Это вторая версия моего рассказа «Все пройдет». Интересно ваше мнение, какая версия лучше. Спасибо!
В прихожей резко хлопнула дверь. Вошла мама. Последнее время Вита почти не виделась с ней. Та бегала по организациям, фондам, больницам, советовалась, искала. Но все равно все сходилось в одной точке – Израиль. И суммы, озвученные клиниками Израиля, не столько вселяли надежды, сколько вызывали боль.
Диагноз Виты звучал предельно понятно, без длинных терминов. Но тем он и был тяжёл. Вита силилась понять логику Бога, зачем Он обрек ее на заведомо неравную схватку? Почему ни один врач не берется ее лечить? И почему все говорят только одно – Израиль! Может, Бог хочет отправить Виту таким сложным путём на родину ее предков? Папа давно живет в Израиле. А мама двадцать три года назад не поехала с ним. И, как потом выяснилось, не поехала она вместе с Витой. И теперь внезапная болезнь все равно ведет ее окольными путями на Святую Землю! Странный замысел.
- Все это выглядит фантасмагорически! – каждый день заявляла Вита маме, глядя на ее суету, напряжение нервов и опасаясь уже больше за ее здоровье, а не за свое.
- Авиталь! Мы просто так не сдадимся, - строго называя ее полным именем, говорила мама.
- Такие деньги! Я лучше умру, чем оставлю тебя бомжихой, - кричала Вита.
Увидев маму в промокших ботинках и в солнечных очках, Вита приготовилась снова напомнить о бессмысленности усилий. Но мама ее опередила:
- Все! Денег не нужно. Я сгоняла опять в Сохнут! К консулу запись была аж на июль! А они - нате завтра! Я им сказала – онкология, так они бегом оформлять. На, заполни анкеты. И завтра поедем на Большую Ордынку к консулу. Господи! Репатриируешься и получишь бесплатное лечение в полном объёме! Слава Богу! Хоть какая-то польза от твоего отца.
Мама не ждала ответа. Она выпалила все это куда-то поверх головы Виты и начала креститься на купола храма Серафима Саровского, которые виднелись в мутном застеколье окна. А Вита вдруг заметила, как мамино лицо постарело. Оно как будто свернулось в крепкий узел.
- Внимательно заполняй синей шариковой ручкой без помарок, а я побегу дальше, мне еще надо в банк. Отец уже летит из Тель-Авива. К консулу пойдёшь с ним! – голос мамы осип от волнения.
Выпив остывшего чая прямо из чашки Виты, которая наливала себе этот чай полчаса назад и совершенно о нем забыла, мама снова хлопнула дверью, оставляя за собой свежий призрак спасительной израильской мечты.
Вита вчитывалась в вопросы анкет. Писать старалась красиво, разборчиво, разрывая соединения букв, чтобы сделать их печатными. И даже снова, как «раньше», начала грызть кончик авторучки.
- Место рождения, место проживания, ваша религиозная принадлежность, иудаизм, не религиозен, атеист, так-так, ничего не понимаю, - глухо произнесла Вита, перечитывая еще раз и еще раз вопрос. Она положила ручку и попыталась осмыслить разницу между атеистами и нерелигиозными людьми. - Ладно, можно оставить незаполненным пока, - ответила сама себе.
Мысли все больше убегали к папе – они не виделись целых десять лет. Лицо папы в памяти немного стерлось, ближе и яснее был его густой громогласный голос в телефонной трубке и особая стать, присущая крупным серьёзным мужчинам. Рядом с папой возникало ощущение защищённости, тепла и спокойствия. Он все знает, он все сделает, он все организует.
