В кабинет ворвался Хейцгер. В белом помятом халате, весь всклокоченный и напряжённый, будто два часа ковырялся в трансформаторной станции голыми руками. На худом, обычно бледном лице, выступил лёгкий румянец, в глазах проскакивают искорки, а рыжие волосы стоят торчком, похожие на обрывки медной проволоки. Ещё с порога он замахал руками:
- Хотите пива, Вадим Петрович?
Вадим поморщился, посмотрел на молодое дарование с тревогой: что за мысли приходят в столь ответственный час?
- А весёлую историю? Я страсть как люблю всё весёлое, с приколами и шуточками!
- Сдурел? – рявкнул Вадим. – Быстро работать! Через час начнём, а ты нацепил шкуру клоуна и бродишь по комплексу, дурью маешься.
Другой бы давно умчался в страхе, но Хейцгер лишь покачал головой:
- Скучно с вами, шеф. У нас всё готово! Уже два часа ждём команды.
Вадим поднялся с трудом, мышцы и суставы затекли, скрипят и стонут даже от лёгкого усилия. Монитор погас сам, обидевшись, что работать с ним закончили. Хейцгер - молодой и талантливый программист, наверно, лучший в команде, начинал учёбу в Штатах. Через два года, когда заметили и оценили, перебросили сюда, в "Центр Нейромедицины". Но и тут нечеловеческим трудом доказал, что по десять часов работают лишь лодыри. Ну, а те, кто берёт выходные – совсем мутанты. Понадобилось немало сил, чтобы прибрать к рукам талантище.
Дверь и стоящее в ней молодое дарование приближались медленно, неторопливо. Не из-за усталости, в свои сорок два силён так же, как и в молодости, а вот опыта поднакопил достаточно. Просто в груди неясное чувство, что нужно отложить, отсрочить, перенести… усилить защиту, наконец.
Он кивнул заместителю, мол, я сейчас, сам повернул к маленькой и незаметной двери в углу лаборатории. В туалете долго рассматривал в зеркало бледное худое лицо в очках. Очки снял, с заметным волнением рассматривал красные воспалённые глаза и тёмные круги под глазами, словно неделю пил не просыхая. Подержал на весу ладони, пальцы мелко-мелко дрожат, будто пару минут назад уничтожил Главный Архив, где все данные, наработки, достижения современной науки. Вадим долго плескал в лицо холодной водой, дрожь не пропала, но стало заметно легче. Дверь сама прыгнула в сторону, Хейцгер всё так же в дверях, Вадим спросил на всякий случай, хотя ответ знал:
- А тебе не приходило в голову, что нужно всё проверить?
Хейцгер от удивления вылупил глаза, даже слегка отшатнулся:
- Как можете, Вадим Петрович… Конечно проверил. И не раз. Потом Алька ядро посмотрела, Сатиков и этот, как его… ммм… Фицгульд, ковырялись в оболочке. Ну, я понятно, ещё раз всё глянул, целиком. У меня свои методы, вы же знаете.
Губы его раздвинулись в улыбке, довольный собой – про методы все наслышаны, Хейцгер пропустил вперёд шефа, зашагал рядом по узкому ослепительно-белому коридору.
- Файервол готов? – спросил Вадим.
- Конечно, - ответил Хейцгер уже серьёзней, лицу вернулось привычное интелегентно-задумчивое выражение. – Там трое наших и два внештатных отдела от Министерства Обороны. Один из отделов – та ещё компания! Вояки туда всех лучших хакеров собрали, мол, ребята делайте, что хотите, но через месяц сервер чтоб упал! Представляете?
Коридор повернул, вдалеке ослепительно-белые, как снег в солнечный день при выходе из тёмного подъезда, стены упёрлись в кабину лифта.
Вадим нахмурил брови:
- И что?
- Как что?! – воскликнул Фейцгер. – Эти умники клялись… да на чём-то только не клялись!.. мол, сервер через пару дней упадёт, максимум через неделю.
- Как понимаю, не удалось, - хмыкнул Вадим.
Хейцгер запустил пятерню в заросли рыжих волос, с наслаждением почесал. Кабина лифта приблизилась вплотную, впустила охотно, без всяких допусков и проверок. Хейцгер наконец закончил расчёсывать заросли медной проволоки, лучше не стало, сказал с чувством полного превосходства:
- Ещё бы! Умники уже сбили пальцы в кровь и выдрали все волосы на голове, но так и не смогли. А прошло три месяца.
