коллапс

   Эта не совсем однозначная, весьма одиозная история, покрытая непроницаемой завесой тайны, имела место  в далёком 45679 году, когда деревья ещё были покрыты испражнениями тех бесчисленных безвестных существ, имён которых сейчас уже никто не помнит. В то далёкое время шесть чёрных людей, отличавшихся внушительными костистыми подбородками, лишились чести. Они вышли тогда из своих убогих убежищ и увидели большое стояние невидимого нагого монумента. И поклонились они, роняя с губ скупые беззвучные слова молитвы, посвящённые тем, измождённым отвратительно-настоятельным свечением стоящего камня ничтожным, но гордым существам, не имеющим отношения к декларации независимости, однако замешанных в нетрадиционных манипуляциях с применением запрещённого гриба. Казалось, один из чёрных людей выступил тогда из толпы и воскликнул: «Братья, где же наши сестры?» И застенали шестеро, мука перекосила их бесстрастные лица, слёзы бессильной ярости выступили на их глазах, быстро собираясь в озёра печали и скатываясь по каменным ущельям  твёрдых обветренных скул  водопадами безумия; и спустился седьмой, держа в руках прутик, а именно, если быть точным, не что иное, как - веточку тропического огурца, надкусанную с двух сторон. Он воспользовался положением чёрных людей и отрезал им всем по одной ноге, а себе две и сложил их в дьявольскую пентаграмму в форме грелки для ногтей.

    Долго ничего не происходило, пока один из шестерых не изрёк: «Идёт дождь» И тут появился мальчик. Он был испорченный, этот мальчик. Навсегда. Всё случилось, когда его накрыло толстой бабой с большой сиськой. И воскликнул мальчик: «Я не могу дать в такой атмосфере, раздвиньте раздвижное устройство, господа!» В следующий момент было воздвигнуто небывалое сооружение на трёх полуподвижных ногах, и было совершено так, что сменился часовой пояс, и старухи наполняли тишину невыносимо-душераздирающими стонами и скребли зубами о железные сапоги. Впоследствии чего сапоги стали разношены и подошли в пору гонцу. Данный гонец совершил многолетнее паломничество в мир звенящих звеньев, где и добыл недостающее звено, впоследствии воспользовавшись машиной времени для переброса своей предметно-энергитической части к месту развития событий. Звено было вжато в конструктив прибора и мальчик взялся за гуж. Тысячами лет развивался процесс трансцендентальной трансфигуральной рематериализации, и, когда мир устал следить за временем, выродок ступил на землю и попрал своей волосатой  ногой твердь. Отродья были пущены по его следу, но что могли сделать несчастные, сросшиеся в одно дрожащее месиво отвратительные существа, с волосами из белёсых слепых червей, хаотично переплетавшихся и совокуплявшихся в собственных фикалиях. Тем временем выродок понял причину своего возникновения и возжелал лютой мести своим создателям, поскольку каждый миг его существования был наполнен вселенской мукой, пополам с жаждой наживы. Были приобретены прочные дубовые сундуки, обитые медной лентой, было заготовлено то, без чего нельзя было обойтись в рамках плана запланированных действий. И выродок пал. Пал жертвой собственной алчности и безумия, с подошвой от детского ботинка, крепко зажатой между его многочисленными челюстями, так, что на подошву она походила не более, чем старый обойный клей может быть похож на предмет мечтаний молодого, едва окуклившегося полевого членистого тысяченога. Его прах был собран приспешниками чёрных людей и доставлен в только что сшитом холщёвом мешочке к юнцу, который уже начал понимать, что у него слова расходятся с делом. Шестеро поднялись и взялись за руки и обступили одинокий монолит, на осмеливаясь поднять глаза на творящееся фееричное беспамятство, иначе они могли стать его частью. Никто не думал о киборгах. 

