Лабиринт Иллюзий (Глава 8) часть первая Степень критики: Любая
Короткое описание:
Главный герой является начинающим, амбициозным адвокатом в Греции, взявшимся за крупное уголовное дело. Однако в это самое время в его жизни возникают некие таинственные и неподдающиеся здравому смыслу события, которые постепенно сводят его с ума. Галлюцинации, провалы в памяти, попадание в иные измерения - все это придется пережить главному герою, чтобы докопаться до истины..
ГЛАВА 8
Чем обладает человек в своей жизни? Деньгами, властью, свободой? Но как человек может обладать властью, если он не властен даже над собственной жизнью, которая в любой момент может прерваться независимо от его воли. А свобода? В чем она заключается? В выборе телеканалов для просмотра на своей спутниковой тарелке? Или это свобода: выбрать любой курорт себе по душе и ни в чем себе не отказывать? Но тут есть одна проблема. На такого рода свободу нам приходиться зарабатывать. А если так, то чем такая свобода отличается от добровольного рабства?
Отдающие веянием некоего экзистенциализма, размышления, всколыхали в моем уме, пока я вел машину, направляясь в офис к прокурору. Мне нужно было переговорить с ним о деле Талейрандоса, а также уточнить некоторые факты, о которых мне поведала Сабрина. Надо было удостовериться в правдивости ее информации. Затягивать с этим больше не имело смысла.
Прокурора звали Никос Апостолакис. Это был довольно жесткий и бескомпромиссный человек, за которым, среди его коллег в прокуратуре, закрепилось прозвище «Экзекутор». Он всегда требовал для подсудимых наиболее суровые меры наказания и никогда не стремился достичь соглашения со стороной защиты. У него была репутация прямого и честного человека, «строгого законника», свято чтившего букву закона, и неуклонно ей следовавшего.
Ходили слухи, что Апостолакис люто ненавидел Виктора и мечтал засадить его за решетку. Причиной такой острой ненависти являлась дружба Виктора со многими криминальными элементами города, и Апостолакис догадывался о том, что Виктор наверняка нечист на руку. Хотя версия самого Виктора, знавшего об антипатии к нему со стороны прокурора, была куда более заковыристой. Он утверждал, что Апостолакис завидовал ему еще с Юрфака, на котором они вместе учились. Виктор был намного более способным студентом, и намного более популярным парнем среди женской аудитории учащихся, а Апостолакис в то время был обычным серым недоучкой. В итоге, как-то раз они не поделили какую-то девушку и подрались. Правда, по словам Виктора, прокурор в той драке как следует получил по заднице. С тех пор между ними началась непримиримая вражда.
Версия Виктора, конечно же, казалась мне откровенной выдумкой. Слишком много в ней было показного пафоса, присущего этому человеку. Но никогда нельзя ничего знать наверняка. А поэтому, вполне возможно, что неприязнь прокурора основывалась вовсе не на объективных причинах, связанных с нарушением закона, а всего лишь на личных чувствах обиды и мести.
Я подъехал к зданию «Дворца Правосудия», торжественно возвышавшемуся напротив кварталов самых популярных в городе публичных домов. Офис городской прокуратуры распологался внутри здания. Я вошел туда и представившись дежурившим у входа охранникам, поднялся на второй этаж в кабинет Апостолакиса. Дверь в кабинет была открыта. Прокурор сидел за столом и о чем-то беседовал со своей помощницей. Это была молодая девушка, лет двадцати пяти – двадцати шести, довольно смазливая и симпатичная. Я видел ее раньше на нескольких судебных заседаниях. Склонившись над столом Апостолакиса она держала в руках какой-то документ и мило улыбаясь, что-то объясняла ему. Естественно, Апостолакис в этот момент вряд-ли был способен что-нибудь усвоить из ее подробных объяснений, так как его глаза были уставлены на содержимое блузки молоденькой помощницы, выглядывавшее во всей своей красе из под глубокого декольте.
Девушка, словно не замечая его прожорливого взгляда, красноречиво излагала свою позицию относительно какого-то уголовного дела, жонглируя юридическими терминами и как бы невзначай демонстрируя свои прелести. А прокурор только кивал головой и поддакивал, сверкая своей довольной и похотливой ухмылкой.
«А эта девка далеко пойдет! – подумал я, глядя на не замечаюших меня, и увлеченно беседующих, гос. обвинителей. – Готов поспорить, что не пройдет и пол года, как она станет первым заместителем прокурора!»
