Розы тоже были не в её вкусе. Она то просила опять этих чёртовых тюльпанов, то кричала, что хочет гвоздик, то вообще шипела, что цветы - это мусор.
Я закрыл голову руками.
Единственное, что я понял, так это то, что она всё-таки знала, чего хочет. Да, в её действиях не было привычной для меня логики, она была неуправляемая и истеричная, но в её глазах я видел холодную уверенность. Она определённо знала чего хочет.
Я поднял глаза. Она стояла и смотрела на меня уничтожительно ещё несколько секунд, а потом засмеялась. Она была слишком весёлой для девушки, которая только что била меня охапкой роз по голове. Я смотрел на неё как на умалишённую. Но нет, опять эта холодность рассудка, это спокойствие, а смех - всего бутафория. Она не унималась.
- Ты такой смешной, когда грустный, - прыскала она.
Да, у женщин абсолютно не бывает логики. Сейчас она била ладошкой по тумбочке, на которой вздрагивала в такт ударам настольная лампа. Этот расшитый цветами ободок... Мне почему-то захотелось ударить Дашу по голове вот этой самой лампой. И бить, бить, бить... Я сам ужаснулся своей мысли. Наверное, она была права, я выглядел смешным. Эта спрятанная за руками голова, я как в окопах, прячусь от женщины. Я определённо был смешен.
И я засмеялся. Ведь если ей это казалось смешным, значит оно таким и было. Значит я должен был смеяться, потому что у нормального человека есть чувство юмора. Никто не любит ненормальных людей, а я хотел, чтобы она меня любила. И я засмеялся.
Она презрительно посмотрела на меня и отрезала:
- Бездарь!
Я осёкся. Да, она была права, ведь у меня не было актёрского мастерства изображать искренний смех. Но надо было что-то делать. И я скорчил глупую рожицу. Да, я мог бы спорить с ней и доказывать, что сейчас она... Но я не хотел, чтобы она презирала меня и одновременно не хотел признавать, что она способна на презрение.
- Бездарь! - повторила она. - Чёртов бездарь!
Я так и оставался сидеть с этим глупым выражением лица, только уголки рта немного опустились в грустную гримасу. Теперь я был грустным клоуном. Но её же веселит моя грусть, почему бы и нет. Главное, чтобы она опять засмеялась...
Но Даша нахмурилась.
- Ты строишь из себя жертву, - сказала она недовольно.
Я только открыл рот.
- Ты вечно обвиняешь меня во всём.
Я закрыл рот, чтобы не провоцировать её лишний раз. Но она была хитрее и реагировала на любое движение. Как я мог это знать и не совершить оплошность?
- Ты меня не любишь, - сказала она уверено.
А дальше она воплотила в жизнь моё самое страшное желание. Ну почти воплотила. Она сняла цветастый ободок с лампы и одела его на голову. Это было сигналом того, что она не намерена больше со мной контактировать.
Всё как всегда летело к чертям...
Интересно, и сколько она сможет простоять вот так, делая вид, что её нет в комнате? Не думаю, что долго. Да, она не будет снимать этого чертова ободка с головы и пойдёт в другую комнату. Она обязательно не впишется в дверной проём и будет кричать: "Вася, почему ты приделал эту дверь правее, чем надо". А я скажу, что не я проектировал и строил этот дом. Но её это только разозлит, и она добавит, что "Светкин муж всегда всё делает сам" и "У него золотые руки"... Светкиного мужа зовут Романом. Я бы тоже мог стать Романом. В конце-концов поменять имя не такая уж и сложная процедура.
Я начал прикидывать, сколько времени и денег уйдёт на смену документов.
Даша чихнула. Я посмотрел на неё изучающе.
Всё-таки эта женщина никогда не подчинялась логике и вряд ли будет действовать по моему сценарию. Она очень не любила повторения. Может именно поэтому ей не нравились тюльпаны и розы, что она уже раз говорила о них? Определённо надо попробовать что-то новое. Может быть эко-куб или маленькую черепашку. Я знал ассортимент почти всех магазинов города. Но я не хотел черепашке той уже участи, что и себе. Да и с выращиванием живого у неё скорее всего туго. Вообще, вряд ли какое-то живое существо могло бы жить с ней.
И у меня родилась мысль. Мне захотелось понять её мир и я потянулся к тумбочке, на которой стояла вторая из пары ламп с цветастым ободком. Я поднял его и одел себе на голову. Не самое приятное давление на расцарапанную розами кожу. Но оно того стоило.
Так мы пробыли в тишине ещё минут пять. Я сидел, а она стояла. Мне почему-то стало жалко её стараний. Сколько она будет стоять вот так, только ради того, чтобы доказать мне что-то?
И я сказал:
- Садись рядом. Я тебя понимаю.
Послышались звуки, которые должны были означать то, что Даша стягивает с головы ободок. Я ожидал, что она приблизится и сядет рядом. Спокойная и на удивление добрая. Сядет и не будет ничего говорить, потому что в общении с ней слова - это зло.
Но я опять сильно переоценил свою интуицию. Что-то ударило мне по животу, а после послышалось гневное:
- Бездарь! - и хлопнула дверь.
Я снял ободок с головы и понял свою ошибку. Прям напротив центра моего лба ещё несколько секунд назад красовался шов склейки. Я перепутал перед и зад. Да что там, я даже не подумал об этом.
- Бездарь... - прошептал я сам себе.
- Бездарь! - крикнул я кому-то неизвестному от обиды и швырнул ободок на пол.
- Бездарь... - закрыл я голову руками и заплакал.