Короткое описание: Привет всем! У меня есть одно пожелание, на ваше усмотрение. Перед тем как прочитать рассказ прослушайте The Antlers - Hospice. Как это говорится, чтобы прочувствовать те эмоции, которые испытывала я при написании этого произведения....
Я не мог поверить. Не мог поверить, что последние крупицы надежды ускользнули от меня. Я был в госпитале. Все то время, которое сюда ходил, я ненавидел это место. А вот теперь оно стало единственным, где я мог находиться. Этот коридор, холодная белизна - все, что осталось мне. Была уже глубокая ночь. Пустые коридоры. Все больные в страшных муках не могут сомкнуть глаз. Морфий уже не спасал их. Ежесекундно до моего слуха доходят стоны, крики, плач.… Как странно, никогда раньше, приходя сюда днем, я не слышал ничего подобного. Здесь ночь не время отдыха, а время борьбы. Мне становилось не по себе, когда я представлял, как Кэти металась в агонии. Когда холодный пот застилал ей глаза, в такие моменты она уже ни во что не верила, ничего не видела, только кричала… Сегодня была самая страшная ночь. Последняя ночь. Бледное исхудалое тело, бьющееся в ужасных конвульсиях. Я держал ее руку. У нее была мертвая хватка. Кэти как будто хотела ухватиться за мою жизнь. Если бы я мог, я отдал бы ее, не задумываясь. Я шептал ее имя. Кэти, Кэти, Кэти... И никогда за все время с ней я не произносил его так часто. Я как будто что-то наверстывал. Все те дни, когда меня не было рядом и те дни, которые бы у нас еще были. Я уставился в пол невидящим взглядом. В моей голове проносились последние минуты. Тогда она была еще рядом. Но, а после уже просто тело, не больше. Помню, я встал с колен и рука, которую я держал, показалась мне ужасно тяжелой. Зашли врачи, медсестры. Словно призраки они порхали над телом Кэти. Стервятники. Я стоял в середине палаты, все плыло перед глазами. Сначала я подумал, что у меня кружится голова. Потом я заметил слезы. Я плакал. До меня доносились всхлипы и тихие скулящие стоны. В ту минуту я казался себе мальчишкой, который потерялся на незнакомой улице. И потерялся уже навсегда. … Я закрыл глаза лишь на мгновение, но этого мгновения хватило, чтобы утро прокралось в этот мир. Белый свет был невыносим. Во рту пересохло. Я услышал чей-то голос. Это была медсестра. Она появилась как будто из ниоткуда, такая же белая, как и все вокруг. Она спрашивала, как я себя чувствую, не нужна ли мне помощь. Но я лишь смотрел на нее и шевелил губами. Во рту так сильно пересохло, что ни единый звук не мог вырваться из моего горла. Наконец, срывающимся голосом, я смог попросить воды. Медсестра принесла мне стакан и, отпив совсем немного, я вернул его ей. Она села со мной рядом и посмотрела на меня таким страдальческим взглядом, что я не выдержал и отвернулся. Я знал, что она все еще смотрит, ей казалось, что так мне станет легче, что так окажет мне помощь. Чушь! Не оборачиваясь на нее, я спросил: Что же мне теперь делать? Медсестра не ответила, никто не ответил. … Я сел в машину и отъехал так далеко, чтобы белых стен больше не было видно. Мне больше не хотелось видеть это здание. Я остановился и, открыв окно, закурил. Я сидел в оцепенение и смотрел на, освещенный солнцем, асфальт. На ногу мне упал пепел. Я стряхнул его и, посмотрев, что осталось от сигареты, швырнул ее в окно. Потом была вторая сигарета, третья, четвертая… Я перестал курить, только когда кончилась пачка. Я начал рьяно искать вторую пачку, думая, что выкурив все запасы курева, я буду чувствовать себя лучше. Я шарил по карманам, рылся в бардачке, но так ничего и не нашел. Я вдруг вспомнил, как Кэти была против того, что я курю. Найдя однажды в этом самой бардачке пачку сигарет, она устроила мне скандал. Помню, что пообещал ей бросить, но так и не сделал этого. А сейчас, я думаю, она была бы не против них, если бы они дали гарантию того, что мы встретимся гораздо раньше положенного мне срока. Почему-то, как бы я ни старался, не мог вспомнить ее лица. Я испугался. Я напряг свою память, и вот, тонкие черты начали постепенно вырисовываться. У Кэти было много