В консульстве было много народа. Мама осталась ждать на улице, она была не в силах сдерживать волнение и боялась этим навредить. Вита с папой были приглашены без очереди в просторный кабинет с высокими потолками и массивным письменным столом посередине. Консул оказался приветливым пожилым господином в дорогом костюме, со старомодными запонками в рукавах рубашки и с пушистыми чёрными бровями, перекинутыми через все лицо, словно шлагбаумы. Периодически «шлагбаумы» поднимались и опускались, выражая участие. Виту и ее отца консул принял как родных, усадил, угостил печеньем, расспросил о здоровье, и заверил, что они и глазом не умеют моргнуть, как виза будет готова! Он лично не видит к тому никаких препятствий.
- Такс, проверочку сделаем быстро. У вас так мало документов, что проверять-то нечего, - шутливо подбадривал консул, - А мама репатриируется? – консул уставился на папу Виты профессионально пытливым взглядом.
- Нет. Я забираю дочь и точка. Давайте побыстрее, - ответил папа, строго взглянув на консула и многозначительно кивнув на документы.
- Маму потом, хорошо, - опустив «шлагбаумы», консул углубился в анкету, - Такс, а вот тут забыли галочку поставить, моя дорогая.
- Где? – вздрогнула Вита.
- Вот, - ткнул пальцем консул в «религиозную принадлежность».
- Христианская, - ответила Вита.
Папа посмотрел на Виту вопросительно, потом кашлянул и проговорил ей тихо с командной интонацией:
- Ставь «не религиозен».
Консул перестал улыбаться и глубоко вздохнул. Лицо его поскучнело и как будто сдулось.
- По закону о репатриации мы принимаем либо иудеев, либо атеистов, либо религиозно безразличных граждан, - монотонно отрапортовал он.
- А в чем разница? - спросила Вита, ощущая, что вот сейчас откроется то, до чего она сама вчера не додумалась.
- Есть такая категория репатриантов, которых, как бы сказать, насильно крестили, чаще всего в младенчестве, понимаете? То есть неосознанно. Какое же это христианство? Одно недоразумение! – пояснил консул, уже потеряв радостный настрой.
- Так, дайте-ка мне, - властным движением длинной богатырской руки, обтянутой ярко-голубой рубашкой какого-то модного бренда, папа взял ручку и, с лёгкостью дотянувшись до анкеты, ввинтил аккуратную галочку в пункт «религиозно безразличен». - Ерунда какая-то, чего тут думать. Это же моя дочь! Мать ей навешала христианства, а теперь девочка возвращается в родные, так сказать, исторические объятия. – Папа развёл руками и широко улыбнулся, добавив фразу на иврите: «Всему свое время».
Папины прямые, выгоревшие на Израильском солнце, брови встали умоляющим домиком.
Консул вскинул и снова опустил «шлагбаумы». После чего протянул авторучку Вите.
- Нужна ваша галочка, моя дорогая.
Пока Вита растерянно смотрела в анкету, папа продолжал заговаривать зубы консулу:
- Обрядческий культ на почве суеверий матери. Тору поизучает, с иудеями пообщайтся. Привыкнет. Да, Авиталь? - папа с торжественностью произнёс полное имя Виты. - Имя, кстати, я выбирал.
Вита обрушила возмущенный взгляд на отца: папа даже не приехал, когда она родилась, имя ей выбирала мама! Папа перешёл на откровенное враньё! Значит, вопрос и правда серьезный. Просто так папа бы не стал обманывать.
- Безусловно. Имя прекрасно! – твёрдо глядя на юную репатриантку, консул ждал. Вита сжалась и быстрым движением посадила поверх четкой папиной галочки почти незаметную свою.
- Вот и чудно. Ждите звоночка. Вас проводят, - сказал с победным облегчением консул и, пролистнув оставшиеся анкеты, сложил их в серую папочку. Окончательно захлопнув «шлагбаумы», он тяжело поднялся. В тишине послышалось выверенное дипломатическое поскрипывание паркета.
Виту охватила жгучая тоска. Невидимая линия только что отделила ее от чего-то очень ценного, как будто отрезала ее от самой себя.
