Рома, в отличие от своей жены, сразу поднял трубку и сказал:
- Алло.
Он любил пиво. Можно даже было сказать, что наша дружба подогревалась именно пивом. При том халявным. У меня в холодильнике регулярно появлялся целый ящик светлого нефильтрованного. Но я сам никогда не пил его, потому что оно было светлым. А кофе был тёмным и ему можно было доверять. Если бы диван тоже был тёмным, я бы простил ему крайнюю любознательность, проявленную сегодня. Но диван был покрыт бежевой искусственной кожей и я решил ему отомстить.
- Алло, - повторил Рома.
Спустя пять минут мы договорились о встрече. Любовь к пиву была сильнее здравого смысла и он согласился не то чтобы прийти в гости, но и забежать в магазин за кофе. Он всегда смеялся над этой моей манией.
Он ещё раздевался в прихожей, а я уже поддевал ножом упаковку. Коричневые крупинки посыпались на стол и я спустился на колени, что бы собрать их ртом. В это время Рома зашёл на кухню. Он остановился в нерешительности и как-то странно посмотрел на меня. Я махнул рукой на холодильник, мол пиво там и не мешай мне. Он вытащил целый ящик и понёс его в комнату.
Всё складывалось наилучшим образом, кроме ножа на столе. Ножом можно было порезать колбасу, поэтому я спихнул его со стола на пол, а дальше начал подбивать ногой под стиральную машину.
Мама всегда говорила, что ножи не игрушка, особенно для меня. Поэтому она украдкой увозила их каждый раз, когда бывала в моей квартире. Она считала, что суицид - это меньше зло, на которое я был способен. Так я научился прятать ножи под стиральной машиной. А они пока что не жаловались на такие издержки.
Я загрёб кофейных крупинок в жменю и пошёл к Роме в комнату. Он уже принялся за пиво. Я сел рядом на диван и посмотрел на него изучающе, отчего Рома поперхнулся.
- Будешь? - спросил он неуверенно и протянул бутылку. Он предлагал мне выпить после себя, поэтому я согласился. Я эффектно запрокинул голову, а Рома снова протянулся к ящику.
И так на протяжении получаса он пил, а я жевал кофе, выбирая самые большие крупинки. Вдруг ему уже надоело просто так квасить пиво и он спросил о закуске. Я ждал этого вопроса, поэтому сразу метнулся на кухню за салями.
- А где нож? - поинтересовался Рома, когда я вернулся.
- Мама увезла... - ответил я со всей искренностью.
Он что-то хмыкнул себе под нос, скривился и хорошенько запил это новым глотком пива. Я облизал ладонь от кофейной пыли.
Тут я заметил, что фломастер опять скатился под стол и полез за ним на четвереньках. Рома в это время разбирался с колбасой.
- И как это теперь есть? - спросил он разочарованно.
Я поднял руку над столом, опустил туда фломастер и пополз назад к дивану. Рома сидел развалившись и ждал моего ответа. Это был идеальный момент для моей мести...
Я видел неловкость на его лице и мог её понять. Он был недостаточно пьян и всё-таки осознавал, что произошло. Но меня мало заботили его чувства. Ещё несколько минут и он стоял в прихожей торопливо одеваясь.
И всё-таки он до сих пор оставался тем же Ромой, потому что попросил упаковать остатки пива и колбасы с собой, мол жена уехала к маме после ссоры и ему нечем будет завтракать.
Вот почему Света не брала трубку. Небось думала, что я буду просить у неё прощение за мужа.
Тем временем я собрал пакет с продуктами и пошёл разыскивать ободок от лампы. Время было позднее и я переживал за Рому, как бы ему не встретились гопники.
Ободок лежал на полу. Я поднял его и понёс в прихожую. Там я вручив сначала пакет, а после одел Роме на голову этот самый ободок так, чтобы было видно дорогу, но и голова была защищена. Шов, разумеется, находился сзади - теперь я не допускал старых оплошностей. Рома вздохнул и снял ободок с головы. Но я не стал обижаться на то, что он не принял моей заботы. Я вообще решил меньше обижаться и больше заботиться об окружающих.
Я закрыл дверь и приступил ко второй части плана. Надо было спалить диван. Но при этом соседи и люди с улицы не должны были этого заметить. И я начал. То подпаливал, то тушил, но в результате добился своего. На полу остались прожжённые места и я залил их водой на всякий случай. Она смешалась с пеплом и получилась прикольная масса. Но чего-то не хватало.
Да, во время этого ритуального костра я всё время опасался, что подожгу квартиру и не успею вынести кофе. Это было бы ужасной потерей для меня. Но теперь всё было нормально. И я пошёл за ним на кухню.
Неожиданно мне стало жалко диван. Ведь я даже никогда не проливал на него это чудного напитка. Он помнил совсем другие моменты. Поэтому я взял упаковку и начал сыпать коричневые крупинки в пепел.
Теперь он мог почувствовать эту любовь к кофе. Я высыпал всё содержимое и бухнулся в пепельно-кофейную грязь, перевернулся на спину и начал водить руками и ногами. Теперь я делал ангела. Я сам чувствовал себя крылатым. Та огромная вина, которую возложила на мои плечи Даша, сгорела вместе с диваном. Теперь я был свободным от её истерик, от её презрения и претензий. Я по-прежнему любил её, но теперь я не был никчемным. Теперь я не был во всём виноватым, возможно, даже не был бездарем. Но хотела ли она видеть меня другим, лежащим в этой пепельно-кофейной гуще? И я перевернулся на живот, а после приподнялся и сел на ноги. Мне хотелось узнать у кофейной гущи, что же скажет об этом Дашенька? Я пытливо всматривался в это коричневое месиво и повторял:
- Так что же она скажет?