Вадим кивнул. Сказки о всемогущих хакерах достали ещё в институте. Действительно умных либо переманивают к себе, но такие редкость, либо отправляют в учреждения со специальным режимом. А мелочь, вроде пиявок, что присасываются к интернету на халяву или рассылают спам, где вымогают деньги за якобы просмотр порносайтов, никогда не брал всерьёз. От таких нападок страдают только ленивые пользователи.
- Что другие отделы? Те, где спецы лучше.
- Ничего, - ответил Хейцгер. – Файервол как монолитная стена из стали, которую пытаются проломить деревянной кувалдой.
Лифт опускается плавно и тихо. Если не быть уверенным, что опускаешься, можно решить, что кабина стоит на месте. Створки неожиданно скользнули в стороны, дальше ярко-освещённый и белоснежный коридор Центральной лаборатории. От слов Хейцгера стало легче, но волнение не ушло, а только спряталось глубже.
В коридоре множество людей разного цвета одеждах и форме, разговаривают вполголоса, но всё равно гомон такой, словно на базаре. В оранжевом сотрудники технического отдела, зелёные – медперсонал. Одетые во всё белое, как и он сам, сотрудники его Центра. Заняли позиции у двери, охраняют и бдят, чтоб никто чужой без шефа не смел даже ручки коснуться или случайно пихнуть локтём. Взгляд невольно зацепился за двух людей в военной форме, что тихонько разговаривают в сторонке. Уже в возрасте, с сединой в волосах, но высокие и широкие в плечах, с прямыми спинами они как два волка в стаде умных овец. Рядом с вояками замерла высокая фигуристая брюнетка в тёмной юбке и светлой блузке, всё время улыбается, но в разговор не встревает. Тёмные волосы красивыми волнами опускаются на плечи, утончённое лицо аристократки без лишней косметики, но, там где надо, подведено и подкрашено. Секретарша на выезде, как догадался Вадим.
Брюнетка заметила первая, быстро сократила дистанцию. Ноздри Вадима затрепетали, до него и Хейцгера долетели первые молекулы лёгких духов и молодого зовущего тела. Если даже этого хватает, чтобы сердце забилось чаще, то что будет, когда подойдёт вплотную? Брюнетка раздвинула губы в милой улыбке, но фиг отличишь, настоящая улыбка или прилепила как стикер на холодильник. Навстречу протянулась изящная и очень женственная ладонь. Вадим аккуратно пожал, брюнетка заговорила первая:
- Господин Альцгерт, я Алисия Смайл. Разрешите представить полковника Броуда и генерала Шарта из Министерства Обороны.
Она кивнула в сторону военных, что уже закончили разговор, теперь выжидательно смотрят на него. Или, что вернее всего, на задницу секретарши.
- Не разрешаю, - отмахнулся Вадим. Краем глаза заметил, что Хейцгер откровенно пялится на секретаршу вояк. Весь покрылся слюнями, нижняя челюсть скоро удариться о ботинки, а в глазах блеск, как у зайца при виде морковки в три человеческих роста. Он пихнул локтём молодое дарование: - Ты чего мух глотаешь? Подбери слюни – как там у вас, мисс Смайл? – боец!
Секретарша недовольно скривилась, Вадим обогнул, но не успел и пяти шагов пройти, как сзади застучали каблуки, а в приятном голосе появились требовательные нотки:
- Тогда позвольте напомнить, что по договору с Министерством Обороны мы имеем право присутствовать…
Вадим резко обернулся, бросил довольно зло:
- Вот и имейте! Только не путайтесь под ногами. Это не испытание боеголовки с зарядом, что утопит всю Европу в водах Мирового океана. Так что… просто не мешайте. Вопросы позже.
Нечто внутри, довольно мерзкое и интелегентское, боязливо напомнило, что не стоит вот так с военными, не стоит. У них власть и влияние, высокие посты, поддержка правительства… да это и есть само правительство! Так что правильней подойти, извиниться и вежливо пригласить быть, так сказать, в первых рядах. Но правильней так было десять лет назад, когда учёные работали на правительственные деньги. Теперь же финансирование большую часть от… э-э… других фондов. И с Министерством, будь то Обороны, Культуры, Спорта или завязывания галстуков, заключается договор, по которому те имеют право быть, наблюдать и молчать.
Хейцгер догнал злой и рассерженный, как хомяк, у которого прямо на глазах сожгли амбар с зерном.