- Стойте! – выкрикнула она в сутулую спину уходящего консула. - Я отказываюсь!
Консул остановился и укоризненно посмотрел на отца Виты.
- Я отказываюсь. Я не еду! – снова повторила Вита.
Она готова была умереть прямо здесь. Папа попытался сделать знак консулу, чтобы тот не беспокоился - ребёнок просто перенервничал и папа сам с этим разберётся. Но консул был искренне любопытен.
- Почему же? – поинтересовался он.
- Я без Иисуса Христа не поеду.
Неодобрительно покачав головой, консул хотел что-то мудрое изречь, но махнул рукой, переложив эту неблагодарную роль на отца.
Ноги Виты стали деревенеть, и в голове загрохотал голос ее духовника, батюшки Иллариона: «Молись Серафиму, все пройдет, все пройдёт… Господь не оставит…»
Папа успел подхватить и тремя огромными шагами перенёс бледную Виту на кожаный диван у окна, пока сотрудницы в одинаковых бордовых костюмчиках семенили за ним и спорили на иврите, что сначала нужно сделать – дать таблетку или открыть окно. Острая свежесть раннего апреля ворвалась в лёгкие. Вита открыла глаза. И увидев встревоженное лицо отца, старалась подробнее запомнить ямочку на подбородке, седые виски, гладко выбритые широкие щеки, небесно-голубой воротничок рубашки и сложную геометрию морщин на лбу. Чтобы подольше не стиралось из памяти…
Заставляет задуматься конечно... В последнее время какие-то прям знаки, связанные с верой. Новый сериал "Викинги", там была интересная параллель. С одной стороны викинги-язычники, которые добровольно приносили себя в жертву, чтобы попросить помощи у Одина для своего города, с другой недавно обращенные викинги-христиане, во имя божье вырезающие целые города язычников... И то, и то не здраво. Так и тут. Ребенок принимает абсолютно идиотское решение только из страха потерять Иисуса Христа. Тут вот и есть, мне кажется, вина матери, которая слепила из ребенка религиозного фанатика. И вина отца, который не был рядом чтобы это предотвратить. Бросил ее... Ребенок это очень большая ответственность. Это чистая, концентрированная любовь. А когда большие и "умные" за счет этой любви кормят свое эго, не остается ничего. Маленькая, смертельно больная Авиталь. Полуживое воплощение их совместных ошибок. А написано прекрасно. Пойду грустить.
Сама по себе вера — это хорошо, это даже здорово. У этого чувства/назовем это чувством/ есть лишь всего один но главный нюанс, оно никогда не доводит до добра, когда фундаментальное значение данного понятие не упирается в здравомыслие и сознательность. Впрочем, я прогуглил, даже Википедия обозначает веру как(дословно): «признание чего-либо истинным независимо от фактического или логического, преимущественно в силу самого характера отношения субъекта к предмету веры». Иными словами — чушь собачья. Тупо предрассудки и субъективизм. Даже диву даюсь, как при такой формулировке понятие «вера» возвысили в нечто очень чистое и высокое, потому как еще раз повторюсь, не основанная на осознанности и здравомыслии вера — это изначально патовая комбинация, с неизбежным ходом к корыту. Ладно, простите, я что-то отклонился, тем более что в данном произведении она не одна, а скорее вкупе с принципом. Итак, что имеем? Излечивание смертельной болезни ценою в отречение от бога? Это скорее фантик, всего лишь наружная обертка, полагаю, тут настоящая цена это отречение от матери и всего что раньше было. Правильно это, или нет, не мне судить, тем более при абсолютной неизвестности обоих вариантов итого. Что сказать то хочу, да просто то, что выбор ее пусть и на первый взгляд глупый и по хорошему вообще не касающийся никакого бога, я понимаю. Очень возможно, что это не тот разбор который надо, не столь творческий, сколь философский и по сути, но раз дело дошло до него, то значит по первому все более менее гладко. Единственное, за что сильно зацепился, это несовместимая перемена отца по отношению к консулу.