– Кхе-кхе.., – демонстративно кашлянул я, чтобы привлечь к себе внимание. Апостолакис и его помощница тут же повернулись в мою сторону. Вид у них был слегка смущенный, словно они не ожидали, что кто-то все это время стоял у открытой двери и наблюдал за их беседой. Я вежливо улыбнулся и шагнул в кабинет.
– Господин, Апостолакис, меня зовут Эрик Сальваридис. Я адвокат Ергоса Талейрандоса. Мы с вами договаривались о встрече.
– А господин Сальваридис! Очень рад вас видеть! – встав из-за стола, протянул мне руку прокурор. – Проходите, присаживайтесь.
Он взял документ, который они с помощницей до этого обсуждали, и положил в папку, тем самым намекнув молодой обвинительнице, что их задушевный разговор ненадолго откладывается.
– Я много о вас наслышан, – продолжил прокурор, после того, как я уселся за стол напротив него. – Говорят, вы очень способный уголовный адвокат. Среди ваших коллег по цеху не так уж и много хороших молодых специалистов.
– Ну, вы преувеличиваете, я еще далеко не специалист! – отмахнулся я, чувствуя, как лестные слова прокурора все же заставили меня возгордиться, и тут же расплылся в довольной улыбке. – Не знаю откуда у вас обо мне такая информация, но на самом деле, мой опыт в уголовной адвокатуре довольно скромный – всего пара серьезных дел и разные мелкие правонарушения. Вот и все, с чем мне довелось столкнуться.
– О, я вижу вы большой скромняга, адвокат, – шутливо произнес прокурор, вероятно, заметив по моим зарумянившимся щекам и гордо выпяченной груди, что его похвала в мой адрес резко вознесла мою самооценку на пьедестал.
– Николакис, я тогда наверное, пойду к себе в кабинет, – обратилась к прокурору стоявшая возле его стола помощница. – Мне еще надо составить обвинительное заключение по тем материалам, которые мы получили сегодня утром от следователя.
«Николакис? Ха-Ха! Это что, она так уменьшительно-ласкательно называет своего начальника? – подумал я, пытаясь не дать волю накатившей на меня волне смеха. – А девка то и впрям с яйцами!»
– Да, конечно, моя хорошая, иди. Мы с тобой продолжим наш разговор чуть позже, – ответил ей Апостолакис, по всей видимости совершенно не заботясь о том, что его последняя фраза звучала несколько двусмысленно. – Кстати, ты знакома с господином Сальваридисом?
– Нет, не знакома, – улыбнулась помощница и протянула мне руку. – Но буду рада познакомиться. Старший помощник прокурора Мелисса Скарлату.
– Эрик Сальваридис, – представился я в свою очередь, пожав ей руку. – Я видел вас на нескольких процессах. У вас довольно неплохой стиль. Такой хладнокровный, спокойный, усыпляющий бдительность адвокатов противной стороны.
– Может перейдем сразу на ты, Эрик? – не церемонясь и без лишней скромности, бросила Мелисса. – Все-таки мы практически одногодки. А эти глупые формальности лучше оставим для всяких там бюрократов. А, что касается моего стиля: ты намекаешь на то, что мои судебные речи заставляют всех в суде засыпать?
Я был сбит с толку таким внезапным и бесцеремонным выпадом в мою сторону. Девушка, явно, умела взять инициативу в свои руки. К тому же бросалась колкостями, не успев даже как следует познакомиться. Я почувствовал себя не в своей тарелке.
– Нет, я всего лишь имел в виду, что мне нравится твой стиль.., – попытался я оправдаться. – Ты выступаешь в суде очень спокойно и уравновешенно...
– Да, ладно, Эрик, расслабься, – перебила меня Мелисса. – Я просто подшучиваю над тобой. Запомни, нам, как органам судебного правосудия, категорически нельзя вестись на троллинг.
1:0 в ее пользу. Эта девчонка уделала меня, застав врасплох. Мое самолюбие было уязвлено до крайности. Но какая-то часть меня одновременно восхищалась этим непредсказуемым и ловким стилем молодой прокурорши.
Ее блузка с глубоким декольте и юбка чуть выше колен, говорили о том, что помощницу прокурора совершенно не волновало мнение остальных людей по поводу того, как подобает одеваться молодой работнице гос. службы. В то же время она держалась с таким достоинством и самоуверенностью, что вряд ли кто-нибудь из служащих мог позволить себе какое-то нахальное действие по оношению к ней. Разве что, только похабно распускать слюни за ее спиной.
«Интересно трахнул ее уже Апостолакис или нет? – возник в моем уме закономерный вопрос. – Наверно она его дразнит, но не дает. Ждет, пока не получит от него заслуженного повышения».
