая в мое окно, проводила своим взглядом по нежным чертам лица моей сволочи, я вдруг поняла, что сволочь для меня и есть самое хорошее и самое любимое слово. Потому что без моей милой сволочи, нет такой же сволочи по имени Я, потому что тогда в мире нет сволочи по имени любовь.