Белый рассвет. Глава 3 (Часть 2) Степень критики: Пишите, пожалуйста, все, хотя бы пару строчек!
Короткое описание: Небольшой роман для подруги, основанный на одной из самых трагических и печальных историй в мире, которую давно забыла история. Настоятельно рекомендую слушать песни, названия которых указаны в тексте!
Max Richter – November
Я почувсвовала, как опять поднимается температура, как кровь закипает в жилах, как стучит кровь в висках, как лицо покрываеться капельками пота. Легкие нуждались в потоке свежого воздуха и я прильнула к окну. Я снова не сображала, не помнила, где Альба, где Уильям, где Клара. Я вообще туго понимала, что со мной происходит, хотела лишь выбраться отсюда.
Сквозь мутное поцарапанное стекло виднелись очертания домов. Я прислонилась лбом к холодному стеклу и тяжкий выдох вырварлся из груди.
Капли дожня стекали по окошкам, я прижимала к ним свои пальци, но ничего не чуствовала. В этой тесной, старой, пыльной комнате все душило и давило на меня. Я настежь распахнула окно, другое, закатала рукава и высунула их на улицу. Прохладная морось омыла мои руки, я стояла, закатив глаза, но вдруг Перси отодвинул меня в сторону, закрыв окно и снова усадив меня в кресло, как тряпичную куклу. Он дал мне бутылочку с лекарством, объяснив, что через полчаса я усну крепким сном и проснусь почти здоровой, а пока я буду пить, он поднимется наверх посмотреть, как там Уильям. Я послушно сидела, выпивая содержимое бутылочки – что-то мятное, приятное пахнущее и не менее приятное на вкус – и смотрела на обрамлявшие оконную раму выцвевшие занавески. Внезапно что-то привлекло мое внимание. Вернее, кто-то. Это была моя девочка, моя Альба, она стояла, прижав свои маленькие пальчики к самому стеклу. Ее спокойное, мягкое личико в обрамлении намокших кудряшек, смотрело на меня, улыбаясь.
- Альба! - я вскочила, легко и быстро, мигом пересилив свою немощность и слабость, будто лесная лань, услышав зов своего малыша. Я выпила лишь часть снадобья, остальное ярким пятном растеклось по полу в голубоватую лужу. Стоящая рядом Пира в испуге опрокинула поднос. Романа, одевая шляпу, собираясь, видимо, пойти за врачем, от неожиданности даже не успела окликнуть меня. Перси, наверное, был на кухне, не знаю, но мне было все равно, ничегоо не могло удержать меня, ведь я видела ее в окне, видела!
Я кинулась в коридор и распахнула тяжелую дверь; в нос ударила резкая вонь, холодный дождь окатил ледяной струей, но мне было все равно. Я пробивалась сквозь толпящихся вокруг бедняков, по скользкой грязной брущатке, спотыкаясь на каждом шагу и хватаясь руками за прогнившие повозки торгашей или заплеванные стены, ломая ногти об острые выступы. Я никогда не была так близко к нищим. Перед самым лицом они были в разы хуже, чем выглядели издалека, от них несло мочой, луком, кислым молоком, они вплотную прижимались ко мне в забрызганной одежде, пытаясь протолкнуться вперед. По бокам узкой улочки стояли торговцы с лотками протухшего мяса, гнилой капусты, горелого хлеба, потрошенной рыбы и множеством товаров не первой свежести и качества.
Одни люди трудились по пояс в мусоре. Женщины трясли решетом; на головах у них были коричневые шляпы, заношенные платья подоткнуты, спереди повязаны кожаные фартуки. Мужчины ходили по улицам в выпачканных куртках с капюшонами, откинутыми на спину, ведя уморенных лошадей, впряженных в телегу с коробом, и выкрикивали: «Труха а-лья! Труха а-лья!» Они останавливались возле домов, где нужно было собрать угольную труху, наполняли ею ведра, высыпали в тележку и везли на свалку, где помимо свиней, роющихся в поисках съестного, и кур, клюющих капустные листья, в высоких кучах мусора усердно копались мужчины, женщины и дети. Целый день они отделяли угольный шлак от золы, первый шел потом на кирпичные заводы, золу продавали на удобрение. Раковины устриц , старые утварь, ветошь, одежда, кости и разбитые кирпичи — все находило своего покупателя и приносило доход.