– Ладно, я покидаю вас, мальчики, – сказала Мелисса, направившись к входной двери. – Чао-какао!
Она закрыла за собой дверь, и мы с прокурором остались наедине. Настала небольшая пауза, и я решил, что можно было переходить к сути дела.
– Господин Апостолакис, как я уже сказал, целью моего визита сюда является обсуждение с вами дела Йоргоса Талейрандоса, – начал я деловитым тоном, исключающим любые намеки на светскую беседу. – Есть кое-какие моменты в этом деле, которые меня смущают...
– Что ж, тогда я вас слушаю, господин Садьваридис, – сказал прокурор с едва заметным любопытством. – Скажите, что же вас смущает?
– Для начала я хотел бы узнать, почему не была проведена экспертиза крови Талейрандоса? А, если она была проведена, то почему в материалах дела об этом не указано?
– Тут все очень просто, господин Сальваридис, – флегматично произнес Апостолакис, – экспертиза крови в действительности проводилась. Однако, ввиду неудачного стечения обстоятельств, в лаборатории, где хранился анализ крови Талейрандоса, недавно произошел несчастный случай. Возник пожар, и многие образцы крови были уничтожены огнем. Среди них, к сожалению, оказался и образец крови Талейрандоса. Следственное управление было вынуждено назначить новую экспертизу крови господина Талейрандос , результаты которой должны быть получены со дня на день.
– Но ведь это абсурд! – возмущенно нахмурился я. – Новая экспертиза крови совершенно бесполезна! Любые следы веществ в его крови, за это время должны были исчезнуть, и их наличие уже все равно не будет обнаружено.
– Очень сожалею, но это единственное, что мы можем сделать, – все также спокойно сказал прокурор. – Но почему вас так интересует экспертиза его крови? У вас есть основания полагать, что господин Талейрандос употреблял какие-либо сильнодействующие вещества?
– У меня есть весьма веские поводы подозревать, что Ергос Талейрандос был отравлен одним небезызвестным наркотиком, который многие торчки на улицах зовут «Волшебной сказкой».
– Даже так? – удивленно поднял брови Апостолакис, и его лоб прорезали зигзагообразные морщины. – И что именно навело вас на подобные подозрения?
– Скажем так, у меня есть личный опыт довольно печального знакомства с этим злополучным веществом, и я могу представить, какое ужасное воздействие оно оказывает на человеческую психику. А, если исходить из того факта, что никаких серьезных предпосылок для внезапного умопомешательства у господина Талейрандоса не было, и психическими расстройствами он никогда не страдал, то мы приходим к совершенно очевидному выводу – помрачение рассудка заместителя Юстиции вызвано употреблением какого-то психоативного вещества.
– Весьма интересная версия, господин Сальваридис, – ухмыльнулся прокурор. – Не слишком убедительная для жюри присяжных, но все же довольно забавная. Я полагаю, у вас есть и настоящие виновники этой трагедии, которых вы предлагаете обвинить?
– Вы совершенно правы, – кивнул я головой. – Буквально пару часов назад до меня дошла крайне шокирующая информация. Я думаю, вы будете удивлены тому, что я вам скажу, но за этим громким преступлением стоит никто иной, как мой многоуважаемый партнер и учредитель нашей фирмы Виктор Вельмасидис, а также его близкий друг и главный бандит этого города – Самуил Баркос.
Выражение лица оказалось Апостолакиса даже более ошеломленным, чем я ожидал. Его челюсть в буквальном смысле отвисла, а глаза готовы были выкатиться из орбит.
– Это очень серьезное заявление, – напряженно промолвил Апостолакис и отвел от меня свой бегающий взгляд. – Я надеюсь, вы собираетесь его чем-нибудь подкрепить?
– Я не могу назвать вам имя информатора, предоставившего мне данную информацию, но уверяю вас, что информатор этот весьма надежный, – стараясь говорить как можно убедительнее, заверил я прокурора. – Думаю, что если бы вы могли дать моему информатору какие-нибудь гарантии безопасности, то он согласился бы дать показания против этих двух преступников.
– Хм..интересно, и в чем именно обвиняет ваш информатор этих двоих? – поинтересовался прокурор. – Предполагаю, что он приписывает им отравление господина Талейрандоса?
