Рассказ о чувствах, о надежде, о воспоминание... и доме.
Путник
Солнце уныло катилось к закату. Точнее не уныло, а как-то вяло (или это я был унылым и вялым). Ехал я в товарном вагоне, в таком деревянном ящике на колесах, в котором из удобств только подстилка из сена да ведро… Ехал я один. Вчера нас было еще трое.
…Они были веселые парни, постоянно шутили, смеялись, мечтали о том, что сделают, когда приедут домой. С ними было хорошо, и почти не думалось о войне. Но за их смехом были видна грусть в глазах, и вопрос, который не покидал и меня…
Весело, но как-то натянуто, попрощались, обменялись адресами и обещаниями, что напишем.
А потом остался только я и стук колес. На свою станцию должен был прибыть поздно ночью, а потом долго ехать до села… Ехать было уже недолго, часа три-четыре. Я попытался вздремнуть, но сырость давно нетопленого вагона пробудила тупую боль в ноге. И вроде не больно, терпимо , но спать уже нельзя. Так и ехал.
«Зачем все это нужно было?..»
Начались сумерки…
-Значит так! Приказ поступил следующий – удержать любой ценой, любой ценой!, эту высоту. Иначе враг будет иметь преимущество над всем районом. Всем ясно? Тогда готовьтесь к отражению атаки. Особенно обратите внимание на участок у колодца… Поезд резко остановился. Скрип колес и грохот покатившегося ведра разбудили меня. Я вскинул голову: «Уснул, ну точно уснул! А думал, что не усну». Этот небольшой отдых добавил таких необходимых мне сил. «А почему стоим?»-возник вопрос. Я выглянул из окошка, оно было незастекленное и из него жутко сквозило, и ничего не увидел, только знакомую с детства степь. Тогда отодвинул дверь и выпрыгнул из вагона. Зря. Боль прорезала колено. Я скривился, но терпеть можно, значит буду жить. Впереди поезда мелькали люди. Они кричали и размахивали руками. Из обрывков фраз понял, что пути повреждены, а ремонтники будут только утром. Достал из нагрудного кармана пачку папирос: «Хм…Последняя. Да ну ее! До дома дотерплю». Постоял еще. Закурил. Поразмыслил. От дома меня отделяло порядка десяти километров. От дома, от теплого дома, от дома, где ждут, от дома, где любят… Я, когда был ребенком, любил тайком вывести во двор отцовского коня Буяна (за что мне потом сильно влетало) и скакал на нем по окрестностям. Как я любил мчаться по степи! Ветер свистит в ушах, кровь кипит, а ты юный, красивый, беззаботный и свободный… И крылья за спиной росли, и уносили туда…далеко… …Доезжал и сюда. Если идти на восток, то будет кривая березка, а от нее по руслу засохшего ручья до дома по прямой, только холм обойти. Докурил. И, чтоб не мусорить на родине, выбросил окурок в вагон. Потянулся за вещмешком, накинул лямку на одно плечо и побрел в нужном направлении. Потом остановился, вздохнул, вернулся к вагону и закрыл двери, снова вздохнул, похлопал рукой по двери , мол «Прощай, друг, спасибо», И снова взял верный курс. Степь была полна ароматов и звуков. Уже забывшая летнюю жару, степь покрылась ковром из молодых трав. Сверчки издавали божественные трели, обращенные ко всем и ни к кому лично. Легкий ветерок трепал ковыль. Стая перепелок, застигнутая врасплох моим появлением, выскочила у меня перед носом, испугав и обрадовав меня. Заполнив на мгновение воздух хлопками крыльев и своими криками, они убежали к ближайшему кустарнику. Вернулась, такая необходимая мне после грома битв, тишина. Так приятно было идти по родной местности в такую прекрасную ночь. Даже забылась боль в ноге… Я и не заметил, как дошел до кривой березы. «Ну можно и привал устроить!»