Короткое описание: Хрустальная мечта нелегкого детства - откопать мешок сокровищ, ведет троих путешественников за город, где наблюдалось странное небесное сияние...
Ветер кубарем гнал по улицам ворох снежинок, заметая их в дворовые арки. На тротуарах темнели лужи, сырость обволакивала, пробирая холодом до костей. Быстро темнело, но фонари безучастно чернели на столбах, улица освещалась лишь прямоугольниками окон. Прохожих было мало, и все они старательно смотрели под ноги.
Никто не обратил внимания, как два причудливых вихря внезапно закружили на площади перед многоэтажным деловым центром. Вверх по спирали полетели снежинки, старые листья и фантики. Внезапно всё стихло, а на месте, где только что кружили вихри, образовалась пара мужчин средних лет. Примерно одинакового роста, они радикально отличались одеждой и комплекцией. Первый носил желто-грязную кепку с поднятыми на макушку ушами, из под которой мелким бесом вилась рыжая шевелюра. Сам мужчина был конопат и имел сложение атлетическое, подчеркиваемое короткой кожаной курткой и джинсами в обтяжку.
Второй же выглядел гораздо интеллигентнее - он носил очки. Одежда его определяла сословие работника умственного труда: шапка-пирожок и лохматая доха до колен. Ниже можно было наблюдать отглаженные серые брючины, опускающиеся на начищенные до блеска зимние полусапоги. Сапоги оставляли отпечатки с надписью: "Скрохо" и громко скрипели при ходьбе.
Подозрительно оглянувшись по сторонам, мужчины прошли к дверям делового центра и стали снаружи вестибюля, под козырьком.
- Пятый час, - просипел рыжий, трамбуя руки в карманах куртки.
Интеллигент чуть заметно пожал плечами:
- Может, одевается, - неуверенно произнес он.
Рыжий кивнул и отправил в урну длинный, как торпеда, и точный плевок:
- Может.
Они постояли еще минут пять, и интеллигент, вскинув руку, бросил взгляд на циферблат наручных часов:
- Уже двадцать минут, - заметил он, вопросительно переводя глаза на витрины вестибюля, - может, что-то случилось?
Рыжий набычился и презрительно процедил:
- Муня, мня..
Выйдя из-под козырька, он окинул взглядом фасад высотки. Светящихся окон было немного. Прицелившись в одно из них, рыжий присел и, резко распрямившись, подпрыгнул на высоту четвертого этажа. Пролетев расстояние до окна, он всем телом влип в стекло, балансируя на узком карнизе и заглядывая внутрь. Аскетизм и деловитость царили в приемной: ни помпезной ковровой дорожки до двери начальственного кабинета, ни вальяжных кресел для ожидания, даже светильник под потолком был самый типовой, прямоугольный. Зато имелась пара шкафов, секретарский стол и за ним - накрашенная девица в строгом деловом костюме. Она хмурила черные брови, неотрывно глядя в монитор персонального компьютера.
Заметив девушку, рыжий хулиган отчаянно забарабанил пальцами по стеклу. Девица на мгновение оторвалась от экрана, но разглядев причину звуков, тут же сделала вид, что не заметила и вернулась к созерцанию монитора.
Рыжий посуровел и начал выстукивать "Марш Тореадора". Губы девицы разъехались в улыбке, она пошевелилась, решительно щелкнула "мышкой", и снова замерла .
В этот момент створчатая дверь приемной стремительно распахнулась. Девушка подпрыгнула от неожиданности, а на пороге возник интеллигент Муня:
- Эль! - патетически возопил он: - Ты знаешь, который час?
Ответом было направленное остриё шариковой ручки, которую Эль держала в руке, точно стилет.
- Э-э-э... ты чего? - заблеял Муня, опасливо косясь на импровизированное оружие: - Это же я, Эммануил Иннокентьевич.
- Ой-ла! - выпалила Эль и принужденно рассмеялась: - Мунья! Силенсио комо ун скорпио. Ты мень-я пугать!
- А ты - нас, - строго заявил Муня, вновь обретая уверенность. - Полшестого уже!
- И ки?
Девушка расслабилась и ловким движением втюхала ручку в карандашницу.