– Вы опять угадали, – усмехнулся я. – Но это далеко не все. За ними числится еще множество преступлений, в том числе, распространение наркотиков. А кроме того, я сам стал жертвой их преступных действий, и подвергся многочисленным покушениям на свою жизнь с их стороны. Когда же этим бандюгам не удалось убить меня, то они подсыпали мне этот наркотик, который чуть было не свел меня с ума. Этот же самый наркотик, по моим подозрениям, они подсыпали и Ергосу Талейрандосу, чтобы лишить его политической власти и продолжить беспрепятственно распространять наркотики в городе.
– О, да я вижу у вас тут готовый сценарий для Голливуда! – иронически засмеялся Апостолакис. – Насколько я понимаю, вы теперь хотите попросить прокуратуру о проведении полного расследования? Будете подавать заявление о преступлении?
– Тут как раз и кроется главная загвоздка, – взволнованно заметил я. – Дело в том, что это вещество «Сатори», которым я был одурманен, отрицательно сказалось на моей памяти. Я лишился многих своих воспоминаний. Так, что ни подтвердить, ни опровергнуть причастность Виктора и Самуила к этим преступлениям я не могу. Я просто напросто не помню, что произошло на самом деле. Всю информацию об их деятельности мне предоставил мой информатор, который и сможет все подтвердить.
– Вот как? – задумчиво произнес прокурор. – А я вас, оказывается, недооценивал, господин Сальваридис. Значит, вот так вы собираетесь выступать в суде? Вашей тактикой будет обвинить других людей в преступном заговоре, а самому заявить о потере памяти? И все для того, чтобы отмазать Ергоса Талейрандоса?
– Вы, наверное, неправильно меня поняли, прокурор, – попытался я объяснить свою позицию. – То, что я вам рассказал, не какой-то там тактический прием для выигрыша в суде, и тем более, не плод моих фантазий. Я рассчитывал, что вы отнесетесь более серьезно к этой информации.
– Как же я должен к ней отнестись, когда вы говорите, что ничего не помните, а имени своего информатора раскрывать не хотите?
– Ну, хорошо, тогда я расскажу вам о том, что вы уже и сами знаете, – сказал я, начиная заметно нервничать. – Мой информатор сообщил мне, что ранее я уже сотрудничал с прокуратурой по делу, которое вы, ребята, хотели состряпать против Виктора Вельмасидиса. Я должен был дать показания против Виктора, и рассказать в суде о его незаконной деятельности, которую он вел, прикрываясь своей юридической фирмой. Вы, господин Апостолакис, как прокурор, должны быть в курсе того дела. Проблема в том, что из-за возникших у меня нарушений памяти, я совершенно не помню ни своего сотрудничества с прокуратурой, ни того дела, которое вы готовили против Виктора.
– Тогда я вас успокою, господин Сальваридис, – с резким воодушевлением проговорил Апостолакис и разгладил рукой свои щетинистые усы. – Вы не помните своего сотрудничества с прокуратурой не из-за ваших нарушений памяти, а просто потому, что такого сотрудничества никогда не было. Прокуратура никогда не готовила дело против Виктора Вельмасидиса. Если бы это было так, то я был бы первым, кто взялся вести это дело под личным контролем.
– Но этого не может быть! – встревоженно воскликнул я. – Мой информатор не мог меня обмануть!
– Как видите, ваш информатор не такой уж и надежный источник, – с ноткой энтузиазма в голосе заметил прокурор. – Поверьте мне, я как никто другой, горю желанием засадить за решетку этого негодяя Виктора и его дружка Мафиози Самуила. Но к сожалению, на данный момент, у меня нет никаких оснований полагать, что они каким-либо образом причастны к делу Талейрандоса.
– Но мой информатор...
– Очевидно, что ваш информатор что-то путает, – прервал меня Апостолакис. – Вы до этого упоминали о психотропном веществе «Волшебная сказка». Если я не ошибаюсь, это вещество вызывает галлюцинации, бред, а также путанное мышление. Вы уверены, что ваш информатор сам не употреблял этот наркотик? Может быть, было бы лучше, если бы сначала вы сделали анализ крови ему?
Я промолчал. Довод прокурора звучал довольно убедительно и лишь еще раз доказывал верность моих суждений. 100%-ой гарантии того, что Сабрина не принимала «Сатори», у меня быть не могло. А ведь вполне возможно, что Сабрина сама была одурманена этим проклятым зельем, и даже не знала об этом. Следовательно, все, о чем она мне рассказала, было всего лишь продуктом ее буйной фантазии.
– А, что касается нашего с вами дела о Ергосе Талейрандосе, – продолжил прокурор, не дождавшись от меня ответа на свою предыдущую реплику, – то будучи с вами откровенным, скажу, что я не верю в его невменяемость. Я уже говорил с одним судебным психиатром, который проводил предварительную экспертизу психического состояния Тайлерандоса, и этот эксперт со мной согласен. Ергос Талейрандос совершил это ужасное преступление будучи вменяемым, убил двух человек по каким-то личным мотивам, и теперь пытается сымитировать признаки умопомешательства.