-Решил я. Усевшись у березы я скинул с плеч мешок и облокотился на ствол старого дерева. Взгляд мой устремился в небо. На западе еще виден был огненный след жаркого солнца, а в небе уже светились сотни ярких звезд. Таких же прекрасных и неизвестных, как в детстве… …Кривая береза стояла здесь еще до моего рождения. Она одиноко высочила на берегу небольшого ручья. Нет. Она не сразу была кривой. Просто сама сопротивлялась ветрам, бушевавшим в степи, ее гнуло к земле мощным покровом льда и снега и подмывало по весне. Ее гнуло и ломало. А потом и ручей пересох, что не добавило сил березе. Но она гордо, год от года, выдерживала все напасти природы и прихоти человека… -Але! Але!!! Черт бы побрал эту связь. Где поддержка? Срочно установите связь со штабом. Так. Возьмите зенитчиков, пусть берут ружья и бегом к колодцу. Что?! А вы понимаете где мы окажемся ежели нас окружат? Приказ – удерживать позиции у колодца. То-то же… Противный пищащий звук…хлоп… проснулся от удара по щеке…комар! Эх, хорошо так лежать в мягкой траве, спокойно, и не было войны вовсе… Да! Но надо идти. Я встал и прихватил свои скромные пожитки и двинулся дальше. Тьма сгустилась, но не сильно. Звезды светили очень, ну очень! Я не мог найти даже известных мне с детства созвездий, и не мерцали… …Я любил бывать у бабушки. Моя любимая бабушка всегда трепала меня своими ссохшимися от тяжкого труда руками, а мне было щекотно и я вырывался из ее объятий. Ах, как же я хотел снова их почувствовать… как раньше…как в детстве… Бабушка вечерами рассказывала мне сказки, но не только про Емелю и других сказочных олухов, нет, она мне рассказывала про небо, землю, реку, про духов которые там живут. Мне нравилась история про жадного мужика, который прятал от своего кота молоко. «…И поднял он кадушку высоко-высоко аж на самое небо, и пошел спокойный домой, думал, что кот туда уж не заберется. Но кот долго прыгал и таки допрыгнул до кадушки, но не смог удержаться и перевернул ее. И потекло молоко по небу…». Я любил свою бабушку, хоть часто ее огорчал и она на меня ругалась, и даже била, но я ее любил. И плакал когда ее везли на холм… на кладбище… Молодой месяц, пожелтев, склонился к горизонту, а потом и вовсе пропал. Стало очень темно. Хорошо хоть дорога шла по руслу засохшего ручья, и сойти с нее было нелегко. Поднявшийся ветерок стал настойчиво искать прорехи в моей одежде. Поэтому, чтоб не мерзнуть, я ускорил шаг. Было уже за полночь. Усталость, приобретенная мной еще в окопах, тянула к земле. Как же я устал. От войны. От холода. От пыли дорог. От такой жизни. Нога снова начала болеть, но намного настойчивее, свирепее. Накладывалась усталость. Я упал на спину – отдышаться. На небе сияли тысячи таких прекрасных и таких таинственных, как в детстве, звезд. Ветер начал бушевать и степь шумела его настойчивым голосом. … стреляли. Нет не стреляли, а вели постоянный ураганный огонь который сметал все живое. Колодец, из которого я утром еще пил воду, превратился в груду щепок. Нам не давали высунуться из окопов, что говорило нам «Идет новая волна». А когда огонь утихал враг был уже близко… …Тишина. Ветер утих. Меня знобило. Я клял себя за то, что поддался усталости, я весь промок от росы, окоченел от ветра. Но идти надо, дом уже близко. Надо идти. Надо идти… И я шел, шел трясясь от холода, останавливаясь ,со скрежетом в зубах, терпел боль в ноге, а как боль отступала я снова шел. Уже не осталось прелестей степи, уже не было ее чарующих звуков. Только боль. Только усталость. Только цель. Я поднял голову...Звезды все так же ярко горели, хотя свежий ветер с поля говорил о приближающемся рассвете. Так приятно было подставить его теплу и свежести свое измученное в пути лицо, так приятно когда ветерок врывается тебе в волосы, путает там, а потом вырывается, развивая... Но нужно идти... Усталость подкашивает... Не потерять бы тропу при скудном освещении... Иду... Вскидываю голову и... за холмом блеклое сияние... «Это дом!» - воскликнуло сердце - «Пришел!». И появилась надежда. Такая яркая и такая внезапная, как падающая зведа…и также быстро сгорела. - «... Это рассвет» - Сказал разум Я пошел знакомой стежкой через холм. Холм был невысокий, с пологими склонами, со скудной растительностью. На нем и было кладбище. На том кладбище хоронили всех жителей села, кто имел честь завершить свои скитания в этом убогом месте. Памятники были однообразны. Простые металлические стелы, окруженные деревянным забором. Иногда встречались деревянные кресты, но они были старые, и на них часто нельзя было прочитать, кто именно захоронен под ним. Правда были два гранитных памятника, поставленные неким матросам, которые чего-то совершили в угоду власти, за то им такие надгробия и поставили. Эти памятники