Не было ничего

     Солнце было уже довольно высоко и порядочно пекло, несмотря на то, что это было раннее летнее утро. На голубом небе не наблюдалось ни облака, и солнце ласкало своими лучами весь этот дивный цветочный луг, пытаясь согнать росу, которая пока ещё упорно цеплялась за приютившие её стебли травы и цветов. А те травы и цветы, побуждаемые движениями жизни внутри них, тянулись в вечно-задумчивой безмолвной истоме ввысь, стремясь быть как можно ближе к источнику так обожаемого ими тепла.

Вся живность, которая имела счастье водиться в этом прекрасном месте, была в не себя от радости, каждый занимался любимым делом, предвкушая длинный и солнечный день, полный удовольствия. Пчёлы и бабочки весело мелькали над цветочными соцветиями, и, когда первые улетали в свои дома унося очередную порцию добычи, бабочки продолжали блаженно сидеть на разноцветных лепестках, напитывая свои тельца сладким нектаром и подставляя  раскрашенные всеми цветами радуги крылышки под лучи щедрого светила. И хоть и были пчёлы по натуре своей труженицы, а бабочки всё больше уважали свободный от каких либо дел день, никто не на кого не обижался, так как такими задумала их природа, и в противоречия они друг с другом не вступали, а единственно, поступали так, от чего получали удовлетворение. Вот так же и множество кузнечиков, хоронящихся в тени, бросаемой цветочными чашами, отчаянно играли на своих скрипках, упоённые звуками собственной мелодии. Те были музыканты, и в творческом своём сосредоточении не замечали трудолюбивых насекомых, сновавших у подножья многочисленных толстых стеблей, и порой, даже храбро взбиравшихся по зелёным стеблям чтобы испить росы, или ещё по каким-то, известным только им причинам - муравьи также были заняты этим утром, с деловым видом бегали они друг за другом, передавая сообщения, касаясь друг-друга лапками. Было на этом лугу и всякой иной живности. Всяких мушек-комаров в множестве тут и там, которые также желали получить свою долю приятностей и наполняли своим нетерпеливым гомоном воздух. Тяжело жужжа порой пролетали самые разные жуки: с блестящими глянцевыми спинами; с матовыми и тёмными, как сырая земля; с рисунком, наконец, забранном в причудливый узор. Когда какой-нибудь из них садился на травинку, та покачивалась, вбирая в себя инерцию грузного тела. Несколько пауков раскинули свои ловчие сети в самых непредсказуемых местах, неподвижно и терпеливо ожидающих неосторожного летуна. Была в этом уютном уголке природы даже улитка. Толстая и старая, ползла она задумчиво туда, куда ей одной было известно, учитывая каким то образом, где проходят муравьиные тропы и избегая их.

Так выходило, что все жильцы и временные обитатели этого лугового царства ежедневно получали от жизни то, что она определила им давать. Так происходило изо дня в день, и на этот момент можно было бы завершить повествование, оставив в душе читателя сладкий осадок, если б в этот день не случилось что-то очень чрезвычайное, сделав этот день отличным от тех, какие здесь привыкли видеть на протяжении многих недель.

Прежде всего, это заметили наземные обитатели луга по лёгкому дрожанию поверхности. Это было что-то очень необыкновенное и пугающее, так происходило в первый раз,  никто ничего не понимал и не был к этому готов. Каждый действовал в соответствии с советами, которые ему предлагал инстинкт.  Улитка просто спряталась в свой домик и время от времени высовывала свои глаза на ниточках, чтобы проверить обстановку. Муравьи, напротив, воинственно разбегались, устроив совершенную неразбериху. Периодически кто-то из них натыкался на спрятавшегося моллюска, но тот был надёжно защищён, и не выказывал признаков, что мог быть виновником необъяснимого явления, и, потому, вскоре оставлялся в покое. Колебания земли тем временем становились всё ощутимее и ощутимее, и начали было уже причинять дискомфорт, как вдруг полностью прекратились. Луговые жильцы тут же воспрянули духом, радуясь тому, что тревожное дрожание земли подошло к концу – но тут же в следующий черёд получили нечто ещё более неизъяснимое и неприятное. Воздух, такое свежий и вкусный луговой воздух, вдруг стал отвратительно смраден и ядовит, вызывая среди живности ещё больший переполох. С одного края поляны он стал абсолютно невыносим, смягчаясь по степени интенсивности к центру поляны, причиняя нестерпимые мучения тем, кто несчастливо оказался на том краю. Не получая должного количества кислорода, принялось всё суматошно бегать, прыгать и порхать..