- Я уже не бэбе, чтобы быть ровно, - заявила она, поправляя резинку, стягивающую её пышные волосы в конский хвост на затылке, - мочь и задержаться. Се компрендо?
Муня рассеяно кивнул, устремляя взгляд на своего рыжего коллегу за окном. Тот печально выстукивал реквием Моцарта.
- "Не бэбе", - передразнил Муня, широким шагом пересекая приёмную, - ведут себя, как взрослые. А именно - предупреждают, если задерживаются. Компрендо?
Остановившись у окна, он ухватился за рукоять запора. Рыжий перестал барабанить и через стекло с беспокойством следил за действием интеллигента.
- И не надо было мучить Шуру, - заявил тот и, повернув рукоять, толкнул раму, распахивая створку.
- А-а-а-а-а-а.... - донеслось снаружи. - Мля!
Эль вихрем сорвалась с места, почти мгновенно оказываясь у места происшествия.
- Ой, - тихонько прошептал Эммануил Иннокентьевич, в замешательстве стаскивая очки. - А она туда...гм... открывалась...
Он поспешно вернул очки на нос и ухватил Эль за край пиджака, так как та свесилась из наружу, чуть ли не по пояс.
- Шурья-а-а-а! - закричала она распростертой на заснеженном козырьке вестибюля темной фигуре. - Эстас виво?! Ай?
- Вот, женщины, - обращаясь в пустое пространство заметил Муня, но продолжая держать Эль за пиджак, - сперва игнорируют, а потом интересуются: "Ну как ты там? Еще живой?"
Эль выпрямилась и деловито захлопнула окно:
- Шурья есть - живой, - проинформировала она.
Проследовав за стол, она плюхнулась в кресло и снова уткнулась в монитор:
- Как ты думаешь, где можен-но взять вертоль-от?
- Что? - переспросил Муня, и его породистое удлиненное лицо вытянулось еще больше: - Зачем?
- Леть-еть, - Эль приподняла руки и помахала ладонями. - Машина там не пройти-ить. Совсем.
- Машины не ходят, - на пороге приемной возник рыжий Шура, он же хулиган Шуруп: - Они - ездют.
- Ездят, - болезненно поморщившись поправил его Эммануил Иннокентьевич.
- Неважен-но, - помотала головой Эль. - Я хоть-еть ехать сюда.
Её указательный палец ткнул в монитор, на котором светилась открытая страница браузера с кусочком пригородной карты.
- Сюда-а-а-а? На вертолё-о-оте?!- наигранно вытаращился Шуруп: - А ракету тебе не подать, чтобы "сюда-а-а-а-а" ехать?
Эль сердито надула губы:
- Ракеты не ездь-ют, - заметила она и тут же, округлив глаза, выпалила: - А что такой-е?
- Ездят, - с ударением на "я" заметил Эммануил Иннокентьевич, но никто не обратил внимания.
- Это я спрашиваю! - пошел в атаку Шуруп: - Что там "такой-е", в этой дыре?
Эль набрала в легкие побольше воздуха и разразилась длиннющей фразой на испанском. Судя по неоднократному повторению слов "дурачок" и "идиот", она выражала некоторое недовольство упрямством Шурупа.
Пока лился словесный поток на языке конкистадоров, Эммануил Иннокентьевич соизволил обогнуть стол Эль и заглянуть в монитор. Определившись, куда хочет попасть подопечная, он сообщил:
- Насколько мне известно, в этой, мнэ-э-э, "дыре" происходят странные вещи. Например, очевидцы утверждают, что видели настоящее северное сияние. И даже сняли его на видео.
Эль, буравя недобрым взглядом конопатую физиономию Шурика, победоносно устремила указательный палец в потолок:
- Во!
Хулиган недобрым взглядом смерил интеллигента от шапки до скрипучих сапог и тяжело вздохнул:
- Давайте смотреть, как электрички ходят, - проворчал он, отодвигая от стола кресло вместе с Эль и захватывая доступ в Интернет.