были гордостью нашего села. Даже отец приводил в пример мне этих матросов: «Вот будешь героем - тебе такой же памятник поставят!». Я наивно не понимал, зачем быть героем. Что ради памятника? Рассвет встретил меня на вершине холма. Встречные лучи обдали утренним жаром лицо, яркий свет на миг ослепил меня. И я присел посмотреть на феерию цветов – восход над моим домом. Розовые облака медленно тянули ко мне свои руки, они были такие добрые и наивные эти молодые облака нового дня. Как овечки они окружали своего пастуха, который , раскинув в стороны свои лучи, разгонял тьму , так пугавшую его подопечных… Но свет еще слабого Солнца еще не погасил всех звезд, таких ярких, таких таинственных, как в детстве… они звали меня. Но я не поднялся… Рядом, казалось бы из ниоткуда вырос небольшой насып свежей могилы. Знаков не было, только венок из степных трав и лента. На ленте золотыми буквами что-то было написано. Я присмотрелся, света еще не хватало, но смог прочитать мое имя… … Они наступали. Я стрелял из своей винтовки с такой скоростью, что сам удивлялся, своей прыткости. Мы отбили уже семь атак, шла восьмая. И все знали, что она для нас последняя, поэтому уже никто не боялся. Все сражались насмерть.
Надо мной появился темный силуэт. Короткая очередь. Первая пуля попала в колено, я еще успел подумать «Как же болит нога…»…
Хорошо. Даже мурашки по спине пробежали (а такое явление на мой спине случается не часто) когда концовку читал. Значит удалось. Язык мягко говоря не проффесиональный. Образный, красивый но тавтологии встречаются и слов маловато. Странно что кроме бабушки и отца(да и то про отца вскользь) никаких родственников не вспомнил. Небыло предвкушения встречи. Да это в рейтинг.
Про вагон верно подметила. Я вообще хотел представить поезд(вагон) как вместилище душ умерших, а железную дороггу как дорогу смерти. По аналогии со Стиксом и Хароном)).
В первом варианте был еще и машинист, который сообщает про поломку, но я его убрал. Во первых аналогия становится сильно прозрачной, а во вторых решил оставить рассказ без имен, привязак к местности, времени...
Супер! Супер! Супер! Давно не видела такой атмосферности! описания природы тоже на высоте! В этом сила даноого произведения! Красота и умиротворенность. Вставки с поля боя поначалу выбиваются из общей картины, хотя разумом понимаешь, что они нужны не просто так. Их бы преставить как воспоминания героя. Именно представить читателю, сказать словами, тог да бы была связь. А пока так, отдельными кусками врезается в текст, хоть и несут в себе смысл. Момент с Ехал я в товарном вагоне, в таком деревянном ящике на колесах, - я понимаю, что это вагон на колесиках. Но сперва подумалось, что гроб. тонкий такой намек Насчет оригинальности...Да бог с ней! Классно вышло про старое, доброе! И пару слов по тексту: были видна грусть в глазах - уместнее будет сказать Была. Весело, но как-то натянуто, - натянуто - наречие, от них лучше избавляться. Да и оно грубо звучит на общем фоне. а потом долго ехать до села… Ехать было уже недолго - долго - недолго. ладно это тавтология, так еще и мозг спотыкается о такое противоречее. Очертите более точно временные рамки. тупую боль в ноге. И вроде не больно, терпимо , но спать уже нельзя. Так и ехал. - опять это проитворечее. А про терпимо, которое наречие..и остальное... Можно заменить красивым описание боли и сожалений о пропавшем сне. Особенно обратите внимание на участок у колодца… - Особенно - наречие. Дети, обратите внимание на упражнение номер три... Вряд ли так можно говорить об удерживании боевой позиции. мол «Прощай, друг, спасибо», И снова взял верный курс. - Курс берут истребители, а не люди. И почему верный, вроде и в первый раз не ошибся. Не нужно повторений. известных мне с детства созвездий, и не мерцали… - вот с этим " не мерцали" я не поняла, кто? что? когда? Я стрелял из своей винтовки с такой скоростью, что сам удивлялся, своей прыткости. - своей-сам-своей. - Тавтология, замените или вовсе уберите.
0
В этом сила даноого произведения! Красота и умиротворенность. 
Можно заменить красивым описание боли и сожалений о пропавшем сне. 