     Мальчик дёрнул себя за свалявшуюся невзрачную бороду, конец которой исчезал где-то за его подбородком, и садомазохистское удовольствие отобразилось на его мерзостном шерстистом лице. И, по мере того, как он прилагал всё большее, теперь уже нечеловеческое усилие, оттягивая бороду ниже, кожа лица его собиралась в острые, протяжённые, направленные ото лба к подбородку складки, который вскоре начали с мерзким треском лопаться одна за одной, раскидывая в стороны окровавленные ошмётья плоти и обнажая висящие мускульные пучки и белые проплешины черепной кости. И в тот самыё момент, когда толстая коса бороды находилась в руках мальчика на значительном расстоянии от его изуродованного лица, настало время для появления ключевой фигуры. Конечно, это был гондольер, который сошёл с покрытых густым липким туманом голых камней. Принялся он выполнять процедуры, раздавая по части себя участникам действа, и когда последняя часть перекочевала в руки мальчика – все они преисполнились мудрости и проблема начала решаться, так как на её суть воздействовали умнейшие головы, разрываемые всезнанием. И треск лобных костей вплёлся во всеобщую картину и явился катализатором, складываясь в разуме мальчика в божественную мелодию. Трава побурела, а мальчик прозрел и понял он, что глубоко заблуждался. Далее обстоятельства были сложены таким образом, что ритуал пришёл к своему началу, но циклу не суждено было продолжиться в виду элементарной практической нецелесообразности, и, таким образом, был положен конец деятельности, поскольку цель была достигнута. И всё было бы хорошо, но оглянулся мальчуган, своими блёклыми бесцветными косыми глазами повёл по окрестностям и увидел он прекрасную юную девушку, шедшую к обелиску, глаза её были голубые, как две блестящие новые пуговки, и ветерок едва развевал её короткое летнее платьице из ситца. Она мило улыбнулась ему, и лицо её выразило доброту и невинность. Мальчик быстро прикинул в уме несколько сложнейших манипуляций с числами, с применением интегральных уравнений, которые были для него сущим пустяком: если интегральный кубический квадрат из десятеричного корня двоичной дроби в отрицательной системе координат равен тому, что я получил, то как же, чёрт возьми, думал он, мы можем иметь такой результат. И отбросил он в сторону колебания и четыре класса средней школы вместе с мелочью и мусором, что по случаю нашёл в карманах, в виду ненадобности и занёс старый ятаган с кривым, зазубренным, однако очень острым лезвием и вспорол несчастной девушке живот крест-накрест, откуда тут же вывалились сизые кишки и появился кислый запах. Она, непонимающе хлопая своими прекрасными ресницами,  сделала несколько шагов, разматывая кишки, которые оставались за ней в неком подобии спутанных старых корабельных канатов, поскольку становились грязными от контакта с пыльной землёй. Кровь обагрила широкими полосами её тщательно  отглаженное платьице, и она упала, так и не поняв до конца, что с ней произошло. И случилось ей упасть так, что голова её встретилась с большим крепким, поросшим мхом валуном. Голова уступила непоколебимой настойчивости камня и с глухим влажным треском, жёлто-красное содержимое её выплеснулось наружу, обтекая валун покругу, и, в конечном итоге, образовав что-то вроде ласточкиного гнезда. К данному моменту мальчик уже начал наматывать на локоть кишки (похожим образом управлялись с арканом пастухи в шляпах на одном забытом континенте, мириады атомов, из которых он состоял, сейчас служили пищей одному не очень молодому светилу).

    Справившись с кишками, вырвав оба конца из живота девушки, отчего его обветренные, костлявые руки с жёлтыми бугристыми крючковатыми ногтями, которые  лучше вообще никому не показывать, стали запачканы красно-коричневыми субстанциями, мальчик приладил эти кишки в дьявольский механизм в роли ременной передачи по тому случаю, что иначе произвести манипуляции было невозможно. И пришли в движение ржавые шестерни и валы, поскрипывая на своих осях, и от этого скрипа расхохотался мальчик, роняя мутную густую слюну со своих трясущихся в агонии омерзительных,  невыносимо-обезображенных челюстей на останки невинной жертвы. Шестеро чёрных людей забились в ужасе в отвратительно-мучительных конвульсиях, ломая с громким хрустом свои члены друг об друга, не издавая, однако, ни единого звука – иначе они были бы мгновенно умерщвлены. Наконец, было достигнуто такое состояние, когда всё бытие было напитано невыразимой по своей напряжённости мукой, и тучи начали раздвигаться, обнажая нечто вроде хаотичного сплетения костяных сопряжений, оплетённых телесными мясными волокнами, с которых начал проливаться плотной завесой кровяной тяжёлый ливень, накрывший своим свинцовым пологом уставшую землю. И когда первые тяжёлые капли коснулись неподвижного обелиска, который единственный, казалось, сохранял невозмутимость, в небе среди костяных цепей начал появляться над ним лик. Легионы выступили из под земель и согнули колени, кланяясь безликому богу. Его бестелесная длань прошлась ветром по их заплетённым в тугие пучки кос волосам, в то время, как они стояли на костяных ногах по пояс в крови, которая разлагала их плоть, заставляя их погружаться всё глубже под чёрную волнистую поверхность. Наконец, они все оказались погружены под жидкую суспензию, и было положено начало реализации сложнейших процессов, имевшим место внутри, но невидимым сверху, только узловатые пучки мышц и ещё чего-то неведомого с блестящими фрагментами были видны снаружи.

    Далее всё пространство на миг, казалось, приобрело законченный вид в образе огромного объёмного объекта, с твёрдыми глянцевыми поверхностями, отражавшими самих-себя, но впоследствии этот невозможный для представления разумом объект, о котором можно дать только крайне обобщённое описание, которое тем не менее едва ли можно считать действительным, имеющее целью лишь дать приблизительное впечатление о том, что есть, покрылся плотной сетью трещин, сходящихся в определённых местах, поверхности коих выгнулись на миг, чтобы затем тотчас же прогнуться и потянуть за собой всё окружение, таким образом, объект пожирал самое себя, уменьшаясь в размарах, пока последняя точка с тошнотворным чпоканьем не исчезла вникуда, оставив после себя ничто, что можно было бы назвать чем-то. Далее моё существование становится невозможным, но я, однако, милосердно позволяю вам узнать, как будет выглядеть ваш последний день.