«20»

Дверь открылась.

Дверь закрылась.

Удаляющиеся в тишине шаги, сдавленные рыдания, когда их владелец посчитал, что он удалился достаточно далеко.

Я внимательно, но без лишней навязчивости, слежу за ней. Хотя ей, наверное, все равно.

Каждый раз, когда она прикладывается к картонке сока, меня съедает любопытство.  Красный цвет сливается воедино, я не могу разобрать картинку.

Чертова  дешевая полиграфия.

Опять пьет.

Вишневый или томатный?

Пробежал глазами остальных сидящих на длинных лавках по обоим сторонам больничного коридора мерзкого пастельного цвета. Взгляд скользнул, будто смазанный маслом. Кроме девушки, пьющей сок, смотреть было не на кого.

Да и зачем.

Я отвернулся. Все равно, так или иначе, они все были одним целым, походящими друг на друга. Они все заранее были мертвы.

- Двадцатый, - врач даже не удосужился открыть дверь кабинета, предпочтя бубнить в закрытом кабинете. Звали меня, но я притворился, что не услышал. Толстяк, сидящий рядом, начал подавать отчаянные знаки, что моя очередь идти. Я видел и просто не реагировал.

Я не хотел идти.

Я понимал, что такого варианта выбора не было, но сделал именно его.

Врач все же поднял свою задницу с кресла и, нервно распахнув дверь, вперился в меня заведомо гневным взглядом.

- Вы номер двадцать? – его голос перекрыл весь робкий полушепот, все попытки сгладить тишину.  Я для вида повертел в руках медицинскую карточку. На ней жирно напечатано красным

«20»

- Да, наверное, - мой голос звучал, как из бочки, его вполне можно было бы и не узнать.

Вздохнув, я встал с неприятно скрипнувшей лавки и прошел мимо врача, явно пахнущего алкоголем, в кабинет.

Как гротескно.

- Итак, вы очевидно уже в курсе, что вы.. – начал врач, заползя, наконец, в кресло.

- Да, я знаю. Просто скажите, сколько мне осталось, и я пойду, - я бесцеремонно перебил его хорошо отрепетированный поток почти ничего не значащих слов.

Сыт по горло диагнозами.

- Государство может предоставить вам бесплатную медицинскую поддержку на период.. – продолжал он. Он что, не услышал меня?

- Я же спросил, сколько? – я почему-то разозлился. Странно, я обычно спокойно реагирую на происходящее.

Врач закашлялся, потеряв очевидно путеводную нить монолога. По кабинету разливался тяжелый запах спирта.

- Если вы будете проходить регулярные обследования и не станете препятствовать..

- Тупой ты кретин, ты скажешь или нет? – заорал я, вконец потеряв контроль над собой. Из коридора послышался неясный шум. Врач поморщился, кашлянул еще раз и уставился на меня мутными глазами.

Прямо как у коровы.

- Чуть меньше месяца. Можете считать, что дней восемнадцать-двадцать у вас есть, - неожиданно четко сказал он. – А теперь заполните анкету на обязательное медицинское..

- Сам заполни, – я резко поднялся и вышел из кабинета.

Посередине коридора валялась пачка из-под сока, из неё вытекали остатки темно-красной жидкости.

Томатный.

- Ну, и что тут случилось? – вопросил я у сидящих.

Рядом со мной подалась вперед женщина.

- У одной девушки случился приступ, её отвезли в реанимацию, - зашептала она. Непонятно, почему почти все говорят в больницах шепотом. Чуть помолчав, она добавила – Я надеюсь, с ней все будет хорошо.

– Она наверняка уже сдохла, – бросил сидящий на другой стороне старик.

Повисла гнетущая тишина, как будто конец каждого обозначился максимально ясно и неотвратимо. Все те страхи, что мы загоняли вглубь себя, убивали надеждами, мгновенно вырвались наружу, будто став сильнее за эти моменты покоя.

- Никогда в жизни больше не пойду в больницу, - бросил я с кривой усмешкой. Кто-то хмыкнул, поняв сарказм.

Я быстро зашагал к выходу.

День первый.

По всем каналам шло то, что обычно идет ночью. Бесконечные клипы безликих групп, которые не осмеливаются показывать днем, магазины онлайн-продаж, которые портят рейтинг каналов. Все это забивают в эфир по ночам, хотя бы потому, что они здорово усыпляют.

Непередаваемое ощущение.

Ощущение, что ты медленно умираешь. А если ты знаешь, что так оно и есть, то твои нервы летят ко всем чертям.

Я выключил телевизор и поднялся с кровати. За окном, уже неясно когда начавшись, лил дождь.