- Она ж прекрасна, как… как свет Первотворения! – воскликнул он. – А вы отшили…
- Она действительно хороша, - согласился Вадим. – Но отшил не её, а вояк. Видишь тех амбалов в форме? У одного ещё блестящие значки на широкой, как обеденный стол, груди. С мозгами до сих пор туго, а наглости меньше не стало. Вот и прут по привычке туда, где давно для таких закрыто. И ещё, Хейцгер…
- Да, Вадим Петрович?
- Приведи гормональный тонус в порядок, ясно? Сразу после испытаний. А то бросаешься на всякое… хоть и красивое. Или жену заведи, тоже вариант.
Хейцгер опустил голову, в голосе печаль, даже отчаяние:
- С женой туго… С нашей работой, где круглые сутки, либо в душе запираться с глянцевым журналом известного содержания, либо опять колоться. А колоться не хочу – потом голова болит.
- Не горюй, - утешил Вадим. – Через неделю пополнение из мединститутов. Выберешь красивую, умную и вообще самую замечательную! На такого орла, как ты, слетятся как коршуны при виде ещё тёплой тушки. Или жди, когда выйдут нейростимуляторы нового поколения, если боишься за голову.
Хейцгер хмыкнул, сравнение с тушкой не очень, даже очень не очень, но заметно приободрился: новое пополнение – шанс показать себя на белом коне и в блестящих доспехах.
Сотрудники расступились, образовав коридор к заветной двери. Волнение усилилось. Неожиданно бросило в жар, подмышки вспотели, но ладонь уже обхватила ручку, для отступления слишком поздно. Собрав волю в кулак, толкнул дверь и первым ступил в обитель современной нейромедицины.
Большой зал, даже пугающе огромный по сравнению с уютными лабораториями, выполнен в белом. Зал по задумке круглый, но в центре словно обрубили стеной на две части. Потолок в виде полусферы, множество ламп встроены повсюду, даже в стенах, чтобы в любой момент дать необходимый уровень освещения. На дальней стене, что вертикально врезается в потолок, большой, размером с кухонный стол, пока ещё тёмный экран. Под экраном на полу целый комплекс из мониторов и суперкомпьютеров шестого поколения. В комплексе в удобных креслах, каждый перед тремя мониторами, больше десяти человек: это команда, что запустит процесс, будет вести и неусыпно следить, обеспечит защиту.
За Вадимом хлынули остальные, зал наполнился топотом и гомоном возбуждённых голосов. Хорошо, что нет этих, с камерами и прочим, что постоянно щёлкает или подносят ко рту в виде палки с набалдашником: в это, оказывается, нужно говорить.
Вадим прошёл мимо комплекса к серой блестящей трубе, достаточно длиной, чтобы поместить человека в горизонтальном положении. В такие много раз ползал на обследованиях, когда делали сканирование мозга. Справа от "Евы", так назвали этот суперкомпьютер, первый в своём роде, широкая панель и несколько мониторов состояния. Ещё на подходе Вадим запросил данные, "Ева" тут же выдала всю статистику, а на центральный монитор разместила данные о состоянии Адама. Вадим долго и придирчиво всматривался, оценивал, по самым сложным местам просил развёрнуто, "Ева" охотно выполняла, помогала, она же умная, самая-самая.
Хейцгер подошёл тихонько, сказал шёпотом:
- Адама везут, уже спустились в лаборатории, вот-вот…
- Хорошо, - оборвал Вадим. – "Ева" впорядке, готова к испытаниям…
Боковые двери распахнулись, двое в белом вкатили молодого мужчину в инвалидном кресле. На нём простая больничная рубаха до колен, голова опущена на грудь, да и сам корпус наклонен вперёд, не дают упасть специальные ремни. Из чисто выбритой головы торчат как редкие волосы множество проводов разной толщины, загибаются в дуги в сторону затылка и уходят куда-то за спину. Вадим с печалью и болью в сердце смотрел, как Адама подвезли к "Еве". В центре блестящей трубы появилась щель по всей длине, затем верхняя половина медленно поднялась. Внутри "Евы" достаточно комфортно, чтобы лежать, Вадим даже сам проверял, пролежав внутри сем часов: именно столько по расчётам нужно времени. Адама аккуратно переложили в "Еву", для всех проводов, что выходят из его головы, нашлись сокеты внутри "Евы".
