Пигмалионы и Галатея. Настоящее. Степень критики: YO!
Короткое описание: Вторая часть анонсированного прежде произведения. Публикация затянулась, поскольку я схватил ветрянку и это мне сильно не понравилось. Кто читал первую часть (http://for-writers.ru/publ/pigmaliony_i_galatei_proshloe/15-1-0-22368 - она тут, кстати), может заметить, что название слегка изменено. Третья часть появится позже.
Кисть в моих руках всегда доставляет мне удовольствие. Мне нравится смотреть как я веду ею по холсту, оставляя линию нужной длины и толщины. Белая поверхность оживает благодаря моим движениям, отточенным многолетней практикой. Свой возраст я исчисляю своими картинами: в 20 лет - «Натюрморт с яблоками и луговыми травами», в 25 — портрет моей жены, в 30 - «Вид на Темзу с Тауэрского моста». А между ними и после них я тоже рисовал и рисую. Но всякий художник, из личного опыта знающий принципы композиции и правила смешивания цветов, достигает того состояния, который в древнегреческих трактатах называется «акмэ», то есть «вершина». Творческие силы на подъеме, глаз остр, как никогда, движения уверенны. В этот период душа настоятельно требует шедевра, превосходящего по мощи все предыдущие и последующие работы. Я просыпаюсь с мыслью о нем, вынашиваю в сознании, прорисовываю в своих фантазиях мельчайшие детали. В свете шедевра вся физиология, система жизнеобеспечения Художника подчиняется только надобностям создания шедевра. Средневековый подмастерье никогда не мог стать мастером, не создав свой шедевр и не заплатив богатой пирушкой своему учителю. То же самое делаем мы, устраивая разорительные выставки, втайне, однако, надеясь, что люди разбудят свое зрение и приобретут одну из моих картин, написанных с любовью к самому искусству. Я — Художник не средней руки, обо мне порою пишут специальные издания, но их беда в узконаправленности. Я же, как и любой творец, жажду к себе внимания большего, чем подслеповатый критик. Врет тот, кто говорит, будто мнение масс его не заботит. Напротив, всякий раз вынося свое произведение за пределы рабочего кабинета, он жаждет к себе максимально возможного внимания, нетерпеливо вслушивается в отрывки фраз и уходит разочарованный, зная, что публика опять увидела внешнее, не обратившись ко внутреннему. Смысл вновь погребен под формой, как красивое яблоко хранит в своей сердцевине кислоту и горечь, так и покупаемое сегодня — шлак и профанация. Угодить публике невозможно, увы. Но это совершенно не повод менять себя ей в угоду, отказываться от принципов, над которыми трудился сам, один, в тишине, изматывая нервы, истощая тело. Это зарядка особого толка — зарядка духа. Она готовит к разочарованиям и смирению. Но не будет ложью сказать, что редко случается так, что она достигает своей цели. Разочарования такие же стойкие, как если бы они случились без этих жестоких упражнений. Но кое-что я все же почерпнул: в то время как других отказы и разочарования ломают, мне достает духа закрывать на них глаза и двигаться дальше. Я не кладу свою кисть, не режу холст, не разбиваю мольберт. Я пишу новую картину и с тем же замиранием сердца выношу ее на суд людской. - Скажи, почему ты идешь за него? Ты же его не любишь! Я вижу по глазам, что не любишь! Женщина сидит в респектабельном ресторане и изредка мочит губы в бокале красного вина, снисходительно улыбаясь всему, в то время как ее бледный собеседник устремляется в нее взором и кусает тонкие губы. Он миловиден, соответствует современному архетипу мужчины: широкая спина, развитая мускулатура, пустая голова, эмоция торжествует над разумом. Он ждет ответа, а Женщина молча ждет второй вспышки чувств. - Нам так хорошо вместе, мы любим друг друга, хоть ты никогда и не говорила этого, но я знаю, что ты тоже любишь меня. Тебе не нужно становиться его женой, поверь мне! Женщина все также насмешливо молчит, возбуждая желание собеседника. Но у того кончились слова, и пауза затягивается неприлично долго. Тогда, со вздохом, Женщина сама нарушает молчание: - Ты только говоришь, что любишь меня, но на самом деле ты любишь не меня, а образ меня, созданный вместо меня. - Что? - недоуменно спрашивает Любовник. - Я должна вернуться домой, - Женщина ставит на стол бокал, от которого отпила чуть меньше капли. - Ты отвезешь меня? - Но я же говорю серьезно! - Я тоже. Мне пора вернуться домой. Мужчина ждет меня там, а моя воображаемая встреча с Подругой должна завершиться в это время. - Я поеду с тобой, помогу собрать вещи, двину ему, если он попробует помешать нам! - Ты этого не сделаешь никогда, - женщина отчетливо произносит каждый звук, что добавляет значительности ее словам, - потому что я тебе не позволю. Мы продолжим встречаться, тайком, мне по душе таинственность. Сидя в машине Любовника, она с наслаждением думает про себя: «У каждой женщины