– Мне так совсем не кажется, господин Апостолакис, – покачал я головой. – По-моему, этот человек действительно безумен.
– Безумен? – повторил за мной Апостолакис. – Почему? Потому, что он совершает нелепые поступки и ведет себя, как псих? Но ведь это как раз-таки и есть та модель поведения, которую выбрал бы для себя человек, желающий выставить себя невменяемым.
– Но ведь это еще не значит, что он притворяется, – настаивал я на своем.
Прокурор, казалось, меня не услышал, а говорил о чем-то своем, при этом раздраженно поморщиваясь:
– Представляете, один из охранников следственного изолятора недавно был свидетелем того, как Талейрандос поймал в своей камере крысу. Охранник велел ему не трогать крысу, так как она может быть источником всякой заразы. На что Талейрандос ему ответил, что это не крыса, а киви – его любимый фрукт, и после этого, поднес ее ко рту и перекусил пополам живого грызуна. Представляете, какая мерзость! Охранник сказал, что после того зрелища не мог уснуть три ночи подряд. А этот урод думает, что таким образом сможет обмануть экспертов и сойти за сумасшедшего. Пусть даже не надеется на это!
Я понял, что дальнейший спор с прокурором, ни к чему хорошему не приведет, и встал из-за стола, решив, что наша с ним дискуссия себя исчерпала.
– Что ж, господин Апостолакис, мне ясна ваша позиция, – сказал я, пожимая ему руку на прощание. – Вы все ясно и слаженно аргументировали, но упустили одну важную вещь: – Ергос Талейрандос никогда не хотел, чтобы его признали душевнобольным. Он лично велел мне отказаться от подобного заявления в суде. Так что, в вашей замечательной теории, есть кое-какая неувязочка.
Прокурор удивленно посмотрел на меня, но не проронил ни слова. Я вышел из его кабинета и закрыл за собой дверь.
Все сказанное Апостолакисом вновь сильно обеспокоило меня, так как ставило в тупик неопределенности. Информация, которую мне поведала Сабрина, сразу же теряла всякую надежность. А сам я вновь погружался в хаос какого-то театра абсурда, столь характерного для «кафкианских» произведений.
Я прошел вдоль коридора по направлению к лестнице, и буквально в нескольких шагах от нее увидел кабинет Мелиссы. На двери кабинета висела табличка: «Мелисса Скарлату – Старший помощник прокурора». Какая-то неведомая сила заставила меня остановиться у входа в ее кабинет и постучаться в дверь. Из кабинета раздался голос Мелиссы:
– Войдите.
Я вошел и остановился у порога. Мелисса сидела за компьютером и что-то печатала. Увидев меня, она удивленно хлопнула глазами и отодвинулась от экрана, как бы ожидая услышать от меня цель моего визита. А я, не сказав ни слова, продолжал глазеть на нее, словно передо мной сидел не человек, а экспонат в музее эротического искуства. Девушка была действительно хороша собой. Ее упругие формы были заметны даже сквозь одежду. Но по правде говоря, я и сам не знал, зачем зашел к ней в кабинет. Какое-то странное, жгучее чувство обжигало меня изнутри. Как будто я съел банку красного, острого перца чили. Мне хотелось отомстить Мелиссе за ее недавнее подтрунивание надо мной. И я придумал как это сделать.
– Ну..., – не выдержала Мелисса, когда пауза затянулась слишком долго. – Ты что-то хотел?
Я вновь не произнес ни слова, а только подошел к ней и пристально взглянул в глаза, сократив меджду нами дистанцию до интимной. Так я простоял возле нее еще несколько секнуд.
– Ты что, язык проглотил? – спросила она, уже слегка обеспокоенным голосом.
Быстрым движением, я развернул ее крутящийся стул в свою сторону и схватил ее за запястье.
– Совсем охренел? – рассерженным тоном рявкнула Мелисса. – Че тебе надо?
Продолжая сохранять невозмутимое молчание, я дернул ее за руку, поднял со стула и повалил на письменный стол. Все это я провернул так молниеносно, что Мелиссе лишь оставалось наблюдать за моими непозволительными действиями, с выражением полного недоумения и растерянности.
– Эй ты козел, хочешь чтобы я тебя кастрировала? – закричала она, когда пришла в себя и поняла, что именно я затеял. – Отпусти меня, или я сейчас позову на помощь!