Остальные же лежали по обочинам, в порванной одежде, отощалыми от голода руками, с опухолями, выпавшими зубами и облысевшими макушками; маленькие дети дрались за кусок черствой булки, таскали друг друга за волосы, некоторые боязливо прижимались к материным юбкам, пугливо поглядывая по сторонам. Нищенки, сидя на коленях возле таверн, тоскливо завывали о помощи, прижимая к грудям свертки с младенцами.
- Леди! Дайте моему чаду монету на крещение! - схватила меня за ногу одна из прошащих, лихорадично качая перепачканный платок с ребенком. Синие распухшее личико, одубевшее от холода и голода выглядывало из-под ткани.
- Он же... мертв! - еле слышно охнула я, с ужасом отпрянув.
- Тогда на похороны! - закричала обезумевшая, но она была не в силах встать, что бы поймать мою ногу еще раз.
Мне не было гадко, я не ощущала презрения или отвращения. Нет, я просто была парализована внутрешней болью, в ужасе от окружающей меня какофонии бедности, страха, безнадежности.
Не помня себя, я бежала под еще сильнее хлынувшем дождем, чувствуя, как промокает до нитки платье, наполняются водой из сточных труб башмаки, распадаются в разные стороны волосы.
- Альба, Уильям, Клара, Альба! - твердила я в безпамятстве, а перед глазами все смешивалось в одну жуткую массу из цветов, запахов и звуков. Я добрела до какого-то моста, не понимая где я и что делаю. Я увидела перед собой Альбу, маленькую, заморенную, в старом платье, прислонившуюся к бочке с алкоголем возле пивной. Это была она!
- Альба! - воскликнула я и кинулась к ней. Но это была не Альба; это была другая девочка, с другим лицом, которая тотчас в панике забилась под прилавок матери, раскладывающей на лотках сыр. Она в оба глаза смотрела на на меня, а я попятилась назад. Нащупав телегу с сеном, я упала возле нее; мне было плохо, я чувствовала жар, несмотря на холод; лицо горело, нет, пылало, будто уголь из жаровни. Снотворное, даже не полной дозы, начинало свое действие. Гогот и ругань прохожих исчезала. Кожа переставала чувствовать стекающие по деревянным балкам воза капли дождя. Только огонь, наполняющий жилы свинцом и худенькое тельце Альбы в желтом платье, подбрасываемое волнами океана...
Три дэ – это когда Вы показываете одно и тоже, только с разных боков. И делать это нужно в одном предложении. Я (!) нашла тридешность в вашем тексте. Вот она:
Я кинулась в коридор ираспахнула тяжелую дверь; в нос ударила резкая вонь, холодный дождь окатил ледяной струей, но мне было все равно.
Полное три дэ. Тут есть действие – есть запах, есть мнение героини о том, что произошло. Это – профессионализм. Не хватает только диалога или монолога после. (Сперва герой что-то делает, потом что-то ощущает, потом ему есть, что об этом сказать) Не знаю… выглядит, честно – как будто Вы спёрли у кого-то. Сразу вычистим: уберём точку с запятой (ставим просто запятую (не двоеточие – эти знаки устарели), запятая – универсальный знак препинания, ей можно заменять любые знаки, кроме точки, мусорные слова (что, и, это); есть ещё один знак – тире – тоже универсальный, хорош для борьбы с мусором. Учительница по русскомуВам об этом не расскажет) потом уберём прилагательные – «холодный», «тяжёлую» – прилагательные ессно иногда нужны, но чем им меньше – тем лучше. Не стоит давать прилагательные через запятую – это пошло. И убираем мусор, смотрите, как Ваше три дэ выглядит в идеале:
Кинулась в коридор,распахнула тяжелую дверь,в нос удариларезкая вонь, дождь окатил ледяной струей, но мне все равно.
Видите, прилагательное «ледяной» я оставила, потому что оно не мешает, а подчёркивает впечатление. А мусор убрала.
Далее едем.
«Женщины трясли решетом; на головах у них были коричневые шляпы,заношенные платья подоткнуты, спереди повязаны кожаные фартуки.»
Снова убираем точку с запятой, и показываем в три дэ и без мусора – женщины тряслирешетом, коричневые шляпы бросали тень на смуглые лица, ветер трепал поношенные платья, подвязанные спереди кожаными фартуками.
Никаких «было», «на головах» (понятно, что шляпы не одевают на задницы, а только на головы) и тд. Так – годно.
То есть, три дэ – это когда словам тесно, но мысли просторно. Это когда в одном предложении вы смотрите на происходящее замечая разные вещи, которые в ритме, создают ткань, атмосферу, характер – да что угодно. Упор на детали – важен, но главное знать меру.