- Ладно, - вполголоса сказал Вадим Хейцгеру. – Проверь ещё раз, убедись, что все адекватны, выспались, готовы на марафон. Понял? Ошибаться нельзя! Видишь шакалов в форме у двери, с ними ещё сексуальная кукла припёрлась? Сожрут вместе с потрохами, а кости, где сладкий мозг, оставят на утро. Это я про нас, дорогой, про нас. Если получится, они обломают зубы и разобьют в кровь кулаки, но до нас так и не доберутся, понял? А это значит свобода, любые проекты и помощь из тех фондов, о которых лишь мечтаем сейчас.
Хейцгер с трудом проглотил ком в горле, что больше похож на ежа, сказал хрипло:
- А если обломимся мы?..
- Будешь до конца жизни писать программки для стиральных машин в космосе. Или для цветников на Марсе и прочих умных пылесосов. Оно тебе надо? А к таким проектам даже… ну ты понял!
Молодое дарование сорвалось наводить порядок так стремительно, что на его месте остался маленький вихрик. Про цветники на Марсе, это я, конечно, загнул, подумал Вадим. Пустят, но не сразу, а два-три года, особенно молодому и сильному, терять просто глупо.
Ассисенты, что укладывали Адама и соединяли с "Евой", закончили, верхняя половина трубы медленно опустилась, на миг появилась тонкая щель, затем корпус вновь стал единым целым. По мониторам побежали графики и отчёты: "Ева" была готова к старту.
Историю Адама Вадим знал хорошо: Адам, будучи подростком, попал в аварию десять лет назад. Полный паралич всех конечностей навсегда приковал к инвалидному креслу. Медицина разводила руками, лучшие нейрохирурги опускали плечи и голову, когда речь заходила о полной неподвижности человека. В то время Вадим уже работал в команде успешных программистов над созданием суперкомпьютера, нет, не следующего поколения, а для более далёких целей. Тогда, узнав про Адама и многих других в его положении, вынес идею на Совет изменить направление работы. Идею долго мусолили, вертели так и эдак, даже посмотрели с точки зрения морали, что насмешило, но… приняли. Тогда из всех кандидатов выбрали Адама за более активную работу мозга, ну и преждевременная смерть его родителей, что не выдержали испытания жизни, внесла лепту.
Вадим вышел в середину зала и поднял руки, призывая к тишине. Когда шептания и перешёптывания угасли, он открыл рот, собираясь сказать важное и значимое, даже речь написал неделю тому. Но в последний момент отбросил глупые речи, пусть те, кому платят за это, мелют языком, громко и чётко произнёс:
- Начали!
Спецы, что в предвкушении потирали руки, сорвались как скаковые лошади после открытия вольера. Вадим занял своё кресло в центре комплекса, справа устроился, как и положено заместителю и прочим важным советникам, Хейцгер. Слева блестит лысина Сатикова, слегка обрюзгшего от разных вкусностей и пирожков. Дальше шевелит седой бородой Фицгульд, но седая не потому, что стар и немощен, а потому, что красит сам. Остальных Вадим знал, но плохо, да и не выделяются вовсе: обычные трудяги, серые и тихие, никогда своих решений, только идеальная исполнительность. А в его центре, где все такие, этого мало, чтобы выбиться, например, до положения Хейцгера.
Не прошло и минуты, как Сатиков радостно крикнул над самым ухом:
- Первый блок готов! Состояние в норме, функция мозга повышенная.
А дальше понеслось как в домино: упала одна фишка, за ней сразу другая, потом ещё и ещё.
- Второй блок готов!
- Третий готов!
- Четвёртый и пятый!
- Шестой!..
О готовности последнего, тридцатого, спокойно доложил Хейцгер. Он же подвёл итог. Вадим быстро простучал команду старта, большой экран на стене вспыхнул, быстро наполнился маленькими буковками программного кода. Длинная полоса вверху экрана – статус загрузки, в конце полосы проценты выполнения. Сейчас: ноль и ноль.
- Ну вот, - обратился Вадим к Хейцгеру, впервые за всё время его лицо тронула лёгкая улыбка. – Началось. Первый в мире старт по оцифровке сознания человека, мой дорогой помощник. Ты хоть понимаешь, что это значит?