Я прижал своей правой рукой обе ее руки у нее за головой, а левой начал потихоньку гладить ее под блузкой. На лице моем при этом зияла наглая ухмылка, без всякой тени страха.
– Ты больной извращенец! – злобно выпалила Мелисса. – Ты что, собрался насиловать помощницу прокурора? Я же тебя заставлю гнить в тюрьме!
Я расстегнул лямки ее бюстгальтера прямо у нее под блузкой, заведя свою свободную руку ей за спину, и наклонившись поближе, провел языком по ее щеке. Этот жест, кажется, еще больше вывел ее из себя, так как на меня тут же посыпались самые грубые оскорбления, которым бы позавидовал даже пьяный в стельку слесарь.
Естественно, что та беспомощность, в которой оказалась Мелисса, ужасно ее бесила. Эта девченка привыкла всегда все контролировать вокруг себя. А неожиданная внезапность, с которой я ее обезоружил, и тот факт, что я собирался поиметь ее, даже не спросив на это разрешение, наверное сводили ее с ума. Но она бы никогда себе не позволила позвать на помощь. И я это отлично знал. Слишком гипертрофированной была ее гордость.
Своими коленями, я раздвинул ее ноги в разные стороны и запустил свою руку ей под юбку. Как я и ожидал, ее трусики были уже насквозь влажными. «А девченка то уже завелась!» – подумал я про себя.
Что бы там Мелисса ни говорила, и как бы она не кричала и не ругалась – вся эта ситуация невероятно возбуждала ее. И я отлично понимал, что такие девушки как Мелисса втайне мечтают, чтобы их взяли силой. Красивые, слегка заносчивые и чрезмерно уверенные в себе, они быстро пресыщаются лаской и романтикой, особенно когда все мужчины вокруг ходят за ними попятам с цветами. И поэтому когда какой-то чокнутый бесстыдник, прямо посредине дня, собирался нагло отделать одну из таких девушек в ее собственном офисе, то для нее это был как глоток свежего воздуха в душной комнате, как капля воды в палящей пустыне.
Медленно и аккуратно, вновь пользуясь только одной рукой, я стянул с нее промокшие трусики вниз по ногам, пока те не повисли, зацепившись о каблук на левой ножке. Затем я расстегнул ширинку и вынул на волю своего жеребца, который к тому времени уже стоял в полной боевой готовности.
– Урод! Ты не посмеешь! – бросила мне Мелисса, когда мой прибор оказался всего в нескольких сантиметрах от ее лона. Тем не менее, в ее интонации я распознал вожделение. И это вожделение не возможно было скрыть. Она знала, что сейчас я ее трахну. Трахну не смотря ни на какие угрозы и оскорбления. Не смотря даже на то, что ближайший десяток лет могу провести за решеткой. И ее это дико возбуждало.
Я решил не дразнить ее дальше, и одним мощным толчком вошел в нее. Мелисса дернулась, тихонько вскрикнув. Сначала я почувствовал как она напряглась, но потом когда я начал двигаться внутри нее, она понемногу расслабилась и застонала. Распластавшись на письменном столе, она закатила глаза, и подмахивала своим тазом мне навстречу. А по мере того, как я начал ускорять свои толчки, проникая в нее все глубже и глубже, она издавала все более громкие стоны от невероятного наслаждения.
– О боже! Подлец..! – задыхаясь говорила она, в промежутке между моими движениями.
Я грубо обнял ее, и взяв за волосы страстно поцеловал. А когда я понял, что она вот-вот окажется на пике блаженства, то еще больше ускорился, словно кролик на батарейках Energizer. Наконец я почувствовал, как ее тело начало судорожно вздрагивать и Мелиссу накрыла волна оргазма. Ее стоны перешли в еле сдерживаемые крики, и затрепетав она оказалась на вершине. Не медля больше ни секунды, я вынул из Мелиссы свой инструмент и бурно кончил ей на живот.
Протерев со лба капли выступившего пота, я отошел от стола и натянул брюки. Мелисса все еще лежала на столе. Она была почти в полуобморочном состоянии. На ее удовлетворенном лице проглядывала упоенная улыбка.
– О господи! Как же это было классно! – все еще тяжело дыша, промолвила Мелисса.
Я застегнул пряжку ремня и оскалисто ухмыльнулся. «Ну а теперь пусть она пишет на меня заявление, если захочет!» – подумал я и подмигнул ей левым глазом.