веснушек. Они были рассыпаны по всему лицу. Один раз, услышав, как она что-то считает вслух, я поинтересовался, что она делает. Посмотрев на меня, она с напущенной серьезностью сказала, что считает свои веснушки. Я долго смеялся над этим и не принимал это дурачество всерьез. Но однажды ночью, когда Кэти спала, я, нехотя того сам, начал считать рыжие точки на ее лице. Первая, вторая, третья. В ту ночь я успел насчитать лишь тридцать семь веснушек, после чего Кэти проснулась и ни о чем, не подозревая сказала: «Том, как хорошо, что ты рядом». Я крепко прижал ее к себе и почувствовал на своей коже ее мягкую грудь. Это была шестая ночь, как мы были вместе. … Я подъехал к придорожному кафе, но так и не вышел из машины. Мной опять завладело оцепенение. Я ни о чем не думал, смотрел в лобовое стекло. Дверь кафе открылась и оттуда, еле передвигая ногами, вышел толстяк. Живот его было таким большим, наверное, на его приобретение ушла как минимум тонна свиных отбивных. Пьяница подошел к первому попавшемуся ему кусту и опорожнился на него. Когда он повернулся, на его глупом лице появилась довольная улыбка. Жизнь прекрасна, - наверное, думал он. Смотря на него, я представил всю его семью. Такая же, как он, толстая жена. Уродливые дети. Скорее всего, два сына, которые не дают прохода более слабым детям, бьют их, отбирают деньги. Такие люди живут, паразитируют на обществе. А Кэти умерла. Мне стало тошно. Я нажал на педаль газа и помчался прочь. … Я ехал в центре города. Посмотрев на спидометр, я вспомнил наше знакомство. Я тогда работал таксистом. Той ночью Кэти стояла возле какого-то ресторана. Она была одна. На ней было черное платье. Распущенные темные волосы. Красная помада, черные чулки. Я заметил ее издалека. Подъехал ближе, думая, что увижу рядом с ней мужчину, но она была одна. Ее лицо было невозмутимым. Я притормозил у тротуара. Она заметила мое такси, но подошла не сразу. Походка ее была легкой и воздушной. Сев в салон, она сказала адрес. Я тронулся, и мы поехали самой длинной дорогой, какую я только знал. Не спеша такси ехало по городу. Кэти игнорировала все попытки завязать с ней хоть какой-то разговор. Я нажал на газ. Город за окном стремительно проносился, а в такси было тихо. Время как будто замерло. Я смотрел на незнакомку, она в окно. Я еще сильнее нажал на газ. С ее лица мгновенно исчезла невозмутимость. Она начала кричать на меня, приказывала остановить машину. Я притормозил у тротуара, обернулся и посмотрел на нее. Она была прекрасна. Красные губы сомкнутые и напряженные, сверкающие глаза. В салоне было темно. Она сидела, не двигаясь. Я извинился перед ней. Она кивнула и вышла из такси. Я вышел вслед за ней. А как же деньги? - крикнул я. Но она уже скрылась в толпе. Я вернул машину в гараж. Осмотрев ее, заметил на заднем сиденье брошь. Она была серебряная в виде цветка. Вещь была красивая. И, наверное, дорогая. Сначала я подумал, что брошь принадлежит Кэти, но потом вспомнил, что подвозил в тот день еще двух женщин, которым она могла принадлежать. Но меня успокаивал тот факт, что брошь по-настоящему шла лишь Кэти. Вторая встреча произошла все в том же такси. Она села в автомобиль, ничего не подозревая. Все такая же невозмутимая. Я узнал ее, она меня - нет. Лишь когда я обернулся, и спросил куда едем, она враждебно посмотрела на меня - узнала. Кэти схватилась за дверь автомобиля, готовая вот-вот выйти из такси. Такая неуловимая, непостижимая. Я хотел хоть немного задержать ее и вспомнил про брошь. Я быстро достал брошь из кармана и показал ее Кэти. Она сначала не поняла что это такое, но руку с дверцы убрала. Враждебность исчезла. Я спросил, ее ли эта брошь. Она сказала, что не ее. Я бросил украшение в бардачок. Теперь она ничего для меня не значила. Просто маленькая женская безделушка. Я обернулся к Кэти. Она была очень красивой. Даже красивей, чем тогда, при первой нашей встрече. На ней было уже другое платье. Не было больше и красной помады. Волосы были аккуратно уложены. Она впервые улыбнулась. Потом мы сидели в каком-то кафе. Она провела ночь у