1 Стометровка.
Затаить дыхание...попытаться усмирить бешено стучащее сердце...принять удобную позицию и, одновременно с хлопком стартового пистолета, подобно пуле устремиться прочь от толпы, журналистов с фотоаппаратурой, болельщиков и сверлящих глазами тренеров. Рассекая упругие потоки воздуха, едва касаясь подошвами горячей дорожки, нестись вперед. Я - пуля, я - спринтер.
Как говорил мой "тренер", хуже неожиданной облавы может быть только облава ожидаемая. Около сорока минут я сидел в любимом кресле в темной гостиной своих городских апартаментов, с дорогим кожаным докторским саквояжем на коленях и полупустой спортивной сумкой на плече, вглядываясь через кусты, окружавшие мой дом с целью оградить мое жилье от любопытных глаз, на противоположную сторону улицы. Там стояло два фургона "Пицца Кейк", как предполагалось, до отказа набитых полицейскими. Я - преступник, я - на прицеле.
Мысли о спринте навеял кофеин натрия, примитивный допинг, который в смеси с текилой ввел меня в состояние странного беспокойства, несобранности и вместе с этим - почти детской радости предвкушения приключений, он прогонял кровь по моим сосудам с сумасшедшей скоростью.
Да кстати - еще мне было до одури страшно, как беговой лошади, которая вдруг узнала, что после забега ее пустят на колбасу вместе с жокеем.
С верхнего этажа звучала музыка - там были люди, какие-то случайные знакомые моих случайных знакомых, люди, которых я пригласил, чтобы федералам было чем заняться, пока я буду бежать, а так же чтобы сбагрить запас кислоты, который я не мог взять с собой в дорогу.
И вот прозвучал сигнал - открылась дверь одного из фургонов. Сердце издало трагичный "бубум"и замерло. Резко поднявшись, я на миг запнулся - кровь ударила в голову, и в глазах потемнело, но уже секунду спустя я мчался к черному ходу, ведущему во внутренний дворик.
Мои белые кеды стучали по показавшемуся неприлично длинным коридору в такт с сумасшедшим пульсом, в одном ритме с тяжелыми форменными ботинками человека, который по хрустящим мертвым листьям не спеша шел к моей двери.
Раздался звонок. Всем телом я врезался в дверь - она не поддалась, хотя я точно помнил, что не запирал ее, когда готовился к этому вечеру. "Что за черт?!" - в панике я бился всем телом о дверь, неприступную, как сорокапятилетняя старая дева. Из окна второго этажа вылетела бутылка, которая с дребезгом расплескалась осколками по моей прекрасной деревянной веранде. Звук будто отрезвил меня - я дернул дверь на себя и вылетел на задний двор. Медлить было нельзя - я пересек газон и перемахнул через свой собственный забор, неуклюже рухнув на асфальт. Поднявшись - бросился через перекресток, под неодобрительные гудки проезжавших машин, к припаркованному около старой почты автомобилю, прекрасному черному, блестящему, дорогому, надежному, как гроб, "линкольну" образца 85го года.
Трясущимися руками я достал ключи и открыл машину - метнул внутрь багаж и нырнул сам, здорово приложившись головой о противоположную дверцу. Примерно с шестого раза я завелся и медленно, бесшумно выехал на бульвар, вежливо пропустив три полицейские машины, с каким-то чудовищным воем промчавшиеся в противоположном направлении. Обернувшись назад я увидел - во всех комнатах моего дома горел свет и мелькали черные тени. Финиш... Все еще дрожа от возбуждения, я вырулил на бульвар и помчал по широкой и пустой дороге прочь от опустошенного жилища. У меня было еще два дела.
2.
Дело первое.
Отъехав на несколько кварталов я остановился на светофоре - времени хватило чтобы достать из заднего кармана раздавленную пачку сигарет с дебильным верблюдом. С трудом одолев зажигалку, не желавшую гореть, я наконец-то прикурил и тут же выбросил сигарету, отплевываясь от крошек дрянного табака. Я поджег фильтр...