Мне показалось, что Мелисса хотела сказать что-то еще, но прежде чем она успела что-либо произнести, я открыл дверь ее кабинета и вышел оттуда, так и не обмолвивишись с ней ни единым словом.
Этот неожиданный секс придал мне драйву. Я как будто заново обновился и ощутил прилив свежих сил. Самуил, Виктор, дело Талейрандоса – все эти проблемы теперь представлялись мне вполне решаемыми.
Я спустился вниз по лестнице и вышел из здания суда. Зазвонил мой мобильник. Номер был засекречен, но я все же решил ответить на звонок.
– Алло, я вас слушаю.
– Господин, Сальваридис?
– Да, он самый. Кто говорит?
– Мы с вами незнакомы. Но несмотря на это, я хотел бы предостеречь вас от одной большой ошибки – довериться тому, что сказал вам прокурор Апостолакис.
Слова незнакомца привели меня в замешательство. Неужели кто-то за мной следил?
– Кто вы такой? Откуда вам известно о моем разговоре с прокурором? – прогудел я сдавленным голосом.
– Если хотите узнать больше, то через двадцать минут подходите в кафе «Starbucks», около городской администрации, – твердо произнес незнакомец.
– Я не знаю, как вы выглядите..., – попытался возразить я.
– Не беспокойтесь, я знаю, как выглядите вы, – заверил меня он и положил трубку.
Словно лавина на мою голову тут же обрушился поток вопросов и догадок. Кто этот аноним? Что ему от меня нужно? Быть может он подслушал наш разговор с Апостолакисом?
Не теряя даром времени, я залез в свой автомобиль и направился к месту назначенной встречи.
Кафе «Starbucks» было довольно людным местом. Там всегда толпилось много народу. Основной контингент составляли студенты, старательно зубрившие свои учебники перед сессией, и всякая разношерстная молодежь. Всемирно известный бренд, достаточно просторные залы и доступ в интернет – все это делало его весьма притягательным заведением. Большинство посетителей не смущал даже тот факт, что кофейня работает по принципу самообслуживания, а цены там, мягко говоря, кусачие. Кафе находилось на набережной, вблизи одной из самых оживленных улиц города, так что, за свою безопасность я не переживал.
Спасибо за действительно ценные советы! Обязательно учту их при написании следующего произведения, к которому я планирую вскоре приступить. По больше части я во всем с вами согласен. В свое оправдание могу лишь сказать, что так как повествование идет от первого лица, то все события проходят через призму восприятия главного героя, а посему многое из того что описывает главный герой он рассказывает своими словами и в этом то и загвоздка, которая ограничивает писателя в маневре продемонстрировать многие вещи, так как это можно было бы сделать ведя повестование от лица независмого, нейтрального рассказчика.
Если что, других комментариев нет, потому что читать неинтересно. Почему? Я объяснил ниже. Если подадите историю по-другому: перестанете рассказывать, и начнете показывать конфликтные ситуации, то вероятно и количество поклонников вырастет.
Но Вам, как писателю, который желает, дабы его книги читали – стоит запомнить, что существует художественный прием, именуемый «эпитетом». Эпитет - краткая цитата перед произведением или его частью, характеризующая основную идею произведения или главы. Эпитеты легки и позволяют читателю максимально быстро погрузиться в идею текста. Конечно при условии, что автор старался и удачно его подобрал.
Вообще, в дальнейшем советую избавить текст от всех подобных «киношных философских сценок». На самом деле, этой бедой страдают многие начинающие автора. Как правило, с повышением мастерства - эта проблема уходит сама собой. Но лучше избавиться от неё раньше; если Вам дороги Ваши читатели (я не о 5-20 человеках говорю).
Кстати, возможно Вам уже намекали на эту проблему раньше, но Вы не понимали в чем дело… это потому, что часто люди просто пишут «Автор, не рассказывайте, а показывайте!». Вот вводную часть Вы просто нужно рассказали.
Цитата
«Прокурора звали Никос Апостолакис. Это был довольно жесткий и бескомпромиссный человек, за которым, среди его коллег в прокуратуре, закрепилось прозвище «Экзекутор». Он всегда требовал для подсудимых наиболее суровые меры наказания и никогда не стремился достичь соглашения со стороной защиты. У него была репутация прямого и честного человека, «строгого законника», свято чтившего букву закона, и неуклонно ей следовавшего.»