***
Однажды в тропиках, будучи на охоте, удав промахнулся и, падая, сбил гнездо диких пчел, которое придавило его. Ползшая по путям электричка гудела и шипела точно так же, как тот удав. В своем чреве, помимо сельских аборигенов, зимних дачников и случайных пассажиров, она везла трех искателей приключений. Эль сидела у окна и пыталась разглядеть пейзаж сквозь покрытое морозным узором стекло. Рядом, в обнимку с лыжами, покорно дремал Эммануил Иннокентьевич. Шуруп, откинувшись на спинку сидения и вытянув ноги в великолепных - один белый, второй, отчего-то салатовый, лыжных ботинках, любовался задорным профилем Эльки и снулым фасом Эммануила Иннокентьевича.
- Значит, - без предыстории заговорил он, - северное сияние? То есть - шампусь со спиртом. Да-а-а-а, - Шуруп причмокнул, мечтательно устремляя желто-карие глаза на серый потолок, - с таким, что хочешь увидеть можно. Эх, помню. было...
Он замолчал, оценивая внимание слушателей. Оно было на уровне рельс, по которым мерно катили, стуча на стыках, колеса электрички.
Муня спал, а Эль занималась тем, что энергично дышала на стекло, расширяя в намерзшем льду глазок для обзора.
- Так, - крякнул Шурик, - не интересно. Может, вам сплясать или на гармошке? А?!
Эммануил Иннокентьевич вздрогнул и открыл глаза.
- Я грю, - подался к нему Шуруп, - чо за сияние в наших широтах?
Интеллигент поморгал, подтянул начавшую разъезжаться охапку лыж и ответил:
- Это не совсем северное сияние. Писали, что тучи приобретают... э-э-э... свечение. Причем, различного цвета, от фиолетового до красного.
- Сокровищ, - убежденно кивнула Элька, - эсто эс эксатементе! Однозначен-но! Хермосо и рико!
Она снова задышала на окно, отчаянно растирая образовавшуюся дырочку пальцами. Мужчины настороженно покосились на неё.
- Это самое - хермосо, мы там точно найдем, - проворчал Шуруп.
Он натянул кепку на глаза и забился в угол, делая вид, что спит. Никто его не тормашил, и Шуруп на самом деле уснул. Когда же он разлепил глаза, его взору предстала умилительная картина: лыжи дровами лежали поперек прохода, а Эль и Муня, привалившись друг к дружке, тихо посапывали в униссон. Потянувшись, Шурик повернулся к окну, наблюдая, как не спеша выплывает заснеженная платформа. Электричка истошно заскрипела, замедляя ход.
- Полундра! - заорал Шуруп, когда в окне мелькнуло название станции.
Щелкнув спящую Эльку по носу, он подхватил лыжи и скачками понесся в тамбур. Распахнув глаза, Эль без церемоний стащила с сидения сонного интеллигента и поволокла его по проходу. Доха трещала. Осоловевший ото сна Муня спотыкался, едва поспевая переставлять заплетающиеся ноги. Чуть не потеряв очки, он вылетел вслед за подопечной на платформу. Двери жадно сомкнулись за его спиной, в безуспешной попытке ухватить клок рыжего меха. Электричка грохнула буферами и покатила, оставляя путешественников на снежном плацу платформы.
Серенький рассвет медленно проявлял бескрайние белые поля с куцыми посадками тощих березок, без признаков какой-либо цивилизации или жилья.
- Пустыня, - скорбно заметил Эммануил Иннокентьевич.
Шуруп, выудив пачку сигарет, достал одну и прикурил:
- На дальней станции сойду, - проворчал он, оглядываясь.
Эль ничего не сказала, а схватив свои лыжи, бодрым шагом направилась к краю платформы. Хранители секунду разглядывали её разноцветную курточку, потом Шуруп опомнился:
- Куда?! - взревел он.
Вскинув руку в ленинском жесте, Шурик указал на противоположный конец платформы: - Нам в другую сторону!
- Ой-ла, - пробормотала Эль.
Сделав круг по платформе, она развернулась на сто восемьдесят градусов и деловито проследовала мимо хранителей в указанном направлении.
- Это топографический кретинизм, - сообщил Эммануил Иннокентьевич, провожая взглядом подопечную, - у женщин, по статистике, широко распространен.
- Во-во, - кисло согласился Шуруп, - широко. И нас зацепило - чувствую себя кретином в пампасах.
- Эй, что там стать, комо монументо?
