Вечер дышал привычной духотой.

Ее липкие языки проникали внутрь сквозь тонкие стены и драную накидку, что силилась прикрыть вход в небольшую хижину. Стелились по неровной земле, обтягивали полки с многочисленными сосудами, облизывали и без того разгоряченное тело человека, съежившегося и дрожащего на циновке.

Горячие ладони уходящего дня похлопывали по впалым щекам, изрезанным морщинами. Сухие губы роняли обрывки стонов и рваные, едва различимые, слова. Полуприкрытые, воспаленные глаза разглядывали одну точку: в замаранном темнотой углу притаилась Болезнь. Скрывающаяся анаконда, свернувшаяся в тугой ком. Густой кашель когтистыми лапами продрался по горлу наружу. Тело напряглось в ожидании худшего. Громыхая, мужчина судорожно приподнялся.

За раскатами шлейфом пошла пища. Извержение было коротким, но опустошающим. Недавний обед расползался по лежанке, образуя причудливую карту. Тонкие струйки сходились в устье подбородка и осторожными мазками падали на бешено вздымающуюся грудь. Отчаянно хватая воздух, человек утер темной рукой рот и попытался встать. Тщетно.

Из тьмы раздалось шипение, обретающее очертания волн, которые насылает бесконечный океан. Раз за разом, накатывали они, заполняя собой пространство. Окружение обрело донельзя резкие очертания, обросло углами и размытыми краями, от которых отслаивались хрупкие ломти. В голове, набирая силу, звучал глубокий, мощный женский голос, прямиком из сердца угла. Знакомые напевы скальпелем проходились по пиньяте образов, освобождая от лишнего, вскрывая потаенные мысли, доставая их с окраин личного ада.

Память человека солеными дорожками стекала по лицу, освобождая место для встречи поважнее. Он отчаянно уничтожал следы слабости жесткими ладонями, растирая прошлое по лицу. И не слышал легких шагов девушки.

Прикосновение прохладных пальцев заставило его вздрогнуть.

Поставив рядом с мужчиной небольшую пиалу с мутной жидкостью, видение удалилось, прошелестев босыми ногами прощальную мантру.

Краем сознания он ощущал ее присутствие. На обочине восприятия уловил запах худого, но достаточно закаленного трудом тела. Глаза вновь застлал калейдоскоп воспоминаний.

***

Человек, затаив дыхание, наблюдал за прекраснейшей из дев. Спрятавшись в поросли, растворяясь в монотонном ропоте реки, наслаждался погруженной в работу соплеменницей. Брызги сверкают в чернильных густых волосах, оседают на смуглом худом лице. Сосредоточенный взгляд карих глаз прикован к потоку, в ожидании добычи. Напряженные сильные руки сжимают копье, способное пригвоздить счастливый случай ко дну.

Он знал, что не имеет права даже на такую вольность. Не стоит забывать о безопасности. Попасться в руки стражей племени в момент слабости сродни гибели. Положение изгоя – плачевное. Старик отец всегда твердил, что нужно принимать волю богов за проступки с подобающим смирением. Время сглаживает недовольство, расчищая место для понимания и принятия. Он ошибался.

Человек потер обожженными пальцами подживающий порез, оставленный броском камня меткого маленького паренька – сына той, которая замерла с орудием – поправил небольшой топорик и поморщился. Гнев на самого себя густой горячей волной заполнил нутро, сыпля искрами, норовя перерасти в крик. Вожделение бурлило, отключая мозг, пуская осторожность в галоп, за пределы самосохранения. Она совсем рядом – богиня. Та, которая постоянно вызывает невообразимую бурю в душе. Та, которая служит источником любви и ненависти.

Ладони вспотели, ребра стали подозрительно тесны для бухающего колокола. Женщина нахмурилась, высмотрев цель. Резкое движение – обильная россыпь бриллиантов, очередная плюющаяся остатками жизни рыбина. Полные губы расцвели в улыбке, во взгляде заплясали искорки. Она вышла на небольшую песчаную проплешину и аккуратно уложила жертву в корзину. Глядя на нее, последний рубеж внутренней борьбы пал. Человек осторожно выбрался из укрытия.

***

День умер.