Однако, постепенно воздух начал принимать свою обыкновенную свежесть. Но жители луга уже не были столь спокойны и беспечны, каковыми им позволено было быть всё сегодняшнее утро, и инстинкт жизни подсказывал им, что следует ожидать ещё каких-то выходящих за рамки привычного течения дел событий.

Необъяснимые вздрагивания земли не заставили себя ждать. Иногда, перед толчком, возникала громадная тень, которая опускалась на землю и накрывала собой часть поверхности, оказываясь неожидаемо-вещественной, и когда тень передвигалась, оставляя за собой содрогающуюся землю, на том месте, откуда она переместилась, не оставалось в живых почти никого, в ком мгновение назад пылко билась жизнь, и только прибитые к земле травы, тщетно силясь воспрять к солнцу, в мучительном безмолвии дрожали над землёй. Чудовищные по своей силе звуки прорезали воздух над поляной, заставляя ещё живое население поляны стремиться вдаль от этого неузнанного ими доселе бедствия. Грохочущие раскаты продолжали звучать над лугом, тени всё также попирали землю, очищая её от не успевшей спастись жизни. Многие, однако, имели достаточно скорости, чтобы покинуть свой, бывший таким уютным, дом. Старая улитка, также, стремясь спастись, спешила изо всех сил, чтобы укрыться под камнями - она помнила где они находились. Ей бы вскоре это удалось, но огромная тень в сопровождении невероятных колебаний земли приблизилась к ней. Старая улитка поспешила укрыться в своём надёжном домике, ещё никогда в её длинной жизни это походное убежище не подвело. Она ощущала, как высоко над ней с треском разламывались и гнулись растительные стебли. Что-то сильно ударило сбоку в её домик, и она почувствовала, как взмывает ввысь с невероятной быстротой. Нечто грохотало и гремело рядом с ней, в то время, как она подлетала в воздух и падала на что-то достаточно мягкое, чтобы смягчить сотрясение при касании с поверхностью. Тем не менее дискомфорт был отвратительно ужасным. Долго ещё её бросало и вертело а она в ужасе безропотно ожидала, чем всё это может закончиться, до тех пор, пока она не была отправлена в свободный полёт и затем страшно не ударилась об земную поверхность и осталась лежать неподвижно. Она не верила в избавление от мук, и не смела показаться из своего убежища, и оказалось так, что она не была обманута. Она начала чувствовать сильнейший жар, который был сродни тому приятному ощущению, когда лучи солнца нагревали её домик на спине но был много-много раз сильнее. Это была физическая мука её тела, она была в состоянии понять, что жар настолько силен, что она погибнет, она понимала, что была совершенно беспомощна, чтобы избежать гибели и была вынуждена ощущать, как её червеобразное тельце напитывается чрезвычайным теплом, слишком насыщенным, чтобы её тело могло этому противостоять, как угасает её сознание, изгоняемое из физической оболочки под натиском сил, которые изменят эту оболочку так сильно, что она будет уже не в состоянии удерживать в себе жизнь, так как качества тела станут совершенно иными, где не будет места для жизни.

Жар был настолько силён, что плоть улитки полностью выгорела в ракушке. Через некоторое время, этот костяной завиток был извлечён из места последнего пребывания и перемещён в другое, где не было абсолютно никакого света. И вскоре, его швыряло в замкнутом пространстве, но не было ничего, что могло бы ощутить эти движения.