Спустя полчаса мой легкий допинг начал отпускать и чтобы не заснуть я решил закинуться чем-то посерьезнее. Запустив руку в саквояж, я на ощупь нашел пакетик с капсулами, вынул одну и высыпал ее содержимое себе в рот.
Два моих незавершенных дела были по пути к выезду из города, и мне даже не нужно было никуда сворачивать. Но я - свернул.
Небольшая придорожная закусочная "Бути-бэй" была пуста и скорее всего готовилась к закрытию - ни одной машины, кроме моей, там не было. Когда я заглушил мотор, мое лобовое стекло прогнулось под напором неестественно жаркого ветра и начало стекать внутрь салона, переливаясь всеми оттенками серого. В ужасе вывалившись из машины, я захлопнул дверь и побежал внутрь.
В закусочной было всего два человека - посетитель, мистер Неимоверно-пьяный-старый-увалень в идиотской кепке и полноватая девушка-бармен в белых шортах и клетчатой рубашке, от которой рябило в глазах.
- Дайте черный... черный кофе без сахара... и без сливок... в общем - черный, - путаясь и теряясь произнес я, - с каплей коньяка...
Где-то на втором этаже пронеслось метро - я отчетливо это слышал, остальные не реагировали - видимо, уже привыкли.
Девушка медленно повернулась ко мне спиной, потянулась куда-то к батарее бутылок, "Боже, да ее зад - это целая луна!" шепотом подумал я. Мистер Увалень повернулся ко мне, девушка замерла.
Самое мерзкое - когда не отличаешь реальность от вымысла, не отделяешь свои мысли от бреда, который ты городишь, держась за стойку и стараясь выглядеть хотя бы пьяным.
Кофе мне подали спустя пару минут, а старый идиот увидел во мне собеседника, пересев на соседний стул около стойки. Он был так близко, что я отчетливо видел каждый отвратительный прыщ из сотни прыщей водивших хороводы на его морщинистом лице.
- Приветики, - сипло сказал он. Представляете? Приветики! Да за кого он принял меня? Я собрался было ответить ему что-то разоблачающее, но потом увидел, какая беда произошла с кофе - он замерз в лед! В один миг, и только ложка, вмерзшая на половину, торчала из темной ледышки. С криком я опрокинул кофе на свои любимые серые джинсы и усилием воли сделал вид, что все в порядке. Алкоголик, жалкий, больной человек, продолжал глядеть на меня.
- Привет приятель. Это твой линкольн стоит там, за окном?
Я посмотрел в окно и ни черта там не увидел. Разве что черную дыру квадратной формы, честное слово.
- Черный линкольн со стеклами тонированными ртутью...ртутными стеклами тонированными ртутью, отмытые ртутью от налетевшей ртути... - мой язык заплетался, я не мог сосредоточиться и решил уйти - раз уж я допил уже свой кофе.
- Я давным-давно поспорил с приятелем, сколько лошадей под капотом у такой малышки...
Я ушел. даже раньше чем ожидал - просто свалился вместе с высоким стулом на чашку из-под кофе и вырубился, потом сразу же пришел в себя.
- Извините, - я бросил мятую двадцатку на стойку и, не сгибая сведенные неожиданной судорогой ноги, направился к выходу.
Настроившись на то, что меня уже начало отпускать, я добрался до своей машины. Слегка покачиваясь в такт со всем, вращавшимся вокруг меня, я посмотрел внутрь машины. С сидения, противно поблескивая, на меня нагло глазели ключи. Издав вопль ярости (совершенно беззвучный) я заметил, что стекло снова потекло... я знал что делать.
Спустя двадцать минут я снова ехал по бульвару, обдуваемый свежим ветерком через разбитое стекло, моя правая рука был перевязана носовым платком.