Цитата
Давайте побыстрее, - ответил папа, строго взглянув на консула и многозначительно кивнув на документы.
Цитата
- Так, дайте-ка мне, - властным движением длинной богатырской руки, обтянутой ярко-голубой рубашкой какого-то модного бренда, папа взял ручку и
Цитата
Папины прямые, выгоревшие на Израильском солнце, брови встали умоляющим домиком.
Ну не будет тот кто выше так сразу меняться и сам умолять того, кто гораздо ниже. Неестественно это, от слова совсем. Настаивать, заставлять.. но никак не умолять. Так что, или чуть спустите первоначального папу сверху по отношению к консулу, или поднимите его последнего с пола.
P.S. данный разбор является ответом на второе произведение, за не оставленное место для чуда. Где выход — взаимоуважение. Время возвращенное в ответ. Но здесь, как и у веры есть один решающий все нюанс. Не лесть, но только честность придает тому удельный вес, а иначе это песнь кукушки петуха, которая на сайте и разъела смысл критики в основе.
P.P.S. Можно правда углубится еще, и даже расчленить на атомы, почему все так, почему не человек контролирует порывы, а они контролируют его, и откуда заместо объективности и адекватности растут ноги у пристрастия и предвзятости, но это уже слишком вопросы не по теме и не к месту. Да и проще гораздо человеку, в эти вопросы вообще не лезть, инстинкты, чувства, эмоции.. по завещанию это что-то неопределимое и совершенно необъяснимое, а значит, если как по простому, то оно и ладно… когда на самом деле, если по самой сути, то это просто ничего не означающие слова, и как по сложному, то ими прикрыта некая непреодолимая для разума стена, непреодолимая, опять же по завещанию, но стоит лишь ему понять «как», и даже краем глаза заглянуть за нее, как сразу же от увиденного в судороге сводит мозги. Что, собственно, и является частичным ответом, как оставленным местом для чуда, в произведении первом.
Ой, только увидела разбор! Спасибо! Позволю себе замечание насчёт последней фразы - Рубик, это фамилия. )))) Так что смысл фразы несколько пугает.
Теперь о тексте. Не хочу вступать в дискуссию по поводу веры. Я всегда говорила и еще раз скажу - считаю веру личным делом и никто не вправе кого-то переубеждать. Нет в этой теме правых. Рассказ я написала этот только потому, что прочитала статью о реальном таком случае с молодой девушкой и меня сильно зацепило. Именно зацепило как верующего человека, потому что я не согласна с позицией священника и мамы, которые деликатно отошли в сторону и дали юной девушке, испуганной и растерянной, принимать такое сложное решение самой. Я просто немного знакома с темой репатриации и знаю, что обычно ради спасения жизни сами священники одобряют более формальный подход к галочкам в документах, не считая это какой-то ключевой теологической дилеммой. Есть жизнь, а есть галочка. Но тем не менее, история такая была и девочка умерла в хосписе, отказавшись от репатриации.
Цель рассказа - поднять этот вопрос, высветить, но ответа там на него нет. Просто потому, что у меня его нет. Спорить здесь не о чем. Но за разбор все равно огромное спасибо. Всегда интересен взгляд со стороны.
потому что я не согласна с позицией священника и мамы, которые деликатно отошли в сторону и дали юной девушке, испуганной и растерянной, принимать такое сложное решение самой.
если вы пытались передать именно это, то лично по моему мнению, у вас совершенно не получилось. Прямо наоборот, мать всячески помогала и способствовала, ну а священника, как некий значимый и что-то решающий фрагмент, я вообще не приметил.