- Красота, – пробормотал я с последней сигаретой во рту. Чиркнул неловко колесиком зажигалки, онемевшие пальцы отказывались работать. Приоткрыл окно, в лицо ударило ночной свежестью. Выпустил дым, тот красиво зазмеился под ветром.

Как жить-то охота.

 Резко захлопнув окно, я быстрыми шагами направился в прихожую.

Через минуту хлопнула входная дверь.

Зябко поеживаясь под ледяными каплями дождя, я брел по ночной, освещенной неоном давно закрытых магазинов и ксеноном проносящихся машин, улице. Периодически ныло сердце. Никаких мыслей в голове не было, с недавних пор там воцарилась черная меланхолия и других изменений не предвиделось.

- Пошел! Пошел вон! – я обернулся. На меня катился брутального вида тягач, а высунувшийся по пояс из окна водитель так самозабвенно орал, что даже отходить не хотелось. Но я все же нехотя отступил назад.

Тягач плавно проехал мимо и грузно врезался в фонарный столб. Водитель запоздало выпал из кабины, прокатился пару метров и замер.

Повисла неловкая тишина.

Ни разу в жизни не был свидетелем аварии.

Подошел поближе к лежащему водителю.

- Помощь нужна? – безучастно спросил я. Несколько секунд подождав ответ, я пожал плечами и пошел дальше. Какое мне дело до лежащего умирающего, если через несколько дней я сам присоединюсь к этому клубу?

Остановившись у табачного ларька, я начал размышлять, какое название должно быть у сигарет, которые укоротят мой срок пребывания в роли самого себя.

- Что вы хотели? – буркнула странного вида продавщица в окошке.

- Здравствуйте, – вежливо начал я. – Мне..

Тут же неведомые силы швырнули меня об ларек, сопровождая все это диким грохотом. Я сполз вниз, оставляя на ларьке гротескную кровавую полосу из разбитого лица. Обернулся, увидев сквозь дымку крови, заливающей глаза, догорающий грузовик. С трудом поднявшись на ноги,  я побрел обратно домой.

Ни разу в жизни не был свидетелем аварии.

- Нет уж. Хватит с меня. Ну правда, хватит уже, - шипел я от боли сквозь зубы. Слова вылетали облаченные в бонусную упаковку из крови, стекали по подбородку вместе с дождем.

Я шел, в буквальном смысле давясь словами, время от времени вытирая кровь с лица.

- Зачем я вообще вышел из дома? - приступ жалости к себе отчаянно вцепился в меня и явно не хотел отпускать.

Снова стер кровь.

- Черт. Черт. Черт.

Шаг, другой, третий. Шагать постепенно становилось легче, а кровь постепенно перестала идти. И внезапно я понял, как мне хочется курить. А желание покурить только возросло, когда я  вспомнил, что я так и не купил сигарет.

Я медленно развернулся и пошел назад. Тело не выказывало никаких претензий к его  спятившему полусдохшему обладателю, который оценил вдруг пресловутую пачку сигарет ценой бесконечно долгой дороги назад. Я вглядывался в повороты дороги, стремясь уловить незаметные изменения улицы. Изменения после аварии. Но шаг за шагом я не замечал ничего, кроме стены дождя, который стал лить еще сильнее.

За очередным поворотом показался табачный ларек. Никаких обгоревших грузовиков не было.

Наверное, уже успели убрать. Лучше всего просто придумать какое-то объяснение для самого себя и поверить в него. Стараясь не смотреть на бок ларька, без каких либо признаков крови, я вытащил бумажник.

- Здравствуйте, - глухо сказал я в окошко. Странного вида продавщица дернулась, видимо проснувшись, и потянулась к прилавку.

- Что вы хотели? – буркнула она.

- Сигарет, но разве вы работаете после всего этого бардака с аварией? – попытался улыбнуться я.

- С какой аварией? Если у тебя нет денег, отвали, если есть – говори, что надо, и не надо мне тут мозги пудрить, умник. Ты меня понял? – мгновенно завелась она, нервно стуча ногтями по прилавку.

Я отшатнулся от ларька. Еще немного – и мой мозг отключит процесс понимания действительности.

Мне очень надо было домой.

День второй.

Я открыл глаза..

И ничего не увидел. Вскинул руки, провел по пустоте. Закричал. Отшатнулся назад.

Я не мог понять, где я нахожусь. Не мог вспомнить, как я сюда попал.

Внезапно в груди разорвалась очередная порция боли. Я схватился за сердце, упал на колено.

"Что за.."

Сознание выключилось и включилось снова. Доля секунды, из-за которой осознание неясности исчезла. В свои права вступили дезориентация и паника.

Кажется, я упал.

День третий.