Клуб "83-16" находился на распоследней окраине и, скорее всего, задумывался именно как распоследний притон еще до открытия. Если так, то надежды хозяев "83-16" были оправданы процентов на сто сорок. Тусклая неоновая вывеска, мужеподобные шлюхи, курящие у входа с обезьяноподобными охранниками, пара торчков, отливающих за углом и облеванный идиот, спящий около машины, до которой он так и не добрел - нужно быть полным дерьмом или отчаянным героинщиком, чтобы забрести в такой клуб. Меня в "83-16" знали уже давно.
Машина Эрнесто стояла рядом с парой задрипанных фордов. Его машина - единственный в своем роде фургон с нарисованными ромашками, листочками канабиса и надписью "Love & peace". Эрнесто и его Скуби-мобиль - последние отголоски сраных 60-х в городе. Говорил он с французским акцентом, а сам напоминал толстого, тупого латиноса (видит Бог, он и был толстым тупым латиносом). Мозг Эрнесто атрофировался от количества пропущенной через него дури, и я ни разу его не застал в нормальном виде или в культурном месте.
Нахально подмигнув самой усатой и отвратительной проститутке, наверное, на всем побережье, я зашел внутрь. С моего последнего визита ничего не изменилось - грузящая музыка, тела, мало похожие на человеческие, бьющиеся в кислотном экстазе, столик с кучей укуренных барыг в самом дальнем углу. В середине сидел Эрни - на нем были огромные серые очки и превосходная гавайская рубашка, красная в белый цветок. Черт, да это моя рубашка!
Сделав шаг в направление моей любимой гавайки, я с неудовольствием отметил, как мир вокруг меня превращается в здоровенный пузырь, стены и пол прогнулись, сквозь тонкий мыльный потолок было видно утреннее небо (как-то рано сегодня встало солнце, до полуночи еще минут сорок). Внутри пузыря гуляли солнечные блики и радужные тени, издалека, по ту сторону пузыря, кто-то что-то говорил мне, но мыльная призма превращала все звуки в звон и шепот. Еще один шаг - я перевернулся около десяти раз и рухнул на дно пузыря... небо на потолке закрыло огромное пузо, затянутое в гавайскую рубашку. Мою сферу куда-то покатили, я чувствовал что перемещаюсь. В лицо ударил горячий порыв ветра с сильным оттенком перегара - таким отвратительным, что я чуть не сблевал - мега-Эрнесто занес руку и пробил мой пузырь, обжигающе ударив по щеке.
Звон был таким громким, что я съежился, схватившись за уши и зажмурился...внутри головы все еще плясали неясные образы. Со страхом открыв глаза, я увидел над собой здорового, но не гигантского, обкуренного латиноамериканца. Лицо его растянула безумная улыбка, совершенно тупая и никак не связанная с тем, о чем он думал, или тем, о чем он говорил. Он усадил меня на холодный загаженный пол мужского туалета, прислонив к раковине - но я безнадежно сползал. В глазах временами темнело, пульс как пулемет колотил в ушах.
- Приветики! Как... - как только я услышал первое слово, лицо Эрни стало плавиться и превращаться в уродливую маску того старика, ну, в той забегаловке. Меня стошнило на мою рубашку, надетую на моего друга... я свалился.
- Черт тебя подери, очнись! - он занес руку еще для одного удара, и я почувствовал, как меня решительно отпускает - я загородился руками и, упираясь в скользкий пол ногами, сгорбившись, сел.
Эрнесто, бормоча что-то на французском и испанском, содрал рубашку и остался в одной белой майке. Живот его стал похож на куриное яйцо.
- Я так понял, твой чертов день Х настал?
- Да... у меня кое-что для тебя есть, в тачке. Давай свалим из этого загашника...поможешь встать?