Шурик и Муня вздрогнули и, подобрав лыжи, побрели по платформе, оставляя на девственном снегу прямоугольные следы лыжных ботинок.
***
В начале восьмидесятых прошлого века действующему ледоколу "Арктика", который впервые достиг северного полюса, было присвоено имя "Леонид Брежнев", в честь кончины последнего.
Это факт внезапно всплыл в памяти Эммануила Иннокентьевича, покорно плетущегося в хвосте экспедиции, сгибаясь под тяжестью своей дохи. Отогнав мысли о пышных похоронах легендарного генсека, Муня подал голос:
- Друзья мои! - раскатистыми театральными интонациями возопил он. - Одну минуточку!
Шуруп, единственный из экспедиции тащивший на плечах рюкзак, стиснул зубы и затормозил. Элька, летящая налегке следом, не преминула наехать Шурупу на лыжи, затормозив о его рюкзак.
- Ой-я, пидо пердон! - выпалила она, давая задний ход.
Шурик героически сдержался, проглотив слова про маму, а заодно и бабушку Эль, в молчании доставая пачку сигарет.
- Слазь, - буркнул он, закуривая. - Что там этот?
Эль сползла с чужих лыж и, обернувшись, смерила взглядом расстояние до ползущего Муни.
- Тодо эс нормал, - утвердительно мотнула она головой. - Ай-яй! Но дель тодо, Мунья есть упал комо мертвенный.
Шуруп медленно развернулся и с любопытством вперился в неподвижное лохматое пятно с торчащими по бокам лыжами и палками.
- Он так и не научился ходить на лыжах, - проворчал он, выпуская изо-рта сизый дым.
- Я съездь-ить, помочь!
Не дожидаясь ответа, Эль заработала ногами и палками, стремительно понеслась к интеллигенту.
- Вот батарейка в.. да, млин! - Шуруп отшвырнул окурок и основательно налег на палки, покатил следом.
Когда он достиг места крушения Эммануила Иннокентьевича, выяснилось, что спасать уже надо двоих. Эль, пытаясь поднять доху и интеллигента в ней, забуксовала и тоже свалилась.
- Куча-мала! - радостно заорал Шурик, сбрасывая осточертевший рюкзак и отстегивая лыжи.
- Не-не-не! - запротестовал Муня, а Эль завизжала, пытаясь сбросить лыжи и уползти.
Шуруп разлапистым ленивцем плюхнулся на мягкого интеллигента и рывком ухватил отползающую подопечную за лодыжку, чем вызвал очередной приступ пронзительного визга.
- Шура! Ну ты же взрослый человек! - пытался вразумить его Эммануил Иннокентьевич.
- Пусти-и-и-ить! - пищала Эль, загребая снег локтями и отчаянно дрыгая ногами.
- Мала куча! - ревел Шуруп, уминая Муню коленями и не выпуская добычу из лап.
Веселие внезапно прервал сухой треск выстрела. Шурик моментально выпустил Эль и, развернувшись винтом, в один прыжок оказался на ногах. Эль нырнула в снег, а Эммануил Иннокентьевич, приняв позу матери-героини, попытался грудью прикрыть подопечную.
Стрелявший стоял метрах в двухстах от компании, держа в вытянутой руке трехлинейку Мосина. Это был сутулый старик, в выцветшем защитного цвета галифе и френче, поверх которого наспех был накинут давно свалявшийся овчинный полушубок. Ноги деда утопали по колено в невероятных валенках, напоминавшие огромные угольные утюги.
- Не безобразить! - строго закричал дед, потрясая винтовкой. - Ну-ка, отлезь от деуки, сука!
- Вот Бэтмен хренов, - выругался Шуру и медленно поднял руки:
- Слышь, отец, - громко закричал он. - Мы так, только пошутить.
- Ага! Шутники, етить вашу за ногу! - огрызнулся дед. - ты может и шуткуешь, а деука взаправду орет. Эй, дочка! Вылазь, не бойся.
Эль поднялась из снега, настороженно косясь на старика.
- Чего они тебе? Ась? - спросил дед, направляя винтовку на Шурупа.
Замотав головой, Элька бросилась вперед и стала перед рыжим хулиганом:
- Но! -закричала она. - Есть друзь-иа! Амигос! Но стрель-ять, пор фавор!