Вот это Вы так же просто взяли и рассказали. А могли на примере какой-то ситуации показать его жестокость. Либо же её обыграть впоследствии. Так сказать, давайте читателю самому оценить ситуацию. Они (как я слышал) это любят. Конечно, можно всё это списать на авторский стиль. Но я бы просил Вас быть разумнее и в дальнейшем еще не один раз вспомнить мои слова. Вообще, ошибки как правило у Вас одни и те же. Вы еще не научились показывать свою историю. Вы просите читателя придумать её за Вас. А это плохо. Нужно не просить его, а заставить погрузиться в атмосферу происходящего.
Так же Вам стоит перестать заигрывать с абстрактными прилагательными. К примеру: «к зданию «Дворца Правосудия», торжественно возвышавшемуся» Что значит «торжественно возвышавшемуся»? Если уж пытаетесь показать читателю картинку, то стройте её четче. Опиши само здание. Обыграйте ситуацию тропом. Либо же просто упустите этом момент, если он неважен. Попытайтесь стать конкретнее, четче со своими мыслями. И забывайте обо всех пафосных словцах. Они зло. Которые так же злостно управляются и со своим творцом. Порой атмосфера происходящего (в тексте) куда важнее описательной атмосферы (красоты слов).
Вот Вы и дальше наступаете на одни и те же грабли. «Девушка, словно не замечая его прожорливого взгляда, красноречиво излагала свою позицию относительно какого-то уголовного дела, жонглируя юридическими терминами и как бы невзначай демонстрируя свои прелести» За словами «красноречиво излагала», «жонглируя терминами», «демонстрируя прелести» читатель не увидит конфликта. Потому что Вы обо всем рассказываете! а не показываете! Нужно было продемонстрировать диалогом. Показать, как подобное поведение влияет на конфликтующие стороны и зал. Всё это нужно обыгрывать. Как в театре.
Кстати, о театре. Это же хороший совет, который поможет Вам ближе рассмотреть всю суть конфликта. Возьмите для себя знаменитые пьесы, которые ставят по всему миру. Желательно, не слишком уж старые. Например те же творения Теннесси «Трамвай-Желание», «Кошка на раскаленной крыше»… Посмотрите за тем, как автор описывает диалоги. Почти в каждом присутствует конфликт, или же элемент атмосферы текста. Посмотрите, как автор обыгрывает те же «философские моменты». Посмотрите, когда и как он показывает характеры своих персонажей. На этой ноте я и закончу. Удачи во всех начинаниях. Развивайтесь!
Описанное здесь мнение является сугубо личным. Не несет цели оскорбить, поучить, насмехаться или хвастаться. Посему, приступим:
Часть 1
Первое, что бросается в глаза – объем. 27 тысяч знаков с пробелами. Это действительно много для одной главы. И как часто подсказывает опыт – это не во благо произведения. Авторы часто страдают неконтролируемым потоком, который (при должной сноровке и мастерстве) можно заменить художественными приемами – тропами. Всё же, стоит помнить, что именно краткость является сестрой таланта. Желательно, концентрированная и в последствии отредактированная.
Вот возьмем к примеру Ваш первый абзац: монотонный философский этюд с поучающим подтекстом. Из моих уст это звучит красиво; как комплимент. Но на деле – это скучная патетика, которая только вредит Вашему тексту. Почему? Объясняю. Ваша задача, как автора, добиться того, чтобы читатель открыл книгу на любой странице и тут же с глубоким интересом погрузился в её дебри. Такое возможно, если Вы: а) интересно описываете ситуации, людей или предметы (передаете мир посредством своего воображения – заигрываете с метафорами, описывая при этом какие-то действия); б) заставляете читателя предстать в образе очевидца какого-то конфликта (как правило, это диалог с напряженным описанием сцен; со вставками); в) напрямую погружаете читателя в атмосферу происходящего, а не в философские трактаты.
Стоит помнить, что прием, использованный Вами в первом абзаце – удел кинематографа. Как правило, в такие моменты оператор показывает окружение словно от глаз самого персонажа – повествователя. Режиссер таким приемом пытается убить (не двух даже) трех зайцев: 1) красиво передать изображение внешнего мира; 2) подвести итог к какому-то переломному моменту; 3) намеренно напустить пафоса, дабы на картинка смотрелась «умно».
Подобные сцены любит всеми знакомый нами Гай Ричи. Постоянно использует их в своих фильмах. Эти же сценки в последствии кромсают на куски и выкладывают во всякие социальные сети с пометкой «Сильно! Философский подтекст. Не для деток!». Так же подобное любит использовать и Голивуд… да и наши «ДухЛессы» пестрят патетикой. Но стоит помнить, что это всё же фильмы. И им позволительны подобные вещи (почему? Описал выше; они комбинирует вместе пункты 1+2 или 1+3 и получается хорошая визуальная картинка).