есть любовник, и я не исключение». К своему шедевру я подбираюсь всю жизнь. Он возникает перед глазами в разных образах, разных жанрах. Но сегодня я понимаю, что поистине шедевром будет изобразить не очередное гнутое деревце, не банальный портрет, а изобразить чувства. Я представляю такую картину: некая женщина, лет двадцати пяти сидит в ресторане за столиком у окна со своим любовником, а через стекло на них смотрит ее муж. Только требуется выписать не их фигуры, а треугольник их взглядов: безразличие женщины — именно безразличие она, гордящаяся своей неотразимостью, должна испытывать ко всем, - сближающееся с презрением, юношескую пылкость любовника и нечто в глазах мужа. Что может испытывать муж? Ненависть, обиду или же жалость? И к кому? К себе, к ней или к нему, третьему? Фигура мужа является самой сложной и самой трагической из трех, потому что будучи ограниченным от них стеклом, он отодвинут от течения жизни, вынужден удовлетвориться жалкой ролью вуайера, Подглядывающего Тома. Эта гамма чувств должна быть отображена в каждой черте его лица. Но как? Помимо изображения лиц необходимо изображение интерьера, передача пространства и, возможно, уличного движения, поскольку современный зритель совершенно не желает поработать головой над произведением, достроить его и уяснить мысль автора. Все должно быть расписано и разжевано до мельчайшего штриха — в противном случае его сочтут помаркой. А еще лучше, когда к картине будет прилагаться буклет, где художник, то есть я, расскажет почему стены должны быть синими, а не зелеными, женщина у окна, а не в глубине зала, муж, а не жених. Как жаль, что безвозвратно утеряно то чудное время Кандинского, Миро и Дали, Пикассо, Ханса Арпа и Мунка. Попытаешься нарисовать нечто в их стиле — обвинят в плохом подражательстве, заклюют и вспоминать будут только с сытой усмешкой бывалого критика, за всю жизнь ни одного самостоятельного произведения не создавшего. А попытаться сотворить нечто новое, личное — еще страшнее: девяносто девять процентов завопят в ужасе от безвкусицы автора, а один процент промолчит, не заметив. Стыдно смотреть на плакаты футуристов: они были двигателем и авангардом, близки всем, а родись хоть один футурист сегодня, получил бы он стомиллионную хотя бы долю существующего признания? Сильно сомневаюсь. Нынче каждый — мастер любого предприятия, а раньше был — ценитель. - Так и сказала? - на широком лице Подруги замирает гримаса удивления. - Да, - Женщина равнодушно выпускает струю дыма носом. - Он очень хорош в постели, безусловно, не спорю. Он выделывает такие штуки, что моя пуританка-мамочка съежится в ожидании небесной кары, если я скажу. Но такой тупой! - Знаю, знаю, - охотно кивает Подруга. - Сама с таким была месяц — больше не выдержала. И где же то время, когда можно было быть дешевой шлюхой на час с настоящим мачо и никто никому не давал обещаний! А сегодня мужики стали вдруг такими романтиками, будто вместо члена ромашка выросла. - Ну а потом я ему велела отвезти меня домой. Все хотел поцеловать на прощание, я не позволила. Бросила бы, но к кому пойти? Мужчина — полный слизняк, не способен ни на что большее, как дернуться три-четыре раза и заскулить. Паршивый тип. Такие импотентами после первого ребенка становятся. - А вы уже детей..? - Брось. Как все, года через три. Его зарплата позволяет насладиться жизнью. Съезжу на Ибису, - последнее слово Женщина нарочито произнесла с испанским акцентом и не ошиблась ни в одному звуке, - Гоа, в Доминикану. Я намерена по полной воспользоваться этим браком. Ну а ребенок — пусть остается ему на чаевые. - Мужиков вот где надо держать, - Подруга зажала кулак, - иначе все к черту полетит. Они сейчас все бесхребетные, палец не откусят, а отсосут. Пидоров этих еще развелось на каждом углу... Не мир а полный... - сама знаешь, что сказать хочу. Ты так все правильно делаешь, что я тебе немножко завидую. Женщина смотрит на Подругу и думает: «Ничтожество ты, ничтожество, убогое ничтожество. Сидишь, смотришь мне в рот и повторяешь обрывки моих фраз. Зачем я только связалась с тобой? Пожалела, когда ты была одинокой и толстой. Так и не вышло из тебя человека. Все сайты знакомств наизусть знаешь, все правила съема выучила, а на тебя все равно клюют только такие же сбитые летчики. «Немножко завидую...» Ха! Да ты от зависти только сквозь зубы говорить можешь и улыбкой это прикрывать. Паршивые люди, как только я оказалась с вами в одной компании!» Подруга смотрит на Женщину и думает: «Гоа, Доминикана, Ибица... - ты хоть знаешь, курица, где это? Отрастила сиськи и длинные ноги и считает теперь себя королевой, а на деле — курица. Взять хоть как она рассказывает свои истории: нравоучительное кудахтанье, делайте, мол, как я, цыплятки. А ты думала, что станет с тобой через пару лет? Все твои крема