1

Прислонившись виском к холодному стеклу окна, вжав мощное плечо в стену, Славик зачарованно всматривался в неведомую снежную даль... Не то будущего, не то прошлого. Белка смотрела на него, сидя по другую сторону стола на табуретке и обняв двумя руками горячую кружку с чаем. Она пыталась представить, где он сейчас витает, в каких дебрях параллельных реальностей. Ей хотелось нырнуть туда вместе с ним.

Славик всегда называл ее только так - Белка. Обычное имя Лариса давно побледнело и высохло от нечастого воспоминания о нем. Фамилия Лесникова, доставшаяся десять лет назад от мужа, заиграла новыми красками, присоединившись к новому имени  и создав иллюзию сказочного леса, где всегда тепло, много солнца, где поют соловьи и по ночам летают милые светлячки. Белка Лесникова будто эльфийская принцесса, светящаяся изнутри волшебной силой, протянула горячую ладонь к Славику и дотронулась до него, желая освободить наконец из плена мыслей. Он очнулся.

- Ты сегодня горячая, - заметил он и спрятал ее ладошку в свои холодные жилистые ладони.

- Я? - хихикнула Белка, выдергивая руку. Она наклонила голову и игриво посмотрела на Славика исподлобья, обсыпая его озорными искорками, как новогодний бенгальский огонь. Пряди светлых волос стали сползать ей на лицо, и она окончательно рассмеялась, стараясь сдуть их обратно.

- Ты , кто же еще, - тускло сказал Славик, погасив бенгальский огонь Белки и уткнувшись снова в окно.

Белка чувствовала, что-то его мучает, что-то сверлит изнутри. И если он не говорит, что, значит опять то самое, из-за чего в прошлый раз они поругались. И потом он пришел обратно и рычал, как раненый волк, искусав ей все губы. У мужчин эта штука называется - чувство долга. В данном случае перед вечно обиженной женой и двумя сыновьями “трудного возраста”.

- Твои возвращаются что ли? - спросила она как можно тише, бурча  под нос, как считалочку. И чтобы не испортить настроение счастливого зимнего утра кислой ухмылочкой, которая каждый раз возникала сама собой на ее припухших губах, когда она говорила о его жене, отвернулась проверить, как там в сковородке себя чувствуют сырники.  

Сырники и правда уже просили пощады, подрумяниваясь и жалобно шкворча. Белка ловко перевернула их вилкой и обернулась. Славик с тоской смотрел на нее, любуясь обнаженной спиной. Белка была только в фартуке с аляповатыми подсолнухами. Темно-зеленые широкие завязки пышным бантиком лежали на талии и подчеркивали приятные нежные изгибы ее фигурки. Славик смотрел на этот бантик, продолжая витать в параллельном мире. Белка развернулась, облокотилась локтями на стол и нырнула взглядом в эти дебри. Жадно и нахально...

Сначала слегка еще пахло сырниками. Но потом стало свежо, морозно, как будто стекла в окнах растворились в пространстве и белая сверкающая зима ворвалась в дом, затягивая в бурю все живое. Мельтешили мелкие крупицы снега, путая верх и низ, сыпались на потолок, пол, стены, на фартук с подсолнухами, валявшийся в узеньком коридорчике между кухней и комнатой. Снежинки не были холодными, они словно теплая пушистая вата обволакивали, укрывали с глаз странное горячее чудовище, жадно пожиравшее само себя и издававшее то дикий голодный рык, то протяжный победный вой. Чужая квартира на отшибе города то расширялась до огромной залы, то сжималась до беличьей норы. Пространство вскипало и превращалось в сладкий пар сна и безмятежности. Время исчезало, забирая с собой все точки и черточки, нанесенные на когда-то выверенную шкалу планов и обязательств.

Белка проснулась в растерзанной постели одна. Глаза открывать не хотелось.  Она просто лежала, боясь пошевелиться, чтобы не рассыпать пушистые крупинки счастья. Они будут падать на пол и превращаться в боль. И потом целый кокон боли охватит Белку и потащит из параллельного мира обратно сквозь тусклую явь, уличную хмарь на работу, а потом домой к мужу. Как хорошо, что он прилетает из Новосибирска только завтра!

На мыслях о муже затренькал мобильник.

- Да, - спокойно произнесла Белка ровным голосом Ларисы Лесниковой, - Перенесли рейс? Ты дома? Ух ты! Ну тогда я тоже еду. Ну как где, ты же знаешь… Ну конечно, где ж еще. У Светуськи опять. С детворой помогаю. Ага. Ну целую.