Теперь о баянах. Я специально оставила их наконец, чтобы Вы не подумали, что я тут вас хвалить пришла. Баяна – куча. Самый главный – чаще всего встречающийся в письме от первого лица – якание. Мусорное якание, когда можно писать от первого лица вообще – избегая слова «я».
Я почувсвовала, как опятьподнимается температура, как кровь закипает в жилах, как стучит кровь в висках, как лицо покрываеться капельками пота.
Выражение «я почувствовала» - графоманское, читателю плевать, что чувствует герой, если он это не переживает, а рассказывает. Перечисления с использование «каки» через запятую – дёшево. Исправляется просто: выделяется и удаляется.
Мусор в сравнении.
я вскочила, легко ибыстро, мигом пересилив свою немощность и слабость, будто лесная лань, услышав зов своего малыша
Сравнение – это как бы невзначай, на сравнении нельзя акцентировать внимание, сравнение – это «миг между прошлым и будущем», его нельзя перенасыщать мусором, вроде «лесная лань». Просто «лань». И понятно козе, что она не в городе живёт. Мусор классический – «свою» вторая «и» (заменяется запятой), «легко и быстро» - рецидив прилагательных, общее отсутствие три дэ.
И так убого выглядит 90% текста.
Обобщим.
Атмосфера – не главное в искусстве, главное – математика. Стройте сюжеты и композиции – ведь даже в музыке, которую вы выбрали прологом вашего труда, система – есть. Завязка, кульминация, развязка. Почему нет системы в Вашем тексте? Чтобы написать годное произведение нужно приложить килограммы умственного труда, это сложно, но результат того стоит.
Музыкальная композиция – офигенная. Поэтому страшной ошибкой было ставить её эпиграфом произведения. Никогда не ставьте в свои тексты куски чужих гениальных произведений. Это сильно убивает текст начинающего писателя. Сводит всё на нет. Музыку вставляют в тексты обычно… бездарности, вроде Стогоффа. Нафиг на этих клоунов ровняться.
Сюжет
Сюжета в тексте ноль. Так понимаю, Вы вообще не ставили перед собой задачу построить более-менее крепкую композицию. Это заметно. Заметно то, что в первую очередь Вы пытались создать атмосферу. Пользуясь музыкой.
Что тут можно сказать… как зарисовка, полезное упражнение - может быть, как самостоятельное произведение – ни в коем случае. Авангард не может быть произведением. Атмосфера – не главное в литературе, атмосфера, атмосферность – это предмет дизайна, а дизайн не является искусством, дизайн это украшение, функционал, внешний вид. Должна быть сюжетная линия, а не мечущаяся хрен пойми куда героиня, не пришитые левым числом декорации. Опять же не скажу, что это дурно – я сама конструирую атмосферы пользуясь хорошей музыкой выдающихся композиторов, ничто не помогает в работе писателю так, как музыка. Но это – не главное в работе писателя. Главное – увы, «скучная математика» - композиция, построение, чертёж, схема, система. Вот в этом у Вас пробел. Делая скидку на возраст, скажу, что переживать не надо, со временем и желанием, всё придёт.
Слог.
Знаете, я как бы пишу честно, может, Вас удивит, но я нашла несколько весьма добротных кусков. Начну с них, а потом откровенно засру то, что мне не понравилось. Обобщая, скажу, что слог Ваш – имеет все признаки рассказа, в плохом смысле слова, в то время когда современная литература требует непосредственно показа. Но, начну с хорошего:
Наблюдения:
Остальные же лежали пообочинам, в порванной одежде, отощалыми от голода руками, с опухолями, выпавшими зубами и облысевшими макушками; маленькие дети дрались за кусок черствой булки, таскали друг друга за волосы, некоторые боязливо прижимались к материным юбкам, пугливо поглядывая по сторонам.
Годно, только показывайте – пишите не «как происходят события» а «они происходят» - покажите, как тянуться эти руки, покрытые волдырями, покажите, как поднимается пыль из-за драки за кусок чёрствого хлеба – смешивайте описания и действия, как живописцы смешивают краску, не пишите локально, мешайте ощущение, впечатление и прямые действия – так вы сможете связать добротный свитер атмосферы и прикрыть им оголённое тело сюжета. «Ветер обдал женщину» – это рассказ. «Ветер заглянул под юбку» – это литература. Потому что действие.