- Друзья-а-а-а, - недоверчиво протянул дед, но винтовку опустил.
- Си! - горячо закивала девушка. - Это Шурья, - она указала на Шурупа, - а во-он тот есть Мунья. Ми гардэспалдас.
- Да уж, - проворчал Эммануил Иннокентьевич, поднимаясь и отряхиваясь, - хороши телохранители...
- Муня, засохни, - прошипел Шурик и отправил счастливую улыбку в сторону старика.
Дед закинул винтовку на плечо и неспешным шагом приблизился к путешественникам:
- А документики у вас имеются? - казенным тоном поинтересовался он.
Тщательно сличив все три фотографии в паспортах с оригиналами, дед отдал документы и приветливо улыбнулся, от чего его лицо собралось множеством морщин.
"Как Мотылек у Аверченко в "Меценате" - пронеслось в голове Эммануила Иннокентьевича.
А тем временем, старик развернул агитацию:
- Храждане туристы, - интонациями Сухова говорил он, - у менэ здеся есть зимоука. Я там живу, но еси хотите, могу устроить на ношлех. Еси хотите. На элехтричу усе равно вы уже не поспеваете, время уже пашти два, а там последняя - в полтретьего проходит. Следующая - только в семь.
- Ну вот, на семь мы и уедем, - попробовал возразить Шуруп, но его за рукав потянула Эль, что-то показывая в ладони.
В её ладони был смартфон с загруженной картой местности и маркером текущего местоположения.
- Шурья, - шепотом зашептала Эль, тыча пальцем в экран, - мы почти приходить, богатства где-то есть рядом!
Расслышав её слова в разговор с дедом вступил Эммануил Иннокентьевич:
- А вам не приходилось слышать, уважаемый Мотылек... э-э-э... простите, как вас?
- Да зовите, как хочите, - махнул рукой дед, - хучь Мотыль, хучь Костыль.
- Ну, хорошо, - смущенно улыбнулся Эммануил Иннокентьевич, - просто, вы мне напомнили... одного, гм, да! Так вот, Мотылек, не видели ли вы здесь м-м-м-м чего-нибудь необычного? Сияния там...
- Ага, пришельцев, - перебил его Шуруп.
- Сокровищ, - ввернула Эль.
Дед молчал, хитро поглядывая из-под косматых бровей. Наконец, он сказал:
- Так ночевать будете, али на семь часов пойдете? Зимоука тут, совсем рядышком...
Шуруп посмотрел на Эль, потом на Муню и утвердительно кивнул:
- Будем, веди, Сусанин!
Дед не обманул, и минут через пятнадцать неторопливой ходьбы перед путешественниками открылась заснеженная полянка с низенькой зимовкой в центре. Казалось, избушка нахохлилась, втянув крышу в плечи-стены, и лениво покуривает, пуская дым из кирпичной трубы. Вязанки соломы, утеплявшие снаружи стены придавали ей такой надутый и смешной вид. Рядом с зимовкой чернел, остов барака на шесть окон, с проломанной в середине крышей. Барак выглядел давно заброшенным, зато в единственном оконце зимовки тускло светился желтый огонек.
- Ну вот и перевалочная, - улыбнулся дед, взбираясь по ступеням на крыльцо, - так, ежели не передумали ночевать, - пожалуйте, двести рублей. С человека.
- Позвольте! - возмутился было Муня, но Шуруп нечаянно наступил ему на ногу, и интеллигент увял.
- А с неё, - дед указал на Эль, - триста! За удобства.
- Э ки-и-и?! - грозно нахмурилась Эль, но Шурик уже извлек из недр своей куртки лопатник и отсчитывал купюры:
- Нормальные рыночные отношения, - проворчал он, - зато не выгонят среди ночи. Уплочено!
В зимовке было тепло и почти темно - освещалась комната керосиновой лампой, подвешенной за дужку под потолком. Всю заднюю стену занимала огромная печь, с широкой лежанкой и выложенная изразцом. На неё дед и указал, когда проводил гостей в комнату:
- Вот они, удобства-то, - он похлопал ладонью по краю лежанки. - Королевной спать будешь, дочка. А хлопцы - на скамьях, авось не свалятся.