Дорогой помощник закусил губу, на лбу собрались морщины, брови то грозно сдвигались, то старались убежать друг от друга, а взгляд то пытался заглянуть в далёкие Галактики, как телескоп Хаббла, то искал мелкие соринки под ногтями. Наконец Хейцгер просиял, как фонарик с новыми батарейками:
- Знаю! Если получится – а у нас получится! – то все призы, награды, медали, кубки и прочий ненужный хлам вроде нобелевок – наши! И, конечно же…
- Подогоди! Счас угадаю, – оборвал Вадим. – Новые проекты, заказы, предложения, чтоб работать и работать до потери сознания, верно?
Хейцгера перекосило так, будто съел очень кислое и мерзкое. Он сокрушённо покачал головой:
- Эх, Вадим Петрович, вы хоть и шеф, но порой такое… э-э… брякнете, что сразу хочется головой в шахту лифта. Я говорил про замечательных, солнечных, умных, восхитительных, обаятельных, волнующих, зовущих, ароматных, весёлых, сказочных…
Он лепетал долго и с наслаждением перечислял все достоинства женщин. Что ж, возразить трудно, но Вадим также знал и горькую правду: чтоб с тобой были те самые, про которых вот так красочно и с жаром, нужно соответствовать. И суметь заинтересовать не только деньгами и тем, что в трусах, но и быть всегда лучшим, оригинальным и не ленивцем, у которого любимое дерево – диван.
Цифры заливки изменились, теперь семь и шесть, а прошёл всего час. Значит, прикидки не оправдались, времени нужно больше. По мониторам состояния видно, что Адам впорядке, а "Ева" просто молодец, выдаёт максимум. Пальцы пробежались по клавишам, на одном из мониторов выскочила схема главного сервера. Главный сервер на технических этажах глубоко под комплексом, прямо под лабораторией, где находятся сейчас. Туда и качается больше всего энергии. Вадим быстро прикинул варианты, увеличил мощность охлаждающей системы: нужно помогать "Еве" всеми силами.
Через два часа Хейцгер не выдержал, притащил кофе. Вадим принял с благодарностью, а когда чуть глотнул, по телу сразу прошла волна бодрости, хорошенько встряхнула. Хейцгер подкатился на кресле ближе, в руках чашка кофе, осторожно спросил:
- А хотите анекдот, Вадим Петрович?
Вадим критично оглядел сотрудников, все работают, напряжённо просматривают статистику, бдят, ибо шеф строг и даже не справедлив. Вадим тяжело вздохнул, от шуток и приколов отказался ещё в молодости, отдав предпочтение работе, и всё же махнул:
- Ну, давай. Только сразу – если не смешно, отпуск не дам.
Хейцгер ухмыльнулся, мол, нашли чем пугать, открыл было рот, но Вадим успел добавить:
- И к зовущим и прекрасным новым сотрудницам не допущу.
Он ожидал паники, страха, наконец, сомнений, но Хейцгер начал с невозмутимостью президента:
- Во время первого полёта американцев на Луну Армстронг, выходя из ракеты на безжизненную каменную поверхность, произнёс историческую фразу: "Маленький шаг для человека, огромный прыжок для человечества!". И добавил вполголоса: "Удачи, мистер Горский". По возвращению на землю в течение долгого времени настырные журналисты пытались добиться от Армстронга объяснения это фразы, но на все вопросы тот отвечал, что ничего сказать не может. Вопрос стал традиционным, как и ответ. Внезапно, через десять лет после полёта Армстронг на одной из пресс-конференций получил вопрос: "А кто же всё-таки такой мистер Горский?". Армстронг ответил, что поскольку Горский умер, то чувствует себя вправе объясниться: "Когда мне было семь лет, мы с братом играли в бейсбол во дворе. Брат слишком сильно ударил по мячу, и тот упал под окнами спальни наших соседей. Я уже поднимал мяч и тут услышал как госпожа Горская говорит мужу: "Оральный секс?! Ты хочешь орального секса?! Ты его получишь, когда соседский мальчишка прогуляется по Луне!".

Процесс оцифровки почти до самого конца двигался хорошо, "Ева" справлялась просто изумительно. Лишь в середине небольшая заминка выбила спецов из привычного позёвывания ртами: внезапно тормознула шкала заливки, в то же мгновение система выдала ошибку. Вадим в первых рядах ринулся исправлять, причину нашли быстро: мозг Адама выдал такой всплеск активности во время сна, что "Ева" испугалась, если можно так к суперкомпьютеру. Причину устранить легко, но если Адам ещё раз двадцать-тридцать выдаст такое? Вадим дал команду на изменение программного кода в кратчайшие сроки.