Я как человек не согласна, то есть если бы дело касалось моих близких, я бы наверное вела бы себя иначе. Но как автор я решилась высветить вопрос, не предлагая конкретного ответа. Я лишь рассказала об этом. Но наверное мое мнение просочилось между строк все же)
Ну не вижу я греха за матерью, наоборот, убивается, мечется.. даже квартиру хотела продать. И неважно где потом сама останется жить, да притом еще и одна, лишь бы с дочерью было все хорошо. То есть, если что и в ее отношении не так, то это скорее вы не так подали.
Уж вы наверное, знаете детали. Наладили бы производство, а если уже ключ бъет, то и трубопроводы к ждадущим. А то пользуетесь, неким правом, а мы тут бедствуем.
Почему-то мне этот вариант нравится больше. Может роль отца подкупила. Концовка - с запоминанием лица - однозначно сильнее. Блин, я в какой-то момент подумал, что в этой версии она всё таки поедет в Израиль. Но, тогда вся соль уйдёт, верно? Начало первого дубля было плавнее - подоконник в трещинах, храм, жизнь "до", переживания гг ... а тут сразу к делу. Я бы оставил начало как было, особенно слова батюшки, которые Вита в конце вспомнит. Авиталь - "росса моего отца". Красивые имена израильские.
Первую версию смотрел профессиональный рецензент, предложил отрезать начало и поменять маму на папу, вторую версию профессионалы - еще два рецензента одобрили. Но мне трудно определить, улучшился рассказ или нет. Вот решила спросить у читателей))
Привет. Может и нечестно, ведь я и первый и второй вариант рассказа не осилила до конца, зато имею что сказать (вот это наглость с моей стороны, конечно). Почему не дочитала, не хочу сопереживать тяжести-горести, которая вплетена в повествование. первый вариант: академичен, но сух, второй: проще, зато живее. Ну, я так, навскидку, их сравнила между собою. Интересно, а идея одна и та же? и не получилось ли два разных рассказа (не версии) на одну идею? Узнаешь, когда прочтешь Но мне кажется, что это разные рассказы, да даже дело не в лучше, не хуже (улучшился ли рассказ), а в том, что ты хотела донести. Где это сильнее раскрыто? Реши сама, как художник. Так то я нахалтурила: не дочитала до конца (оба рассказа), зато вероломно высказалась.
Привет! Ну мне вот такая реакция и была нужна. Хотя жаль, что все же твой сравнительный анализ нельзя считать полноценным, тем не менее можно его считать полезным) Вот так как-то. Ладно, в целом уже ясно - мою сложную мысль на 8000 знаках раскрыть не удалось ни там, ни там. Спасибо)
Почему ты считаешь что не удалось? Исправь, если ошибаюсь. История о сложнейшем выборе человека. Когда можно пойти на сделку с собой, прикрыв глаза на веру которая так долго придавала сил, и получить практический шанс на спасение. Осуждать Израиль в этом контексте чиатель не сможет, если вникнет в его историю, и поймет причины таких законов. Остается острая пища для размышлений о самом выборе Авитать, и подобных ситуациях - где переменные разнятся верами и законами, принципами. Все сводится к вопросам "готов ли я пожертвовать материальной безопасностью"? и правильно ли я делаю? И я думаю, что каждому приходится отвечать на них самому. А потому невозможно дать окончательных и верных ответов. Более того, никто на самом деле не знает как он поступит на деле. Лично я бы, думаю, что смог бы пойти на такую сделку, и поставить галочку напротив "не религиозен". Но при этом, я понимаю героиню, не осуждаю, тем более не смеюсь. Есть некая помесь уважения с недоумением и жалостью. Но выбор этот, логически, и даже духовно, я могу понять.
Автор находится внутри своего творческого «Я», ему сложно оценивать. Для того мы и просим других посмотреть, подсказать. Как увидит читатель, я вообще не могу никогда предсказать. Спасибо большое за обратную связь.
0
с моей стороны, конечно). Почему не дочитала, не хочу сопереживать тяжести-горести, которая вплетена в повествование. 