меня. Наутро она ушла до того как я проснулся. На столе лежал клочок бумаги с номером телефона. Под номером надпись: «Кэти». … Я продолжал ехать по городу. Вокруг кипела жизнь. В витринах магазинов блестело солнце. Я все ехал и ехал. В голове всплывали воспоминания. Всплывало все что, казалось, было потеряно, забыто. Солнце было высоко в небе. Люди на улицах умирали от жары. Надев солнцезащитные очки, они шли по тротуарам, смотря себе под ноги. Они ничего не хотели видеть, каждый был в своем мире, у каждого было свое счастье. Кэти это огорчало. Сначала я не понимал, что именно. Но она мне объяснила: «Том, мы все ходит по этим улицам, нас так много. Но никто не смотрит друг другу в глаза, никто не всматривается в лица. Мы все люди и должны быть сплочение. Это тяжело объяснить. Ты должен это понять». Тогда я лишь пожимал плечами и не обращал внимания на эти ее разговоры. Не видел в этом смысла. Разговоры лишь отвлекают от самого важного. Кэти очень любила людей. Всегда всем улыбалась. Любила заводить разговор с прохожими. Нянчилась с детьми… Она не любила шумных компаний, любила пораньше ложиться в постель, зовя меня с собой. Кэти один раз сказала, что была бы счастлива вдвойне, если бы ночь была вечной, и если я был всегда рядом. Я улыбался, и целовал ее губы, чувствуя, как ее ноги скользят по моим. … Я выехал загород. Я не знал, куда мне еще податься. Я остановил машину среди деревьев. Это был лес. Кэти говорила, что он очень старый. У него вроде даже название было, но я забыл его. Кэти много говорила про деревья, которые растут здесь. Я обещал, что запомню, все, что она сказала, но так и не сдержал обещания. Я сел под дерево. Много же я давал ей обещаний. А выполнил лишь малую часть. Кэти это знала. Знала, что забуду этот лес. Она говорила, что это не имеет значения, пока я люблю ее. Брала с меня клятву в вечной любви. Тогда я смеялся и готов был клясться в чем угодно. Сейчас… Сейчас я понимаю, что вечность слишком большой срок. Солнце порывалось сквозь густую листву. Слепило глаза. Я закрыл их. Расслабил тело и вдруг почувствовал ужасную усталость. Эта ночь была трудной. Но трудной не для меня, а для Кэти. Сквозь веки солнечный свет принимал кровавый оттенок. Ветерок пробегал по листве, по моей коже. Была темная ночь, белая палата. Кэти лежала в постели. Рядом сидел я. Я знал, что это мой последний визит. Я продолжал говорить как будет прекрасно, построить свой дом, что деньги на его постройку уже есть. Я болтал без умолку. Отчаяние подкатывало к горлу. Я держал ее руку и говорил, что скоро будем сидеть на собственной террасе и пить теплое красное вино… Кэти плакала. Она улыбалась и согласно кивала. Мое отчаяние достигло своего пика, и я сказал: «Кэти, все еще у нас с тобой будет. Ты обязательно выздоровеешь…» Я вытер глаза. И открыв их, увидел кроны деревьев, густую листву… «Том, помнишь ту серебряную брошь? Это была моя брошь. Я тебе наврала. Пожалуйста, сохрани ее. Но если она будет тебе в тягость - выкини ее. Я не хочу, чтобы память обо мне причиняла тебе боль… Я люблю тебя …» Я моргнул глазами. Ее рука лежала неподвижно. Я моргнул второй раз. Мир потонул в тишине.
Так всё ровненько, без шероховатостей. Герои настолько чётко описаны, что в воображении предстают в 3D. Такое ощущение, будто короткометражный фильм посмотрела! Понравилось, очень. Не надо на свалку!
Музыку не слушала. Читала внимательно. И вдруг стало так пусто и больно. Проникновенно написано... Просто и в тоже самое время очень затрагивает. Мне понравилось. Продолжайте...
рассказ в стиле мной горячо любимого джека лондона вы прекрасно описали чувство печали, грусти, и самого мной не любимого чувства грядущего одиночества, но правда без которого я не могу писатъ свои рассказы. спасибо музыка правда не в моем вкусе
Без нее я бы тут понасрал везде и ушел. Написал бы что-нибудь вроде: "кислая, посредственно-драматизированная попытка выжать слезу из неподготовленного человека".
А так получается довольно искреннее повествование. Простая, одноразовая трагедия, из тех, что остаются далеко от сцены.