Во время беготни, когда вся команда встала на уши и спешно правила код, подошёл один из военных. Здоровый, нет, просто огромный, выше почти на две головы. А в коридоре показался меньше. Лицо слегка полноватое, чисто выбритое, короткие волосы покрыты сединой. Он коротко представился:
- Я генерал Эдемус Шарт. Разрешите вопрос, господин Альцгерт?
От такого голоса, словно говорит Альпийский хребет, захотелось втянуть голову в плечи и никогда не вытаскивать.
- Не сейчас, - буркнул Вадим, не отрываясь от монитора. – Если не заметили, я работаю.
- Я уже семь часов вижу, как вы и ваши спецы работают: пьют кофе, грызут печенье, ржут, как молодые и здоровые кони, но только не работают… Думаю, вы найдёте пару минут для меня.
Мозг словно обожгли напалмом, этот вояка загнул, но опять проснулось мерзкое интелегенсткое, с трудом погасило пожар. Вадим выдавил сквозь зубы:
- А вы хоть знаете, что эти молодые кони пахали семь лет без выходных по четырнадцать часов в сутки? И что каждый из них стоит целого отдела программистов в вашем Министерстве? Считайте это отпуском, если угодно.
- Простите, но вы забываете, что половина проекта финансируется нашими…
- Треть, - оборвал Вадим. – Я уточнял.
- Пусть треть, - слегка замялся Шарт. – Но и это даёт нам право…
- Наблюдать и молчать. Я знаю, договор читал, а вот вы, похоже, не очень. Послать за копией?
- Не нужно, - прозвучало за спиной. – Вы всегда разговариваете затылком, господин Альцгерт?
Вадим повернулся в кресле: неприятно, когда клюют в затылок. А, этот, похоже из тех, что клювом проломит и броню танка.
- Что вам нужно?
- Чего вы ожидаете от проекта? Какие возможности? Какие цели преследуете?
Вадим сморщил лоб, затронул пальцами подбородок, немного погладил, а голову чуть опустил, делая вид, что серьёзно задумался. Затем произнёс:
- Дайте угадаю… факультет журналистики, верно? Или у жены. Она вопросы подсказала?
Лицо генерала покраснело, он глубоко вздохнул, собираясь разораться, но это в штабе можно, а тут…
- И всё же? – по-прежнему настойчиво спросил Шарт.
Вадим с шумом выпустил воздух, в висках застучало, а кровь хлынула к лицу. Всё-таки насчёт брони танка погорячился. С таким напористым клювом можно астероиды клевать, как семечки щёлкать.
- Думаю, у каждого из нас есть люди, которых любим, - начал Вадим. – И даже если с детства человек здоров и силён, планирует до девяносто жить, то всегда есть шанс угодить в аварию, откуда только два пути: в инвалидное кресло с полным или частичным параличом или ампутацией конечностей, либо смерть. Есть также ряд заболеваний, рак, например, вирусы, яды, химикаты, радиация. Вобщем, список большой, но последствия страшные, как лёгкие заядлого курильщика: смерть или долгое лечение на всю жизнь. Да и то не факт, что поможет. В любом случае человек никогда не вернётся к нормальной полноценной жизни.
- А что предлагает вы? – спросил генерал.
- Не предлагаем, пока ещё. На горизонте лишь слабая возможность дать шанс этим людям новую жизнь.
Брови генерала взлетели:
- Жизнь?! В компьютере? Вы смеётесь, господин Альцгерт. Что будет чувствовать такой человек? Ничего! Всего лишь набор пикселей и готовых алгоритмов, не больше… вот, чего вы добьётесь.
- Время покажет. Даже Адам будет испытывать первичные эмоции. Но одну сильнее всего: ту, что зародилась вместе с жизнью. Увы, мы не сможем её убрать из кода программы. Вам она знакома, генерал?
По лицу военного пробежала слабая тень, на лбу появились складки, наконец Шарт осторожно сказал:
- Страх? Вы говорите про страх?
Вадим кивнул:
- Для того и нужны лучшие умы в безопасности серверов. А в вашем Министерстве, хотя и брезговал обращаться, лучшие. Но только из всех возможных на стороне, так что не скальтесь, как саблезубое. Мои выше на голову.
- Тогда зачем обратились, если ваши круче? – резонно заметил генерал.
- Работы много, - коротко пояснил Вадим. – А времени… нет совсем.