Латиноамериканец вытер руки об МОЮ рубашку за $400 и кинул ее на разбитую, покрытую ржавчиной раковину.
Зал был залит багровым свечением - и на миг ободранные стены и потолок показались мне каменными сводами мрачной темницы, танцпол - чем-то средним между кухней и пыточной, люди стали одновременно истощенными узниками и кровавыми палачами, из-за дальнего стола, накрытого сырым мясом с роящимися над ним мухами, с мрачной ухмылкой взирали Люцифер со товарищи...
Это не было галлюцинацией - просто фантазией, однако желания уйти прибавилось, и я с радостью вывалился на бетонную площадку, растолкав шлюх. Машина моя стояла криво, двери были распахнуты, но и сумка, и саквояж лежали на сидениях нетронутые. Мелким воришкам хватало ума не соваться в такие дерьмовые места, и я их хорошо понимал.
Усевшись на место водителя, и убедившись, что Эрни целиком втиснулся на место рядом, я кивнул на задние сидения.
- Подай мне саквояж, давай, скорее, пока меня опять не унесло
Толстяк дотянулся до саквояжа, но отдавать его мне не спешил - приоткрыв его, он запустил туда обе свои волосатые руки, с интересом перебирая весь широкий ассортимент внутри.
- Черт возьми, да этого дерьма хватит, чтобы обдолбать футбольную команду с запасным составом и половиной болельщиков!
- Этого дерьма хватит на пожизненное. Отдай мне сумку и не дури... там припасена одна маленькая штучка специально для тебя.
С обиженным видом он кинул саквояж мне, едва не вытряхнув оттуда половину содержимого. Не обратив внимания, я запустил руку и начал ковыряться в куче пластинок, коробок, склянок, спичечных коробков, пластиковых шариков и полиэтиленовых мешочков. Наконец я нашел нужный мешочек и протянул Эрни.
- Что за дерьмо? - с оценивающим видом он разглядывал таблетки в пакете.
- Не знаю. Сожри пять-шесть штучек и потом расскажешь о своих ощущениях, - улыбнулся я. ЛСД-25 или Делизид - "Тартрат диэтиламида D-лизергиновой кислоты" - очень сильнодействующий и невероятно популярный некоторое время назад психоделик. Первая за последние несколько лет партия в таблетках во всем городе, я узнал о ней совершенно случайно и, не упустив случая, выкупил целиком.
- Не придуривайся,- заглотив четыре штуки подряд, запивая чем-то дурнопахнущим из непонятно откуда взявшейся фляги, ухмыльнулся Эрнесто.
- Раствор мескалина... отличного, настоящего прекрасного мескалина. Нужно как следует напрячь задницу, чтобы достать даже половину того, что ты только что закинул, учти это, - наивный толстяк съел еще одну. Он никогда не разбирался в том, что жрал…хотя, наверное, даже я на вкус и цвет не отличил бы слабенький мескалин от ЛСД, коварно подсунутого лучшим другом.
- Куда едем? - лицо Эрнесто не изменилось, его, по-моему, даже слегка отпустил алкоголь, и все то дерьмо, которое он успел сожрать до моего появления. То же происходило и со мной.
- К одному моему хорошему знакомому в его загородную резиденцию.
- Отличненько, - Эрнесто протянул мне таблетки обратно, я помотал головой.
- Оставь у себя, пусть это будет прощальным подарком.
Я включил радио - там играл соул, какая-то длинная композиция (возможно, несколько композиций, похожих одна на другую, как похожи эти между собой негры-музыканты). Отличная музыка для тех, кто хочет вырубиться за рулем и на полной скорости въехать в какой-нибудь сраный бензовоз.
Мы катили по абсолютно пустой трассе, мимо моего "линкольна" проносились пасторальные загородные дома с верандами, баскетбольными кольцами над дверью гаража и даже детскими домиками из досок на деревьях, черт бы их драл. Настоящее "дорогое белое гетто".
0