перестанут действовать и придется делать подтяжки, липосакции, еще что-то. А денег на все не хватит, зря ты болтаешь, что у Мужчины денежная работа. Коммуналку оплатить хватит, конечно, а на большее, милая, уже не рассчитывай. И ладно бы кому другому хвасталась тем, чего нет, но я то тебя не первый год знаю. Где была твоя спесь, когда ты в клубе, в туалете? И не один раз. Если шлюха, то говори открыто!» - Кажется, мне пора, - улыбается Женщина. - Да, мне тоже, - Подруга улыбается еще шире. - Дай я тебя поцелую, дорогая. На самом деле интерьер должен быть наполовину призрачным, чтобы лица героев контрастировали с ним своей четкостью. Они должны выделяться резко, составлять композиционный центр. Поэтому нутро ресторанчика я пишу широкими, резкими мазками, а потом осторожно приглушаю грани. Поначалу я собирался попробовать выполнить интерьер в технике Рериха: тоже широкие мазки, очень жирные и объемные, а затем скалывать их лопаточкой, чтобы оставалась поверхность, похожая на эмаль. Но сейчас я знаю, что это придаст аляповатость картине, непроработанность и сколы будут слишком яркими. На пользу лицам это не пойдет. Интерьер закончен. Он стилизован, свет приглушен и на первый взгляд создает легкое впечатление своей недоработки. Линии плавные и мягкие, один цвет переходит в другой без видимых границ. Фигуры людей схематичны, они не влияют на происходящее, а попросту сопровождают действие. Собственно, тут сталкиваются два мира, условно: живой и неживой природы. Три центрообразующих персонажа — мир живого, между ними происходит драма чувств: любовь, ненависть и третье — невыразимое словами. В чем преимущество художника перед писателем: ему не нужно говорить, картина скажет все сама тому, кто имеет глаза и уши. Я, кстати, немного изменил свой первоначальный замысел. Вынесение одного персонажа за границы интерьера делает структуру рыхлой, получится как бы две картины, искусственно сведенные в одну. Поэтому я ввожу колонну, увитую вьющимся растением, из-за которой и выглядывает муж, что делает ситуацию унизительнее, а в его взгляде появляется робость. Это самая сложная фигура, повторяю вновь. Теперь, глядя на него, зритель почувствует презрение, что сроднит его с изменщицей, которой безусловно следует отдать должное за ее красоту. - Здравствуйте, - Женщина недоуменно смотрит на Мать, спокойно сидящую на кухне. - А где Мужчина? - Я увидела, как ты идешь по улице и отослала его, - так же спокойно, как и сидит, говорит Мать. - Я захотела поговорить с тобой, по-женски. Скоро свадьба, ты идешь за моего сына. Он любит тебя, наверное... Но я смотрю и думаю: а любишь ли ты его, хотя бы капельку? - Глупый вопрос, - Женщина стоит в дверях. - Конечно, люблю. - Я многих видела и многих знаю, - Мать встала. - Годы прожитой жизни открывают мне глаза: ты не любишь его, иначе сказала бы эти слова по-другому. Ты не ответила, а отмахнулась от меня, как от мухи. Что ж, это ваш выбор. И хотя он отзывается болью в моем сердце, я смирюсь, ибо это ваша жизнь и только вам позволено ее сломать. Картина закончена, я неплохо потрудился. Последнее время я работал даже ночью, не в силах остановиться. Заканчивая писать лицо обманутого мужа, я вдруг понял, что не он центральная фигура картины, а она — Женщина. Она подобна Богу в своих действиях, она наполняет жизнью нарисованный мир. Без нее оба были бы простыми мужчинами, ничем не примечательными, а с ней — трагические фигуры бытия. Она вольна казнить и миловать, поднять и низвергнуть обратно, в прах. В ней нет пошлости и помпезности, она самодостаточна в своей красоте и встреть такую женщину, я бы первым полюбил ее и смирился бы с любой ролью, которую она мне бы отвела. Сколько совершенства на великих полотнах и как мало его в жизни! Глупая, убогая жизнь. Видели вы когда нибудь торжественную в своей простоте улыбку Джоконды на лице рыночной торговки или трагические изгибы рук у нынешних святош? Как случилось, что не картины стали отражением жизни, а жизнь стала слабым отражением картин? Чем больше я познаю людей, тем сильнее убеждаюсь в том, что они измельчали. Искусство дает столько типов, столько образов, но только мизерный процент из них реально существует. Эта жизнь состоит из серости и скуки, вот почему художник пишет, поэт слагает, а режиссер снимает. Искусство есть средство разбавить убожество быта, оживить его яркими красками и создать прекрасный мир хотя бы для одного себя. Вот кто такой автор — надменный эгоист, который видит мир только для себя и сознательно перекрывает вход туда другим сложностью экстраполяции.
Читать очень приятно.Чувствуется,что автор имеет отношение к живописи,возможно пишет картины.Грамотно,ярко,сочно. Рассказ на очень хорошем уровне,он интересен,в нем действительно чувствуется любовь-он пропитан ею,до последних строк.
0