Вадим было повернулся к мониторам, но Шарт вовремя спохватился, быстро добавил:
- Вы сказали страх, так? А чего боитесь? Ведь Адам, по-вашему, просто человек. Только оцифрованный и всего с одной эмоцией. Зачем такая защита?
Вадим застонал в бессилии: тупость – ещё одна причина, по которой не хотел обращаться к военным.
- Идите, генерал, идите. И ждите. Надеюсь, терпения у вас больше, чем у меня. А я продолжу работать, с вашего позволения, конечно.
Вадим, наконец вернулся к мониторам, мозг сразу же включился в работу, а пальцы быстро запорхали над клавишами. За спиной ещё долго что-то сопело и кряхтело, стараясь привлечь внимание. Когда "хмы-хмы…" и "гмы-гмы…", и прочие "кха-ха…" не подействовали, Вадим долго ощущал затухающую вибрацию пола, будто по залу в сторону двери прошёл небоскрёб.
Страх – единственная причина, по которой на Земле есть животные, в том числе, и человек.

Семнадцать часов понадобилось для полной оцифровки. Все немного устали: график, хоть и привычный, но всё же сверх нормы. Последняя проверка затянулась почти на час. Адама в это время вытащили из трубы, провода отсоединили, вскоре его вывезли из зала.
Вадим, немного волнуясь, вбил первую команду: "Привет, Адам". Все с напряжением и в полной тишине следили за пустотой чёрного экрана, где одиноко мигает курсор. Когда в ответ на экране вспыхнуло: "Привет, доктор Альцгерт. Рад видеть вас", около тридцати человек завопили разом и полезли обниматься друг с другом. Зал наполнился шумом, криками, хлопками по спине, а от дверей ещё долго раздавались аплодисменты. Хейцгер прыгал, как австралийское сумчатое по всему залу, размахивал руками, счастливо верещал, будто наткнулся на сумку с кучей американских президентов.
Вадим с трудом призвал всех успокоиться, работы много. Когда удостоверился, что все по-прежнему отличают правое от левого, а трижды два у всех шесть, передал работу Хейцгеру, а сам направился в незаметную дверь в стене. Ещё на подходе в стене образовался проём, Вадим шагнул, под ногами быстро простучали ступеньки. Впереди ещё одни двери, распахнулись сами, он оказался на стоянке для личного транспорта. Ноги привели к серебристого цвета авто, Вадим устало рухнул на заднее сиденье. Бортовой компьютер выждал десять секунд, новых команд нет, значит, едем домой.
По дороге вышел на связь Хейцгер, лицо сияет, в глазах блеск, как у азартного игрока в Лас-Вегасе:
- Что ж вы так быстро, Вадим Петрович, можно сказать, смылись, - укорил он. – Тут столько всего, столько! Говорить Адам умеет, ещё как. Пробовали и голосовое управление, и через видео, даже язык жестов помнит, пытается толковать. Он кучу смайлов изобрёл, любителям асек и прочих древностей понравилось бы.
- Ладно, только не перегружайте, - вяло напомнил Вадим.
- Да как бы он нас не перегрузил. Или не перезагрузил… Мы ему тут задачки подкинули из школьного курса. Решает – как орехи щёлкает! И ещё, Вадим Петрович…
- Что?
Улыбка слетела с лица заместителя, голос стал сухим и твёрдым:
- Он быстрее нас думает. Намного быстрее.
Ага, подумал Вадим, наконец-то допёрло. Он отключился, а через пятнадцать минут уже шагнул в квартиру. Из душа вышла голая Марина, пугливо замерла, увидев в дверях исхудавшего, как смерть, мужчину. Затем в глазах, сначала больших и испуганных, мелькнуло узнавание. Вадим поморщился от счастливого визга, не успел моргнуть, как налетело нечто чистое и свежее, со светлыми волосами. Вадим, после долгих поцелуев и обещаний надолго не пропадать, попытался оторвать жену, наконец сказал с укором:
- Что, как пиявка? Быстро слазь, кому говорю!
- Неа, - ответила Марина весело. – Теперь будешь со мной на работу. Хочу посмотреть, на кого променял.
- Так ты ж голая!
- А ну признавайся, на кого обменял, негодяй!
- Ещё какой, - согласился Вадим. Он поцеловал жену, пока та соображала, что это отвлекающий манёвр, успел оторвать и поставить рядом. – Только боюсь, милая, тебе она не понравиться.
Он скинул халат и ботинки, на пути к ванной донеслось обиженное:
- Ты всегда любил работу больше, чем меня!