Желудок протяжно бурчал, требуя пищи. Губы невыносимо жгло от пойла, которое служило проводником. Ополовинив оставленный сосуд, мужчина осторожно приподнялся.

Хижина куталась в волны, исходящие из злосчастного угла. По стенам ползли бесцветные змеи. Достигая земли, они переплетались в клубки и распадались на мириады искр и спиральных лент. Границы обители тускнели, растворяясь в злобном женском вое. Притаившийся зверь выжидал удобного момента.

Человек невозмутимо наблюдал за тем, как тьма ткет массивную тушу, облачает мускулы в чешуйчатую кожу. Два желтых огня в разрезах глазниц проникали в самую суть. Мужчина, сдерживая позыв негодующего чрева, смотрел в них без капли страха.

Под ноги выкатилась высушенная голова отца. Сосуд, в который человек поместил душу старого дурака. Сморщенный, размером с кулак, осколок былого. Копну волос разметало по лежанке, зашитые глаза слепо уставились в лужу рвоты. Вид вместилища заставил на мгновение забыть о пожирающих изнутри демонах. На мгновение ему показалось, что плотные, выкрашенные красным, палочки, служащие губами, сложились в кривую ухмылку. Мужчина протянул дрожащую руку и поднял тсантсу.

***

Надрез от темени до шеи он оставлял непростительно долго. Непослушные неловкие пальцы норовили испортить столь желанное тело. В груди пылало. Время сузилось до конкретного момента. Он касается ее кожи, еще теплой. Медленно орудуя остро заточенным ножом, человек подрезал мышцы, освобождая голову от будущего святилища. В водовороте мыслей всплывали старые песни ушедшей матери. Протяжные, вязкие. Они пришлись очень кстати.

Перевязав кожу, человек аккуратно опустил ее в кипящую воду. Он понимал, что обязан провести ритуал как подобает. Бормоча под нос «твоя душа будет всегда со мной», мужчина сел неподалеку от горшка. Мир замер.

Заранее подобранные и раскаленные камешки легко справлялись с оставшейся внутри плотью и хорошо прижигали кожу. Человеку нравилось постепенно, шаг за шагом, выстраивать дворец для своей любви. Он сделал первые шаги, а это много значит.

***

Зверь продолжал наблюдать за ним.

Все вокруг обрело до боли резкие краски и запахи. Ночь стала гуще, заставив звезды сиять как никогда раньше. Исчезнувшие стены обретали зыбкие очертания и снова растворялись. Нос терзала вонь разложения и собственных выделений. Болезнь вновь дала о себе знать. Очередной приступ кашля пронзил изможденное тело. Нить слюны потянулась по подбородку. Мужчина пересилил себя и обуздал одного из глашатаев недуга.

Со всех сторон к нему поползли щупальца лиан. Одна из них опрокинула пиалу, расплескав ключ к иному миру на циновке. Упавшая тсантса подрагивала.

Змей выполз из тьмы и вплотную подобрался к человеку.

- Знаешь ли ты, что я есть?

***

Несколько недель страха из-за стражей племени, которые рыскали вокруг в поисках пропавшей. Несколько недель понадобилось ему, чтобы подвести обряд к столь важному завершению.

Крещение болью было пройдено в момент работы с песком, подогретом на огне. Беззлобно шипя, человек наполнял им голову, очищал внутреннюю часть и сужал ее до нужных размеров. Чем дальше он продвигался, тем сильнее ощущал изменения. Он уничтожал некогда прекрасную оболочку, создавая уродливый сосуд для души. Той части, которая ему так дорога. Но он знал, что без жертвы не обойтись.

***

- Я есть то, что пожирает тебя.

Огромное существо высилось над дрожащим мужчиной. Мощные изгибы тела струились по земле. Путы лиан мешали шевелиться, затягиваясь все крепче. Человек не сопротивлялся.

Змей продолжил шептать:

- Ты не останешься в мире живых, жалкое существо. Ты осознаешь это?

Мужчина кивнул. И тут же вскрикнул от боли. Оковы продолжали стягиваться.

Оно опустило голову ниже, пристально вглядываясь в усеянное бусинами пота лицо.

- Мир духов также не примет тебя. Ты обречен скитаться. Вечный изгой.

Но человек не слышал.