Кровь, высохшая на губах и подбородке, упрямо не хотела отмываться, будто была с примесью краски. Я упрямо тер свое серое помятое лицо, невзирая на болезненные ощущения всего тела, упрямо об этом заявляющего. Медленно умылся ледяной водой, посмотрел в глаза отражению в зеркале. Зеркальный двойник устало взглянул на меня потухшими глазами, грустно улыбнулся губами, измазанными свежей кровью из носа и открывшихся порезов. Через секунду улыбка погасла на его лице, он отступил на шаг назад, в зеркальную глубь, затем размахнулся и его кулак полетел навстречу моему.

Брызнули осколки.

Я знал, что когда-нибудь ударю его.

Не обращая внимания на лежащие на полу острые зеркальные ножи, я вышел из ванной, моментально засадив в пятку кусок в добрых два сантиметра. Отправился в путешествие на кухню, никак не отреагировав.

- А теперь мы поздравим милых дам нашим фирменным.. - включив на секунду телевизор, я моментально пожалел об этом и щелкнул пультом во второй раз. Милые дамы остались без загадочного фирменного, а я понял, что мне нужно затолкать в себя еды. Взглянул в холодильник.

На меня, давя на жалость, смотрела небольшая тыковка, по соседству с которой примостился пролетарский красный кирпич. Больше в холодильнике ничего не было. Подумав, я вынул тыкву, задумчиво погладил её по ребристому канареечно-желтому боку и положил обратно. Пошарил в шкафах, наткнулся на четверть пачки кукурузных хлопьев.

"Теперь с витаминами!" - оповестил меня огромный принт на торце. Я взял пачку, стараясь закрыть ладонью чертову надпись, и высыпал хлопья в видавшую и лучшие времена миску.

Я отстраненно жевал сухие хлопья, о чем-то думая. Забавно, но хлопья казались удивительно вкусными, и, несмотря на депрессию и общую меланхоличность ситуации, я даже оценил бы свое положение на данный момент как уютное.

За окном кто-то закричал. Без особого рвения и интереса, скорее, для наличия какой-то реакции, я подошел к окну. Ровно под окном моей квартиры кричала девушка, пытаясь отобрать назад свою сумочку у парня, который явно хотел сумочку отнять. Похрустывая хлопьями, я облокотился на подоконник и начал искать в сознании всплески праведного гнева и духа мщения.

Абсолютно трезво взвесив все за и против, я понял, что мне абсолютно наплевать и на девушку, и на этого мелкого воришку. Отвлекся на свою пятку, навязчиво исторгавшую потоки боли. Вынул кусок, кинул не глядя. Беспрестанный крик девушки действовал мне на нервы. Я отошел от окна и направился в сторону холодильника. Выудил из него тыковку, прикинул примерный размер кастрюли. Крик наконец-то резко оборвался, чтобы через пару секунд возобновиться, уже намного более тише. Я поставил тыкву на стол, вернулся к холодильнику и захватил кирпич. Выглянув в окно, я увидел, что девушка уже лежит в крови, не выпуская из рук свой аксессуар, а парень, бросив уже нож, пытается всеми силами выдернуть из её ладоней сумку. Судорожно вздохнув, я примерно прицелился и запустил свой прохладный красный кирпич.

О, да.

Десять баллов, парень.

Поверженный вор, хлеща кровью из пробитого темени, повалился на свою же жертву. Их кровь смешалась, теперь они - брат и сестра.

- Поцелуйтесь и помиритесь, пока не сдохли, - дело было закончено, и я вернулся за стол. Настроение было испорчено, да и есть уже не особо хотелось. Интересно, что было в сумке, раз его владелица поставила содержимое на одну ступень со своей жизнью?

Может, мгновенное лекарство от рака?

Зазвонил телефон. Я нервно дернулся на стуле, и протянул руку к мурлыкающей коробочке трубки.

Но не успел.

Говорят, что кашель и одышка при этих случаях почти регулярны и, если так можно выразиться, нормальны и естественны.

Но обычно не говорят, что ты валяешься на полу, опрокидывая предметы, которые можно опрокинуть, кашляешь, пока твое горло не устанет от спазмов, и зальется кровью, которую ты будешь исторгать наружу вместе с этим гребаным кашлем.

Металлический вкус на языке уже не чувствовался таким чужим, как когда-то давно, теперь он стал чем-то родным и ужасно привычным. Это забавляло еще больше.

Привычно. Так же привычно нащупать знакомую коробку аптечки под кроватью. Сегодня, как, впрочем, и всегда в нашем ресторане, коронное блюдо шеф-повара. Тройная порция снотворного под соусом из обезболивающего. Мы уверены, что вы вернетесь за добавкой, будьте вы прокляты.

Сглотнув горсть таблеток, я мимолетно вспоминал какие-то образы и чьи-то лица. Люди были смутно знакомы, я знал, что это мои друзья и близкие. Но не помнил их.

Спокойной ночи, мир.