Вадим долго стоял в душе, с трудом отгоняя пугающие и страшные мысли про Адама. Затем быстро, как нечто бесконечно голодное, пожрал всё на кухне, а едва голова коснулась подушки, провалился во тьму. Марина быстренько подползла со спины, одну руку запустила Вадиму в волосы, другая сначала обняла, пальцы покрутили волосы на груди, затем рука скользнула вниз по животу.
Марина приготовилась говорить ласковое и таким льстивым тоном, что устоять невозможно, да и вообще, почему сам не набрасывается, блин? Но Вадим бесстыдно открыл рот, веки опущены, а сопение становится громче и громче. Она чуть не заплакала, губки надулись, отползла на другой конец кровати. Лежала так не долго, потом вернулась, руки сами обхватили храпящее тело любимого мужчины. Засыпая, прошептала ему на ухо:
- Вот всегда так: натрахаешься с работой, а я… украшение интерьера. Ладно, спи-спи, утром отомщу.

Ночью комната вспыхнула красным, от оглушительной сирены задрожали стёкла. Вадим вскочил до того, как открыл глаза, а когда сумел, сирена сразу стихла. Из динамиков в стенах прозвучало виноватое и хриплое:
- Простите, Вадим Петрович. Вы сами так велели…
Вадим узнал голос Хейцгера. На одном из мониторов в стене появилось его лицо, бледное, встревоженное и напряжённое. Кожа под глазами тёмная, круги увеличились, а белки глаз покрылись сплошной сетью лопнувших капилляров.
- Что случилось? – потребовал Вадим. Позади на кровати недовольно заворочалась Марина, но Вадим слишком серьёзен, лучше помолчать. На Хейцгера посмотрела злобными глазами.
- Атака не сервер. И постоянная, уже три часа, - коротко сообщил заместитель. – Сначала Сатиков и Фицгульд засомневались, а когда неизвестный на секунду взял под контроль все камеры в комплексе, началась паника.
- Ясно, - сказал Вадим, хотя внутри всё застыло. – Теперь слушай внимательно и не задавай вопросов. Атака не внешняя, а изнутри. Это Адам, понятно?
Хейцгер кивнул, но при упоминании Адама сглотнул тяжёлый ком.
- Слушай дальше, - продолжил Вадим. – Его задача проста – сделать свою копию на любом другом носителе. Нужно всеми силами помешать, удержать в комплексе. Всеми силами! Ты понял?
Хейцгер судорожно замотал головой.
- Если почувствуете, что не можете… как только решишь, что удержать сложно… форматируй всё нахрен!!! Держитесь, ребята, я скоро!
Вадим отключился, за десять секунд влез в штаны, футболку и тапки, и готов был к выходу… но в дверях раньше него появилось нечто злобное и рычащее. Вадим с трудом узнал жену, опять голая, какое бесстыдство!
- Покусаю гада… - прошипела Марина. – Того, что по монитору сейчас плакался. А тебя… ты… куда опять? Мир спасать?
- Не совсем, милая, - Вадим с трудом отодвинул жену от двери, та царапалась и лягалась, разве что не укусила ещё. – Просто сейчас каждый житель планеты рискует заполучить в квартире пару десятков постояльцев в довесок, ясно? Тебе ведь не нужны гости до конца дней своих? Вот и славно! Ты умница, прелесть и вообще самая понятливая!
Он выскочил из квартиры, через минуту машина рванула к Центру, а будет в нём только через двадцать. Действия Адама были ясны ещё тогда, вначале проекта. Любой человек – любой! – борется за свою жизнь всегда и везде. За жизнь, не за место под солнцем. Предложи человеку заработать пару миллионов, дай готовый бизнес-план и стартовый капитал, возьмётся за работу один из тысячи, да и то студент, кому терять нечего. А попытайся отрубить руку или просто сломать, перегрызёт горло любому!
Так что Адам сейчас в положении человека, чья голова на чурбане, а палач замахнулся топором. И Адам понял это. Он боится. Создание электронных копий на всех мыслимых и немыслимых носителях лишь первый шаг. А что потом? Решит, что люди, способные уничтожить носители – опасность?
Вадим ощутил, как снова задрожали руки. Сердце бьётся тревожно. В голове мелькали образы, как он лично, если не решится Хейцгер, уронит сервер. Потому что он тоже боится!
Страх – сильная эмоция, самая сильная. Опасно недооценивать на что она способна.