Эль плюхнулась на лавку и стянула рюкзак.
- Ох, - выдохнула она, - устать - страшенно. И есть хотеть.
Дед с улыбкой взглянул на неё, потом перевел взгляд на кислую физиономию Эммануила Иннокентьевича:
- Вы гречу с хрибами кушать будете? Только сегодня сготовил, с маслом, объеденье. А, может, чаю? Летний сбор, души-истый. Только с шахаром - подороже будет.
Муня крякнул, а Шуруп снова извлек лопатник и зашуршал купюрами.
И снова дед не обманул: каша оказалась не просто съедобной, а очень вкусной - трое путешественников уплетали её так, что за ушами трещало. Потом хозяин выставил на стол пузатый двухведерный самовар. Чай был ароматным и тоде имел успех, даже и без сахара. Его пили из граненых стаканов, вставленных в железные подстаканники. Старик в качестве жеста доброй воли предложил Эльке чашку, но та гордо отказалась, сказав, что будет "как они".
Сомлев от тепла, путешественники с удовольствием отдались вязкой полудреме. Хозяин охотно делился про своё лесное житье бытье, пока Эммануил Иннокентьевич не спросил про сияние и инопланетян.
- Да врут всё, про планетян-то, - дед шумно отхлебнул из блюдца, - не было здеся планетян, отродясь.
Он прищурил глаза, собирая на лице морщины и обвел взглядом гостей. Все трое заинтересованно слушали. Старик приосанился и начал рассказывать:
- А был тут трахт перегонный, по всяких нему водили. Я конвоиром работал, стольких повидал.
Он покачал головой и, добавив в блюдце чаю, продолжал:
- Барак видали? Вот там останавливались на ночь: конвой здеся, заключенные - тама, в бараке. Ну и я, дежурил на часах, пока спали.
- Но, говорят, видели сияние здесь, - осторожно напомнил Муня, - даже фильм сняли.
- Сокровищ! - вскинулась Эль. - Громаден-ный и богатен-ный!
Дед моргнул, и снова собрал морщины в улыбке:
- Фильму, говорите? Про сокровище?
Он поднялся и, подойдя к печи,с нежностью похлопал её по каменному боку.
- Вот оно, сокровище-то. Столько лет, а как новая.
Поймав на себе удивленные взгляды, дед вернулся за стол и шумно отхлебнул из блюдца.
- Складывал ея один страдалец, - неторопливо начал он, - очень не хотел он на этап, ну я и оставил его, чтобы печь мне сложил. На этапе, конечно, сунул чего-кому, уговорил в ощем.
Дед заговорщически подмигнул и похлопал ладонью по столешнице.
Шуруп и Муня понимающе кивнули, а Эль нахмурила брови и недовольно пожала плечами.
- Дальше, пожалуйста, - мягко попросил Эмманул Иннокентьевич, - я потом ей объясню.
Дед кивнул и продолжил:
- Клал он ея почти год, и все про свой дом бормотал, и про какие-то сигналы. Я то за ним приглядывал, вдруг провокация какая, али еще чего, с этими каторжанами востро надо держать, обманщики в основном были. Но тот сделал все честно, печь вышла распрекрасная и добротная. Уж только опосля сообразил, что как облаками затянет, из трубы - свет у неё идет, разноцветный весь. А ежели в темноте - то, как сияние, далеко видать. Но то - только когда хмурится, когда ясно - ничего не видно. не сразу я эту штуку понял, время прошло, дорогу сделали, трахт закрыли...
- Да какую дорогу, дед? - вдруг возмутился Шуруп. - Мы к тебе пёхом по снегу по бездорожью шлепали.
- Си! - поддержала его Элька.
Старик засмеялся, снова собирая морщины и становясь Мотыльком:
- Так, я-то про железную дорогу. По ней на этапы теперь возют.
- Возят, - поправил Муня, и пристально вгляделся в лицо старика: - Скажите, дорогой мой, сколько ж лет прошло, с тех пор, как чудо-печь сложили?
Хозяин перевел на него блеклые, некогда голубые, слезящиеся глаза и, помолчав, ответил:
- Да, когда бомбу в царя бросили, тогда и сложил. Тогда по этапу жандармы много водили...
-1