Муж никогда не ревновал Ларису. Ни к кому и ни к чему. Он вообще был настолько равнодушен ко всему, что не касалось теории вероятностей или математической статистики, насколько может быть равнодушен тигр по отношению к розам или ромашкам - то есть абсолютно.  Темперамент Аркаши проявлялся лишь в науке. Он постоянно с кем-то дрался в научных кругах, бился в кулуарах симпозиумов или состязался в научных дискуссиях. Ларочка для него - лишь эпизодический серенький предутренний сон, после которого бывает кофе и яичница. Лариса мысленно называла мужа нежным прозвищем Пиф, а себя гипотенузой и смиренно  принимала участь соратницы талантливого человека. Жены коллег мужа, подружки, соседки и тем более маникюрши и парикмахерши поголовно ей завидовали и шептались, как бывает к некоторым несправедливо добра фортуна. “Ведь ни ума, ни фигуры, один голый снобизм” - шипели они… И никто не вспоминал про Ларочкин такой же точно диплом, как у Аркаши, про ее недописанную диссертацию, брошенную ради его карьеры Аркашеньки. Лариса - стертая с чертежа линия. Она присутствует только как предполагаемая тут гипотенуза. Она всем известна, но никого уже давно не интересует ни длина ее, ни квадрат… Ну что ж, она согласна существовать в параллельном мире. В беличьей норке на другом конце ветки метро. Здесь засушено и спрятано про запас ее скромное беличье счастье.

2

Лара с трудом выбравшись из светлого радостного леса, пронизанного солнечными лучами, вошла в свою уютную трешкуна Ленинском проспекте. Все здесь было создано ею. По ее вкусу подобраны шторы к обоям, обои к мебели, мебель к интерьеру. Аркаша ничего не смыслил в дизайне и часто не замечал, что вокруг него - гостиная или кабинет. Лариса так радовалась, когда появилась наконец-то эта просторная и милая квартира. Сколько в ней было пространства, света, воздуха! Но радость быстро угасла, а свет и воздух быстро превратились в пустоту. Все чаще ранила Ларису сумасшедшая мысль - вот если бы они тут жили со Славиком! Одни во всем белом свете! И исчезли бы все эти жены, мужья, трудные сыновья, как будто их не было никогда! Укоротить бы Славке его не в меру длинное чувство долга, как бы всем полегчало! Насколько бы мир стал проще и светлее! Тонны вранья, метаний, истерик, мук растворились бы навсегда в этом счастье. Ну какой смысл жить ему с той чужой уже по сути женщиной, с теми чужими по сути детьми, которые его в грош не ставят!

Лара сбросила сапоги, прошла в спальню, стянула с себя шерстяное платье и накинула тонкий шелковый пеньюар. Ноги сами по привычке нырнули в пушистые тапочки, которые вдруг напомнили ей об упоительном лесном царстве…. Там ей не нужны никакие искусственные заменители тепла и комфорта. В одном переднике на кухне она себя чувствовала эльфийской принцессой, а тут в дорогом пеньюаре - забитой никому не нужной золушкой. Какой-то сплошной парадокс относительности.

Сырники для мужа поджарились слишком сильно, это пришлось маскировать избытком сметаны. Хотя какая разница - у Аркаши нет ни вкуса, ни обоняния к пище. Со сметаной или майонезом он способен съесть подметку сапога и, как всегда сказав спасибо, удалиться в кабинет. Ларису стало мутить от аромата сырников. Соленая тоска разлилась по телу и вот-вот была готова побежать из глаз.

- Что-то случилось? - спросил Аркаша, дожевывая кусок. На его губе ближе к уголку рта белела сметана.

- Нет, с чего ты взял? - вопросом на вопрос ответила Лариса, гремя посудой. Она обернулась и увидела сметану на его губе.

- Нет, дорогуша, я же вижу, что-то не так, - с фирменной ухмылочкой уточнил дотошный муж. - Они чуть не сгорели. Ты для меня их жарила или для соседа?! Что с тобой, ну, в самом деле?!

Его голос долетал как-будто сквозь воду. Лариса как будто погрузилась на дно своей какой-то заброшенной и затопленной шахты и там было сложно что-то видеть и слышать. Вокруг расплывались мутные пятна тарелок, стола, стульев, и большое пятно в аркашиной рубашке  издавало булькающие невнятные звуки… Ей вдруг показалось, что это Славик ее зовет. Он засмеялся, почувствовав на своей губе сметану. Да, да, он зовет ее вытереть эту смешную сметану. Прикидывается, что сам не сможет и зовет ее…

Лариса как заколдованная подошла к мужу, взяла его голову и впилась в его губы, слизывая сметану так, чтобы не осталось и следа. Он ошарашенно дернулся, потом затих. Лариса оторвалась от его рта и очнулась от странного наваждения.

- Неожиданно! - хихикнул Аркаша. Старательно вытерев рот салфеткой, он значительно еще раз посмотрел на жену и удалился в кабинет. В глазах у него запрыгали давно погасшие огоньки.

Лариса нервно засмеялась и отвернулась снова к раковине с тарелками. Ее трясло. Это было какое-то сумасшествие. Она еще раз засмеялась, а потом расплакалась, как обиженная маленькая девочка, которую обманули и подсунули вместо варенья микстуру от кашля.

