Я сидел на кухне, сильно ссутулившись, с закрытыми глазами. Уперев локти в стол и поддерживая голову, я ждал, когда закипит вода в чайнике. “Опять забыл свисток снять…” - это тот максимум мыслей, который была способна генерировать моя голова на тот момент. Ну конечно же, он засвистел. Я услышал бульканье воды на грани слышимости, и резким движением дернулся к плите. Уже после того, как я перекрыл газ, свисток просвистел ещё долю секунды и затих. От резкого движения головная боль на какое-то мгновение стала просто нестерпимой. Настолько, что я едва устоял на ногах. Чего, спрашивается, стоило дергаться? Все равно молния боли прошила бы меня от виска до виска. Не важно, от резкого звука свиста в чайнике, или от резкого движения. Резкость. Ненавижу это слово. Кружка с пакетиком зеленого чая  уже ждала на столе. Я залил в неё кипяток и начал дергать пакетик вверх и вниз.

За окном, визжа сиреной, промчалась, скрипя и тарахтя, пожарная машина. Уровень звука был явно выше моего болевого порога. Хотя, для меня тогда все, что было громче шепота, было адской мукой. Чёрт, ну неужели они там, в своем пожарном управлении не понимают, что делают мне больно? Да гори синим пламенем этот пожар, меня-то зачем мучить? Ну конечно они не понимали. Они, наверное, даже не подозревали о моем существовании.

Я пил частыми маленькими глотками, прихлёбывая и обжигаясь. Допив, я немного расслабился, насколько это позволяла головная боль, и стал ждать. Ждать, пока сосуды в моей голове расширятся, и возобновится нормальная циркуляция крови. И что боль если не уйдет, то хотя бы ненадолго отступит.

За все в жизни надо платить. Мой папа наградил меня не только смазливой мордашкой, но и склонностью к мигреням. Те идиоты, что считают, что мигрени это головокружения у благородных девиц, просто никогда не чувствовали настоящей боли. Боли, с которой ничто на свете не сравниться. А мне есть с чем сравнивать. Я выплевывал выбитые зубы, рвал связки, лежал в больнице с сильнейшим сотрясением мозга, было и несколько переломов. Но вернемся к теме. Слава богам, от отца мне достались не только головные боли, но и знание того, как это можно пережить. Раньше, когда я ещё верил в медицину, я горстями глотал обезболивающие, потом пытался глушить боль алкоголем. В итоге пришел к тому, что с самого начала советовал мне мой отец. Горячий зеленый чай. Не просто горячий, а обжигающий. Троекратное ура преемственности поколений. Теперь у меня на кухне постоянно стоит кружка, а в ней пакетик с заваркой. И воды в чайнике всегда ровно столько, чтобы хватало кипятка эту кружку наполнять.

Тем временем боль отступила. Она осталась, едва заметная, остановившись на той границе, после которой я уже перестану её ощущать, как бы напоминая: “Я здесь. Не забывай про меня.” Ага, про такую забудешь, как же... Как, оказывается, просто сделать человеку хорошо. Сделать плохо, дать немного помучиться, а потом вернуть, как было. В тот момент, когда я осознал, что ещё один приступ позади, что боль, эта сука, отступила, мне стало несравненно легко. Такого блаженства не добиться, ни перепив на свадьбе лучшего друга, ни даже победой нашей сборной на чемпионате мира по футболу.

Я закурил. Умом-то я понимал, что своим курением только усугубляю приступы, пережимая сосуды жгутами никотина и смол. Но мне нравиться курить. Я люблю вкус сигарет. Сколько раз, когда от боли начинали слезиться глаза, я клялся себе, а заодно и небу над моей головой, что брошу. И сколько раз я затягивался этим сигаретным дымом снова и снова.

Недавно стал за собой замечать, что отношусь к своей мигрени, как к живой, причем женщине. Хотя, чего тут удивляться. В моменты, когда ты передвигаешься, держась за стенку, начнешь разговаривать с кем угодно, не то, что со своей головной болью. Да и то, что она женщина у меня сомнений не вызывало. Ну не может девушка быть такой стервозной. Так, уже нездоровый сарказм пошёл. Это показатель критической точки. Дальше будет лучше. Хотя бы потому, что хуже уже не будет.