Эльфийская принцесса бросила посуду, завернула кран и подошла к идеально драпированному итальянской органзой окну. Там все так же белел снег, мелькали машины, с высоты 17 этажа поражал пастельными оттенками нежный зимний закат.  Она на минуточку обернулась Белкой и прыгнула на самое яркое розовое облачко, потом на другое... С облака на облако, с крыши на крышу, огромными ловкими прыжками помчалась в свой сказочный сладкий лес.

3

Аркаша слишком буквально понял неожиданный выпад жены на кухне. Он решил, что Ларочка наконец-то по нему соскучилась после его командировки! Это означало сразу несколько приятных для самолюбия вещей. Значит она его ждала, скучала и главное, она его хотела. Это обстоятельство отозвалось особенным трепетом в душе. Лариса уже давно была отстраненной и чужой. Четко и старательно исполняя роль соратницы и жены, она существовала где-то в другом мире,чуждом и закрытом от мужа. Аркадий старался не лезть к ней в душу, не поднимать острых тем. Зачем пускать лишние круги по гладкой воде идеальной семейной жизни. Мир и тепло в доме были для него важнее истины в отношениях. Да и некогда. Работа требовала полной отдачи и концентрации. Если в семье начнутся проблемы, откуда взять тогда силы на серьезный труд? Конечно, иногда так и подмывало взять Ларису в охапку, потрясти хорошенько и спросить: “Ну где ты все время, Лара? Где ты?” Но Аркаша сдерживался. Зачем? Что это даст? Слезы, нервы, претензии. Достаточно с него нервов в Новосибе с его Котеночком. Она уже столько сообщений на их с ней тайную симку накидала, что хоть обратно лети. Аркадий погрузился в сладостные воспоминания о командировке, о волшебном вечере в отеле с Катей - такой смешной, легкой, радостной, и главное - присутствующей. Она называла его милым и ласковым прозвищем - Ежик! Аркаша закрыл глаза и млел, вспоминая каждый звук в голосе Катюши, когда она произносила это имя - Е-ж-ж-и-к. В Новосибе Аркаша забывал свое настоящее паспортное имя и становился самым смешным, дурашливым и игривым Ежиком во всей сказочной чаще. Он кусал своего Катеночка, покрывал поцелуями, придирчиво обнюхивал и нежно щекотал! Он превращался в необычного Ежика, которых не бывает в природе: его колючки были пушистыми и никогда не кололись.

Возвращаясь домой, точнее уже сидя в аэропорту и ожидая московского рейса, Ежик оборачивался снова Аркадием Михайловичем, солидным и скучным дядькой сорока шести лет.

Если бы Ларочка хоть на денек, хоть на секунду смогла побыть просто смешным котеночком, цыпленком или рыбкой, а не вечно молчаливой классной дамой, напоминающей правила грамматики… “Страшно даже задаваться вопросом - зачем? Зачем мы вместе с Ларисой? Что ее держит? И меня?” - думал Аркадий, лежа в супружеской постели на самом краю и глядя на одну единственную звездочку в окне, застрявшую в облаках, как светящаяся муха в черничном сиропе.

Аркадий неуверенно протянул руку к жене. Рефлекторно при воспоминании о Катеночке, рука потянулась к мягкому и округлому женскому телу. Он вспомнил поцелуй на кухне с обостренным ощущением приливающей к низу живота силы. Желание накрыло его с головой… Ему было все равно, кто это - Лариса, Катя. Просто чтобы своя, чтобы родная, горячая и жаждущая его.  

К его удивлению, которое он сумел осознать не сразу, Лариса ответила ему вполне искренне. Не как раньше - постаралась быть хорошей женой и умело исполнила свой долг - а как-то легко, порывисто, страстно. Что-то определенно с ней случилось. Или с ним? Может быть благодаря Катюше он стал брутальным самцом для собственной жены? Парадокс, в самом деле.

После бурной ночи Аркадий вошел на кухню, забыв как положено надеть халат и побриться. В хлопковых клетчатых трусах, шлепанцах и не умытый, слегка позевывая, щелкнул кнопкой кофемашины и плюхнулся на стул. Ларисы на кухне не было. И это само по себе выбивалось из привычного уклада тихой семейной заводи. Прислушавшись к напряженной тишине, Аркадий раскладывал ее на отдельные компоненты. Кофемашина гудела, выплевывая в чашку черную жижу, у соседей что-то грохнуло и покатилось, на улице отдаленно повизгивала сигнализация чьей-то машины. И тихонько журчал душ в ванной. Лара в душе, вместо того, чтобы подавать мужу завтрак? Это что-то новенькое!

Будто услышав мысли Аркаши, Лариса выпорхнула из ванной - свежая, с мокрыми, облепившими ее лицо волосами, с задорно заострившимся носиком. Улыбка ее светилась какой-то новой блаженной благодатью. Вся она была смешная и маленькая в сильно пушистом рыжем халате!

- Белка! - пробормотал муж, как заколдованный глядя на новую Ларису...